Страница 2 из 2
Омулевая бочка (сказка)
Зверем заревело Малое море, затрещали на его берегах вековые деревья, со скал полетели в воду огромные камни…
Гараньке хоть и не по себе стало от такой страсти, а любопытство все же взяло свое, высунулся осторожно из-за укрытия.
Видит: нависла над морем огромная, будто из дыма сотканная голова женщины, страшная и лохматая. Волосы пепельного цвета с проседью, щеки что студень, так и трясутся, изо рта пар густой валит, а губы что мехи кузнечного горна, так волны и вздувают, нагоняют друг на друга.
— Ох, и сила же! — подивился Гаранька и скорей обратно в укрытие полез.
Дедко Савелий встретил парня с улыбкой:
— Ну, как Сарма? Приглянулась?
Гаранька затрясся.
— Ой, дедко, век бы с ней не видеться и не встречаться!
— Да, Гараня, красоту всяк по-своему понимает. Тебе страшна, а для Култука или, скажем, Баргузина — не сыскать краше. Так-то.
Долго ли, коротко ли бушевала разъяренная Сарма, а все же наконец стихла. И когда над Куркутской губой снова заликовало солнышко, вышли рыбаки из своего укрытия и видят: на прибрежном песке, около их стана, лежит прибитая волнами бочка, а на бочке той баклан черный, как обугленная головешка, сидит. Сидел он недолго, поднялся и улетел, а на его место села чайка, белая-белая, и начала клювом копаться в своем крыле.
Рыбаки, конечно, диву дались. И у всех сразу одна дума в голову ударила: уж не та ли это чудесная омулевая бочка всплыла, которую Баргузин и Култук потеряли в давнишнем споре? Но вымолвить этого не смеют — глядят на дедка Савелия и ждут, что он скажет.
Не хватило терпения у одного лишь Гараньки.
— Дедко… она, поди, а?
А тот и сам оторопел, молчит да посматривает на берег исподлобья. Наконец одумался и команду дал:
— Идите за мной!
И повел рыбаков на отмель. Чайка, завидя людей, взмахнула крыльями, закричала что-то по-своему, да и взмыла в воздух. И тут, откуда ни возьмись, другие чайки, а с ними и бакланы поналетели, и такая их тьма объявилась, что неба не видно стало. И начали они всем скопом в море нырять и рыбу доставать да пожирать.
— Добрая примета! — молвил дедко.
А когда подошел и глянул на бочку — не стал сомневаться и тут: по всем признакам бочка та, — и сделана на диво добротно, и выглядит краше всяких других, и дух от нее исходит такой остропряный!
— Ну, Гаранька, теперь-то нам будет удача, — сказал парню дедко Савелий и поглядел на море. А там тоже перемена. То были разные полосы воды: светлые — теплые, и темные — холодные, рыбой не терпимые, и вот на тебе: никаких полос и слоев, одна ровная, одинаковая поверхность. И это дедко Савелий за хорошую примету принял. Повернулся он к рыбакам и сказал весело:
— Сдается мне — богатый ноне улов будет! Тут не надо и воду щупать и корм рыбий искать.
А рыбакам уже и не до того — иная у них забота: что с бочкой делать, куда ее девать, как сохранить?
— Пусть пока тут полежит, не будем время терять, — решил дедко Савелий.
Рыбаки принялись за дело: погрузили в мореходку снасть и выехали в море на замет.
Вот плывут они не спеша и невод помаленьку в воду выбрасывают. А когда выбросили, дедко Савелий крикнул на берег:
— Ходи!
Сам одной рукой кормовое весло к бедру прижимает, правит, а другой бороду поглаживает и улыбается. Удачу чует. Глядя на вожака и остальные рыбаки готовы чуть ли не песни петь, да удерживаются: не хотят прежде времени радость свою показывать.
Не дремали и оставшиеся на берегу, — начали они вертеть вороты и наматывать на них концы невода, чтобы вытащить его на берег. И тут заметили рыбаки с баркаса, что на плесе какая-то заминка вышла: остановились люди.
— Что там? Заело? — подал голос с кормы дедко Савелий.
— Да нет, — закричали с берега. — Тянуть больше не можем, не под силу!
— Экая напасть приключилась, — удивился вожак, башлык по-местному, и давай торопить гребцов, чтоб поднажали. — Надо помочь ребятам.
И вот уже вся артель за вороты встала.
— А ну, ходи! — скомандовал дедко Савелий.
Приналегли ребята, поднатужились. Что такое? Вороты ни с места. И от помощи никакого толку не вышло. Рыбаки еще больше удивились и забеспокоились.
— Хилое дело… — вздохнул башлык и даже затылок почесал от досады. Не рад стал, что столько рыбы зачерпнул своим счастливым неводом.
— Не достать ведь, ребята, по всему видать. Что делать будем?
А что оставалось рыбакам? Один и был исход: распороть мотню и выпустить рыбу на волю. Сколько ни судили, сколько ни рядили, только время дорогое потратили, сошлись все же на том, чтобы хоть невод пустой вытащить.
Так и сделали. Выехали в море на подъездке, распороли мотню у невода и выволокли его на берег. К вечеру высушили невод и починили. И тут дедко Савелий по упрямству своему решил еще раз испытать счастье — что выйдет.
Рыбаки возражать не стали.
Но и второй замет таким же колесом пошел.
Пришлось снова распороть мотню. С тем и заночевали.
Наутро дедко Савелий уже не решился выходить в море, предусмотрителен стал.
Но и делать что-то надо было. С пустыми руками возвращаться — кому охота?
Собрали совет. Дедко Савелий предложил:
— Надо, ребята, волшебную бочку в море пустить. Тогда опять все пойдет своим чередом. Согласны, что ль?
Эх и прорвало тут Гараньку! Вскочил он, закричал:
— Да разве можно бросать такую бочку, дедко? Нам счастье в руки дается, а мы отказываемся от него! Ведь столько рыбы никому не доводилось захватывать! Да с такой бочкой весь свет завалить рыбой можно! Неужели мы такие дураки будем, что выбросим ее?
Дедко Савелий выслушал Гараньку спокойно, а потом так же спокойно сказал:
— Чудак ты, Гаранька! Какое же это счастье, если рыбы много, а взять ее нельзя? Пусть лучше меньше будет, да все в руки нам попадет. Не жадничай, паря, как жадничала Сарма. Ей-то самой надоело, так нам задачку задала, озорница…
А Гаранька на своем стоит:
— Приноровимся еще, — говорит, — и по стольку будем вытаскивать! Ведь вот есть бочка, и рыба есть, а наперед будет или нет — никто не знает.
Но дедко Савелий уже и слушать не стал, сказал твердо:
— Пошли, ребята!
Делать нечего — поднялись рыбаки. Скрепя сердце подался за ними и Гаранька. Около воды остановились, полюбовались еще раз бочкой и столкнули ее в море.
— Пусть по всему Байкалу плавает, а не в одном месте, — махнул рукой дедко Савелий. — Глядишь, лишняя рыба уйдет в Большое море, и тогда везде будет богато ею. А достать рыбу мы всегда достанем, только бы руки да сноровка при нас остались.
А Гаранька совсем в уныние впал, когда увидел, что волны подхватили волшебную омулевую бочку и понесли ее вдаль.
И вдруг из лазоревого море стало темным, потемнело и небо, заволоклось тучами, и все вокруг загудело, заходило ходуном. И волны поднялись такие огромные, что закрыли бочку.
Дедко Савелий нахмурился.
— Баргузин подул, быть нам и сейчас не при деле. Пусть побалует…
Услыхал Гаранька про Баргузина — куда и обида делась!
Кинулся к дедку Савелию:
— Неужели и этого богатыря увидеть доведется?
— А ты на море погляди…
Гаранька глянул — и ахнул: за дальними волнами, там, где море сходилось с небом, поднялась страшная голова с огромными мутными глазами и всклокоченными белопенными волосами, с которых змейками-струями стекала вода. А потом над водой вытянулись крепкие жилистые руки и по всему морю разнеслось, как гром.
— Э-ге-гей!!!
От богатырского зычного крика море заволновалось еще пуще, и Гараньке стало совсем не по себе.
— Ох и чудище! Хоть и не Сарма, а боязно… Но на море глядит, за Баргузином следит.
А тот — свое:
— Э-ге-гей!!!
И тут заметил Гаранька, что в руках Баргузина появилась волшебная омулевая бочка. И не успел парнишка глазом моргнуть, как бочка эта была отброшена богатырем далеко-далеко. И в ту же минуту море успокоилось: тучи рассеялись, и над водами снова занялось солнце, а Баргузина и след простыл.
Дедко Савелий заулыбался:
— Видать, на мировую дело идет. Непременно сейчас Култук откликнется…
— И его мы можем увидеть? — разинул рот Гаранька.
— Сдается, что так.
И только успел сказать эти слова старый башлык, как море из лазоревого снова стало темным, потемнело и небо, заволоклось тучами, и все вокруг загудело, заходило ходуном. И волны по всему морю поднялись такие огромные, что за ними ничего сперва и не видно было, а только через минуту появилась зеленокудрая голова другого страшилища, и на всю морскую ширь громовым раскатом пронеслось:
— Э-ге-гей!!!
Хоть и ожидал появления Култука Гаранька, а все же от крика этого так и обмер, слова вымолвить не смог. А еще больше удивился он, когда увидел в руках Култука волшебную омулевую бочку, которую тот через минуту кинул назад: что-то будет теперь.
А ничего и не было. Просветлело, успокоилось море, и все вокруг озарилось солнечными лучами. Култук исчез, исчезла и чудесная игрушка богатырей — омулевая бочка.
— Мир, ребята, — сказал дедко Савелий. — Видать, Баргузин и Култук будут теперь играть волшебной бочкой, как играли раньше, до ссоры. Согласие между ними установилось. И завидовать друг другу — у кого больше, у кого меньше рыбы — они уже не будут. Всем хватит.
А на морской поверхности между тем снова разные полосы появились: и светло-голубые теплые, и иссиня-черные холодные. Но эта перемена не обескуражила дедка Савелия.
— Ловить рыбу будем так, как ране ловили, — сказал он. — Потрудимся с честью — добудем рыбы, а нет, так брюхо подтянем. В полдень замечем невод…
И вот в полдень повел дедко Савелий свою артель в море. Выметали невод, поплыли назад. На берегу уже концы тянуть начали. Ходко пошло дело! А что рыбы вытащила на этот раз артель дедка Савелия, так не скажешь словами: видеть надо!
Повеселели рыбаки, ожили. Легко стало на сердце и у дедка Савелия. Повернулся он к Гараньке, усмехнулся:
— Ну, будешь еще попрекать меня волшебной бочкой?
Весело улыбнулся Гаранька и ничего не сказал.
— КОНЕЦ —
Бурятская народная сказка
