Страница 2 из 4
Бухта Барахта (рассказы Галины Карпенко)
Цветёт глициния
Лиловая и синяя!
Лиловая и синяя!
Тебя зовут Глициния,
Глициния, Глициния! —
пела Маруся, и получилась песенка.
А вокруг цвела лиловая и синяя глициния. Она цвела большими гроздьями от макушки дерева до самой земли. Вместе с глицинией цвёл тамариск и ещё сто тысяч разных цветов.
На тёплом берегу весна.
Маруся смела с порога песок, поставила на место щётку и отправилась к морю.
Теперь она видела море каждый день и каждый день не узнавала его. Вчера оно было сердитое, сегодня — ласковое. Вчера оно было тёмное, сегодня — яркое. Вчера волны были выше их дома и не подпускали Марусю к большому камню. А сегодня они лениво подкатывали к берегу и, не успев доползти до камня, уползали обратно. Море будто вздыхало после тяжёлого сна.
На берегу на большом камне сидел незнакомый Марусе человек.
В руках у человека была кисть. А в плоском раскрытом ящике, который лежал у его ног, много всяких красок.
— Что вы делаете? — спросила Маруся.
— Я рисую, — ответил художник, — рисую бухту Барахту.
Маруся подошла ближе и вдруг остановилась. Возле ящика на горячем песке лежала мохнатая, рыжая собака, с черной отметиной на правом ухе.
— Как по-твоему, на что похожа самая большая скала? — спросил художник.
Маруся не ответила. Она не смотрела на скалу, она смотрела на собаку. Вот когда, наконец, она нашла её!
— Букет, Букет! — позвала Маруся.
Но собака даже не подняла головы.
— Почему — букет? — удивился художник. — По-моему, скала похожа на сломанный меч.
— Букет! — уже громко крикнула Маруся.
Собака подняла уши и посмотрела в сторону.
— Что ты увидел, Фома? — спросил художник и взял из ящика на жёсткую кисть зелёную краску.
— Как его зовут? — переспросила Маруся.
— Фома. Это, конечно, не совсем собачье имя.
— А как его звали раньше? — переспросила Маруся строго.
— Его всегда звали Фома, со дня рождения. Он тебе нравится?
Художник тронул нарисованные скалы кистью, и они будто подвинулись ближе. Он глядел то на скалу, то на свою картину.
— Так почему же ты решила, что скала похожа на букет?
— Я ошиблась, — ответила Маруся.
„Неужели на свете бывают такие похожие собаки? — думала Маруся. — Рыжая и с чёрным ухом, а не Букет“.
* * *
С тех пор как Валька уехал в горы, Маруся узнала всех собак строительного посёлка. Всех, всех: и тех, которые бегают куда хотят, и тех, которые сидят на привязи. В большом самодельном конверте пришло с гор письмо от Валентина. Но что она могла ему ответить, если Букет ещё не нашёлся!
А недавно отец рассказал, что к ним на шоссе, где они работают, в обеденный час прибегает забавный пёс, наверно ничей.
Маруся не отставала от отца до тех пор, пока он не согласился взять её с собой на работу.
До обеда Маруся работала вместе со всеми. Она выкладывала белыми камешками круг у дорожного столба. Сначала это было похоже на игру, но подошла мама, поглядела и сказала:
— Где же узор?
Она присела на корточки рядом с Марусей, и камешки под её руками стали один за другим ложиться вокруг столба ровно, как бусы. Маруся старалась, но у неё не получалось так, как у мамы. Наверно, потому, что она всё поглядывала на дорогу и ждала, когда же появится собака, которая должна прибежать к обеду.
Было жарко; хотелось посидеть под кипарисом или поплескаться в ручье.
Ручей прыгал в ущелье по камням и будто звал: „Я жду не дождусь! Идите сюда!“ Но все на дороге работали, никто не лежал под кипарисом и не убегал в ущелье к ручью.
Маруся тоже круг за кругом укладывала белые камни, прижимая их к земле как можно крепче. А солнце сияло и жгло и без того горячую дорогу.
— Шабаш! — крикнул отец, и сразу остановился тяжёлый каток, который гладил на дороге горячий асфальт.
К старому корявому дереву прислонились лопаты, и рабочие спустились в ущелье к ручью умываться.
Марусина мама расстелила прямо на траве брезент и стала резать хлеб большими ломтями. Потом открыла бидон, и из него поднялся вкусный пар.
— Контроль! Контроль! — крикнул кто-то из рабочих, и все засмеялись.
Около расстеленного брезента невесть откуда появился смешной пёс, только совсем не рыжий.
Лохматый Контроль лакал борщ из консервной банки. Ему достались все кости и корки. Он был очень доволен.
А Маруся чуть не плакала. Контроль был серый. Если бы его вымыть, он, может быть, стал бы белым. Но ни одного чёрного пятна на нём не было.
— Что же ты не ешь? — спросил Марусю отец.
Маруся проглотила первую ложку борща, за первой — вторую. Ложка за ложкой, а потом попросила добавки.
— Вот молодчина, — похвалил её отец.
Контроль после обеда сразу убежал, но Марусе уже было всё равно. Это был не Букет.
* * *
Вот и этот, который лежит на песке и смотрит на бухту Барахту, тоже не Букет, хотя и рыжий.
— Ну, старик, нам пора домой! — сказал художник.
Фома нехотя поднялся. Художник сложил кисти, закрыл ящик с красками, взял свою картину и пошёл вверх по тропе.
Фома плёлся за хозяином, а Маруся осталась внизу.
— Если я постучу в дверь этого дома, мне дадут напиться воды? — крикнул сверху художник.
— Нет, — ответила Маруся, — там никого нет. Я сейчас приду.
— Хорошо.
Художник остановился, поглядел на глицинию и, усевшись на пороге, снова открыл свой ящик с красками.
Когда Маруся, взобравшись по тропе, подошла к нему, в раскрытой тетради, которую художник держал на коленях, цвела глициния.
— Вы всё-всё можете нарисовать? — спросила Маруся.
— Всё, — ответил художник. — И я очень хочу нарисовать тебя.
— А собаку?
И Маруся рассказала ему, что у мальчика Вальки, который раньше жил в этом доме, была собака Букет. Букет пропал. Валька не может без него жить. А она его до сих пор не нашла.
— Как же тебе помочь? — спросил художник.
— Не знаю.
Когда художник с Фомкой ушли, Маруся опять сбежала к морю. Она взобралась на большой камень и увидела, что большая скала правда похожа на сломанный меч, а волны достают брызгами до его рукоятки.
