Страница 2 из 9
Барбара и летние собаки (повесть)
2
На самом деле совершить побег было не так просто, как казалось на первый взгляд. Барбара вспомнила карту мира, которую они всей семьей изучали перед поездкой на юг: до Таллинна было ужасно далеко, во всяком случае, пешком домой не дойти, да и не знаешь как. От родного города ее отделяли реки, горы, леса и болота. Да и не было у нее нужного для похода снаряжения: не было ни палатки, ни теплой кофты, ни шерстяных носок, ни запасов еды и спичек для разжигания костра. Да и ключ ей здесь, на юге, не повесили на шею, как в родном городе, когда она выходила погулять во двор. Конечно, дедушка и бабушка с радостью приняли бы ее в любое время, по чтобы к ним добраться, она должна была бы знать волшебные слова, которые тотчас перенесли бы ее за тысячи километров. Но что поделаешь, какой бы воинственной и падкой на побеги ни была Барбара, в глубине сердца она догадывалась, что рано или поздно она должна будет вернуться на дачу. Торт, наверное, уже съеден. 1 ости ушли… Барбара представила, как Татевик играет на ступеньках своей дачи с шаловливым щенком.
— Лучше уж позже! — решила Барбара. — Пусть они там поволнуются немного, пусть подумают, что я утонула в горной реке, или заблудилась в горах, или волки растерзали меня на куски. Если это их, конечно, касается: ведь им главное, чтобы в доме не было запаха собаки!
Она стряхнула рукой пыль с платья и колен, к счастью, сердитый корень ее не поцарапал, запихала одну конфету за щеку и стала подниматься вверх по горной дорожке. Каждое мгновение, которое ее отделяло от дачи, казалось сладким возмездием. Пусть они там волнуются: ей и здесь приятно погулять! По словам папы, горный воздух должен быть сладким и сытным, как молоко крестьянской коровы. Правда, сейчас это «молоко крестьянской коровы» было похоже на сладко-липучий горячий напиток, который дают кашляющим детям. Вдали белела острая снежная вершина горы — вот было бы здорово взять в потную ладошку холодный блестящий снег! Здорово было бы полизать и холодное сладкое мороженое…
Барбаре вспомнилось, что в холодильнике остались ждать своей очереди восемь сливочных мороженых. Маргит со своей ангиной есть их не может, так что пусть папа-мама лакомятся вдвоем!
Хотя снежная вершина манила к себе, но Барбара знала, что этот призыв обманчив: по этой самой тропинке они всей семьей недавно ходили почти три часа, но вершина не приблизилась: наоборот, казалось, что она удаляется.
Барбара обнаружила рядом с горной тропинкой другую, еще более узкую дорожку и решила посмотреть, куда она ведет. Шла она шла, но, в конце концов, пришла все на тот же луг, где они были всей семьей.
На лугу росло много красивых больших, похожих на золотой ключик, цветов; папа высказал предположение, что это горные первоцветы, а мама предположила, что это — примулы. Истинное название цветов они так и не узнали, но Барбару это не расстроило: она решила, что назовет их «Тоска Барбары».
Барбаре не нравилось петь тогда, когда другие, особенно Маргит, слушали, как она поет. Она сочинила много красивых песен, но каждый раз она пела их под разную мелодию, а старшая сестра, слушая их, никогда не могла сдержать хохот. Когда она пела веселые песни, такие как «Все ежи балуются в сочной траве», то смех Маргит не особенно обижал Барбару, но если она в ванной напевала «Отчаянную жалобу потерпевшего беду в море», а Маргит в коридоре громко хихикала, то иногда у Барбары даже слезы появлялись на глазах. Как может человек смеяться, когда другой поет тоном потерпевшего в море: «О-ой-о-ой, ай-ай, вот приплыла акула, половину меня уже съе…».
Луг с цветами «Грусть Барбары по собаке» закончился рощей деревьев. Недолго походив между деревьями, Барбара заметила, что это не роща, а лес и что самое странное — заколдованный лес, который никак не хотел кончаться, будто бы проглотив «Грусть по собаке».
— Еще не хватало, чтобы я здесь заблудилась! — сказала Барбара себе.
И деревья ответили ей таинственным шумом:
— Заблудилась, да, заблудилась, да!
— Вот так шутка! — сказала Барбара. Лес на это ничего не ответил.
— Ну да, сейчас самое разумное возвратиться на дачу, — решила Барбара. Лес ничего не ответил, но и не кончался.
— Начинаем маршировать! — начала девочка новую песню. Ну и что, если некоторые считают, что она неправильно поет, ведь маршировать ей никто не мог запретить. И впереди лес стал редеть.
Лес скоро закончился, но не так, как Барбара надеялась: за деревьями больше не было луга «Грусть Барбары по собаке», там протянулась желто-серая каменная пропасть, на обрывах которой росла чахлая поросль. Издали была видна гора, похожая на серый хлеб, а за ней высилась та снежная вершина, которая до этого находилась совсем в другой стороне. У Барбары по спине пробежала холодная дрожь от страха, на глаза навернулись слезы.
— Нет никакого смысла плакать, ой, ой, ой! — пела девочка дрожащим голосом. — Лучше уже поспеши домой! Ой, ой, ой!
Ведь Барбара знала, что она не переходила ни через какой горный перевал, значит, дорога домой находится в противоположном направлении, значит, она должна была вернуться по той же дороге. Это Барбара и сделала, но шла она, шла, бежала, бежала, а знакомый луг будто сквозь землю провалился. Во многих местах Барбара думала: «Ага, вот около этой елки со сломанной веткой я уже была!» и «Ох, ох, эти три дня мне знакомы!», но ей приходилось опять разочаровываться: «Нет, это совсем другое место!»
Девочке казалось, что она блуждает уже целый день. Да, такой длинный день, говорят, бывает за полярным кругом, и теперь она стала бояться темноты. Она знала, что на юге вечер наступает не так медленно, как в Эстонии, где солнце садилось долго. В горах настоящего вечера будто и не бывает, светлый день за короткое время превращается в темную, черную ночь. И если она при дневном свете не нашла дорогу домой, то что говорить о темноте… Да и воздух стал более влажным и сумеречным…
— Если я все время пойду прямо, то я должна вернуться на горную тропинку, — решила Барбара и, забыв об усталости, побежала. Но этого она не должна была делать: во время бега она не успела посмотреть под ноги и попала правой ногой в какую-то дырку, глубиной в половину голени. — Ай! — вскрикнула Барбара и замерла от страха: в трех метрах от нее ползла толстая серая змея. — Уходи! Я тебя не трону, и ты меня не тронь…
Девочка не успела закончить фразу, как змея скрылась с глаз. Извиваясь, она исчезла быстро и тихо, будто чья-то невидимая рука потянула ее за веревочку, даже не повернув головы на окрик Барбары. Змея не шипела, как это делают змеи в мультфильмах и сказках, она просто направилась своей дорогой. Барбара знала, что змеи обычно не нападают на людей, если человек сам к ним не пристает. Да, но если бы Барбара поскользнулась на секунду раньше, то она упала бы прямо на змею и… Теперь ей показалось, что трава просто кишит змеями. В горах надо быть внимательной, об этом папа-мама говорили десятки раз. Но Барбара до сих пор считала, что это просто надоедливый разговор взрослых.
Барбара не могла больше сдерживать слезы. Ведь поводов для этого у нее было достаточно: дорога домой пропала, сумерки все сгущались и ей было больно опираться на стопу левой ноги. Ей не оставалось ничего другого как примоститься под большим деревом и подождать утра или папу-маму, которые рано или поздно должны были начать ее искать.
— Лучше раньше! — захныкала Барбара. Она села на кривой корень большой сосны, слушала таинственное шуршание деревьев и старалась развернуть приклеившуюся к обертке конфету. В какой-то момент ей показалось, что шуршание стало сильнее.
— Мама! — закричала Барбара. — Папа-мама! На помощь!
Только ветер ответил Барбаре. Еще несколько раз крикнула девочка, потом она почувствовала, как глаза стали закрываться. Наверное, она долгое время дремала, когда вдруг почувствовала, что кто-то гладит ее теплой рукой — рука была мягкая и влажная, как у мамы, когда она стирает белье.
— Мама! — крикнула Барбара, открыла глаза и увидела, как большой похожий на медведя зверь сиганул в кустарник. Из кустов раздавалось рычание, урчание и визжание. Потом прозвучало собачье «Гав! Гав! Гав!». Поднимаясь, Барбара продолжала держаться за ствол дерева, подумала, что видит, как большой волк исчез за деревьями. Девочка стала тереть двумя руками сонные глаза. Это было во сне или наяву? Были ли это волк и медведь, которые боролись друг с другом? И почему они дрались, не из-за Барбары же? Чьей добычей она станет? Обхватив ствол дерева, Барбара попыталась забраться наверх. Она видела, как это делают мальчишки, но ее руки были слабые, а левая нога по-прежнему болела.
— Папа-мама!
Барбаре было страшно, холодно, ее мучили жажда и голод — все беды сразу, а папа-мама об этом даже не догадывались. Девочка закрыла руками глаза и заплакала. Вдруг она снова почувствовала такое теплое прикосновение, будто мама ее погладила в перерыве между стиркой белья.
— Ой! — это был крупный медведь, который лизнул ее своим большим языком. — Медведь!
— Да нет, не медведь, — засмеялось большое лохматое существо. — Меня зовут Нильс!
— Собака?
— Да, да, я — собака, порода — сенбернар.
— Ты пришел меня спасать? — спросила Барбара.
— Ну да, — хмыкнул, поежившись Нильс. — Я сторожил здесь около тебя несколько часов, почуял, что маленькая девочка нечаянно заснула одна в лесу, и решил за ней присмотреть.
— Значит, ты защищал меня от волка?
— Это был не волк, а собака, стыдно сказать, — признался Нильс.
Барбара задумалась, а потом засмеялась:
— Нет, это или сон или сказка! Ведь собаки не умеют говорить на человеческом языке!
Нильс немного посопел, прежде чем ответил:
— Об этом мы поговорим позже. Ох, опять!
Он вдруг повернулся, отпрыгнул в сторону и хватанул зубами воздух. Барбара даже не заметила, как серый лохматый пес, очевидно, тот, который ранее проиграл сенбернару, снова подобрался к ним.
— Р-р-р! — предупредил Нильс. — Поди прочь, если жизнь дорога!
— И не подумаю! — ответил другой пес. — Я прр-ришел за девочкой!
— Это твоя собака? — спросил сенбернар у Барбары.
— Нет, у меня нет собаки, — призналась Барбара, думая, что все-таки видит сон.
— Р-р-р! — разгневался Нильс, но другой пес не отступил. Тогда Нильс с рычанием бросился на врага. Началась новая драка, в которой опять победил сенбернар.
— Чтобы я даже твоей тени больше не видел! — прокричал зло сенбернар вслед убегающей овчарке.
3
— Приходит тут какой-то неизвестный и нагло врет, что ищет именно такую, как ты, девочку! — посетовал Нильс, сердито встряхиваясь. — Некоторые собаки бывают такими нахальными! Я-то очень хорошо знаю, что в радиусе тридцати километров здесь сейчас нет ни одной заблудившейся девочки. На запах маленьких девочек мой нос — мастак, ведь и у меня была когда-то маленькая девочка, у нее был такой же запах, как у тебя, может, немного более молочный…
— А что, твоя маленькая девочка погибла здесь, в лесу? — затрепетала Барбара.
Сенбернар глубоко вздохнул:
— Нет, моя маленькая девочка наверняка здорова и цела. Или кто его знает, ведь я за ней не могу присмотреть. Знаешь, в наше время расплодились разные подлые собаки, которые могут напасть на человека со спины и… Ох, давай лучше об этом не будем говорить. Я думаю, нам сейчас разумнее всего уйти подальше от этого места. Я не очень верю угрозам этой кровожадной собаки, но она пообещала вскоре вернуться с большой компанией других собак. Мне они вряд ли что сделают, но я, по правде говоря, не люблю драться. Пойдем, я проведу тебя к своему дому.
Перед глазами Барбары предстала теплая комната, дымящаяся кружка с молоком, лежащий перед очагом сенбернар и маленькая девочка, которая гладит собаку…
— Пойдем! — хотела она крикнуть, но когда оперлась ступней о землю, то опять почувствовала, как сильная боль пронзила ногу. — Я не могу ходить, я, кажется, вывихнула ногу! — пожаловалась девочка.
— Посиди спокойно. — Собака понюхала ноги Барбары, — Эта нога, да? Здесь довольно сильный запах боли.
— Он понюхал еще раз. — Похоже, к счастью, кости в порядке…
— Как ты это узнал? — удивилась Барбара.
— Нос чует. Нос у меня хороший, но доктор из меня никакой. Если ты еще немного потерпишь, то я думаю, что Ава быстро тебя вылечит.
— Ава?
— Ава — очень хороший врач, она справляется со всеми болезнями на свете, — похвалил Нильс. — А сейчас садись мне на спину. Хорошо было бы, если бы ты легла на меня, тогда мой позвоночник дольше не устанет.
Барбара легла животом на спину сенбернара и обхватила двумя руками шею собаки. Нильс закашлялся:
— Будь добра, ухватись за шерсть на загривке, не за горло, а то мне тяжело дышать. Раньше у меня был ошейник. Да что об этом говорить, пойдем!
«Вот бы сейчас папа-мама видели, — подумала Барбара, лежа сонной на лохматом загривке большой собаки. — Вот так, а Маргит всегда дразнила меня, что из-за любви к конфетам у меня остановился рост, на самом деле быть маленькой иногда бывает очень даже полезно. — Вряд ли Нильс смог бы таскать на спине такую дылду, как Маргит». Из-за близости длинной и теплой шерсти собаки у Барбары появилось чувство уверенности и защищенности, даже захотелось помурлыкать: «Пропала грусть Барбары по собаке, грусть по собаке пропала в горле темноты. У Барбары есть свой сенбернар, живой сенбернар здесь… Нильс — большой и лохматый, издали похож на медведя. Сенбернар издали похож на медведя, а меня зовут Барбара Кару[Karu — с эстонского «медведь» (прим. перев.).]…». по дороге несколько раз задремать, несколько раз упасть со спины собаки и придумать несколько новых песен.
