Страница 3 из 18
Дэнни — чемпион мира (повесть)
— Вот теперь он почти готов, — сказал мне отец. — Чувствуешь, как он наполняется воздухом?
— Да! — закричал я. — Да! Может, отпустим его?
— Не сейчас… Подожди ещё чуть-чуть. Скоро он сам начнёт рваться из рук!
— Уже вырывается! — вскрикнул я.
— Отпускай! — закричал отец. — Пусть летит!
Медленно и торжественно, в абсолютной тишине наш чудесный шар начал пониматься в ночное небо.
— Он летит! — Я кричал, прыгал и хлопал в ладоши. — Летит! Летит!
Отец пребывал почти в таком же возбуждённом состоянии.
— Вот это красота, — сказал он. — Настоящая красота. Никогда не знаешь, что получится, когда их запускаешь. Каждый шар — разный.
Всё выше и выше, всё быстрее и быстрее шар поднимался в холодный ночной воздух. Волшебный огненный шар в небе!
— А другие люди его увидят?
— Наверняка, Дэнни. Он летит достаточно высоко, чтобы его заметили на многие мили вокруг.
— Папа, а что люди подумают?
— Подумают, что это летающее блюдце. Может, даже вызовут полицию.
Шар попал в струю лёгкого ветерка, и его стало относить в сторону деревни.
— Пойдём за ним, — сказал отец. — Если нам повезёт, мы найдём его, когда он приземлится.
Мы побежали к дороге. Потом побежали по дороге. Бежали и бежали.
— Он снижается! — закричал отец. — Пламени почти не видно!
Мы потеряли шар из виду, потому что всё пламя из него вышло. Но мы приблизительно рассчитали, на какое поле он приземлится, перелезли через ворота и побежали в этом направлении. Полчаса мы ползали по земле в полной темноте, но шар наш так и не нашли.
На следующее утро уже один я снова отправился на поиски. Я обыскал четыре больших поля, прежде чем нашёл его. Он лежал на краю поля, на котором паслось много белых и чёрных коров. Они столпились вокруг шара и таращили на него свои огромные влажные глазищи. Я принёс шар домой и повесил его рядом со змеем.
— Ты можешь запускать воздушного змея сам в любое время, — сказал мне отец. — Но шар без меня не трогай. Это очень опасно. Договорились?
— Договорились, — согласился я.
— Дэнни, пообещай мне никогда не запускать шар в одиночку.
— Обещаю.
Потом мы построили домик на дереве, на большом дубе, что рос на краю нашего поля. Сделали лук и стрелы. Лук четыре фута длиной из молодого осинового дерева и стрелы, опушённые перьями из хвостов фазанов и куропаток. Сделали бумеранг, который после запуска всегда возвращался и падал к моим ногам.
И много-много всего.
А за два дня до моего дня рождения мне было запрещено заходить в мастерскую, потому что папа в тайне от меня что-то мастерил. А утром в день рождения из мастерской выехала удивительная машина на четырёх велосипедных колёсах, сделанная из нескольких больших коробок из-под мыла. И это была не просто игрушечная поделка. У машины имелась тормозная педаль, руль, удобное сиденье и достаточно крепкий бампер, чтобы выдержать удар. Я назвал её Мыльницей, и почти каждый день втаскивал её на вершину холма в поле за заправочной станцией, а потом на колоссальной скорости съезжал вниз, бросаясь в неё, как ковбой на дикую лошадь.
Как видите, в возрасте восьми лет моя жизнь с отцом была очень насыщенной. И всё же мне хотелось, чтобы поскорее стало девять. Я думал, что тогда моя жизнь будет ещё увлекательнее.
Как выяснилось, я был не совсем прав. Девятый год моей жизни оказался более волнующим, чем все другие. Но, пожалуй, не всё, что в нём произошло, можно назвать увлекательным.
Страшная тайна отца
Это я в возрасте девяти лет. Фотография сделана, когда ещё ничего не началось и я ни о чём не волновался.
Когда вы взрослеете, как повзрослел той осенью я, то узнаёте, что совершенных отцов не бывает. Взрослые — сложные существа, у них полно причуд и секретов. У одних причуд и секретов больше, у других меньше. Но все они, в том числе и родители, прячут в рукаве одну-другую странную привычку, узнав о которой вы бы просто умерли от удивления.
Вся оставшаяся часть этой книги посвящена тайной привычке моего отца, которая и ввергла нас с ним в водоворот необычайных приключений.
Всё началось в субботу. Это была первая суббота сентября. Около шести часов вечера мы, как обычно, поужинали в нашем фургоне. Потом отец рассказал мне увлекательную историю, поцеловал в лоб, и я заснул.
Среди ночи я почему-то проснулся и лежал, пытаясь уловить дыхание отца. Тишина. Можно было не сомневаться: отца в фургоне не было. Видимо, он ушёл в мастерскую, чтобы закончить какую-то работу. Он частенько уходил туда, уложив меня спать.
Я стал прислушиваться, пытаясь уловить привычные звуки, которые могли доноситься из мастерской: скрежет металла о металл или удары молотка. Эти звуки всегда успокаивали меня — звуки в ночи, которые говорили мне, что отец где-то тут, рядом.
Но этой ночью из мастерской не доносилось ни звука. Заправочная станция полнилась тишиной.
Я встал и нашёл у раковины коробок спичек. Зажёг одну и поднёс её к старым смешным часам, которые висели на стене, над чайником. Они показывали десять минут двенадцатого.
Я подошёл к двери и тихо позвал:
— Папа, ты где?
В ответ тишина.
В фургон можно было подняться по четырём ступеням, которые заканчивались деревянным настилом у двери. Я встал на этот настил и огляделся вокруг.
— Папа! — крикнул я. — Где же ты?
Молчание.
Как был, в пижаме и босиком, я спустился по ступеням и пошёл в мастерскую. Нащупал выключатель, повернул его. Старая машина, над которой мы трудились весь день, стояла на месте, но отца не было.
Я вам уже говорил, что собственной машины у отца не было. Следовательно, уехать покататься он не мог. Да и в любом случае он бы этого не сделал. Не оставил бы меня здесь одного.
Тогда, подумал я, отец, должно быть, внезапно заболел, упал и лежит теперь где-то с разбитой головой.
Я взял со скамейки фонарь — без света отца не найти. Осмотрел фургон. Обошёл его вокруг. Обошёл мастерскую.
Побежал в поле, к уборной. И там пусто.
— Папа! — крикнул я в темноту. — Папа, ты где?
Я бросился обратно в фургон, посветил на отцовскую кровать, чтобы окончательно убедиться, что его нет.
Я стоял в темноте и впервые в жизни ощутил, как меня охватывает страх. Заправочная станция находилась на приличном расстоянии от ближайшей фермы. Я стянул с постели одеяло и накинул его на плечи. Потом вышел на улицу и сел на крыльце, поставив ноги на верхнюю ступеньку. Полная луна выкатилась на небо, по обеим сторонам дороги тянулись поля, пустынные и бледные в лунном свете.
Не знаю, как долго я там просидел. Может, час, а может, два. И ни разу не задремал. Я всё время прислушивался. Мне казалось, если слушать очень внимательно, то непременно уловлю какой-нибудь звук, который подскажет мне, где отец.
В конце концов откуда-то издалека, с дороги, до меня донёсся звук шагов.
Шаги с каждой секундой приближались.
Топ… топ… топ… топ…
Это отец? Или кто-то другой?
Я сидел тихо, вглядываясь в дорогу, едва различимую в лунной дымке.
Топ… топ… топ… топ…
Вдруг из лунной темноты появилась фигура.
Отец!
Я спрыгнул со ступенек и со всех ног помчался к нему.
— Дэнни! — закричал он. — Что, скажи на милость, произошло?
— Я думал, с тобой случилось что-то ужасное, — пробормотал я.
Он взял меня за руку и в полной тишине повёл до фургона. Потом уложил в кровать.
— Прости меня, — сказал отец. — Я не должен был этого делать. Но ведь раньше ты никогда не просыпался, разве не так?
— Папа, куда ты ходил?
— Ты, наверное, устал.
— Я не устал. Может, мы ненадолго зажжём лампу?
Отец поднёс спичку к фитильку лампы, свисающей с потолка, и слабое желтоватое пламя осветило фургон.
— Давай выпьем чего-нибудь горячего, — предложил он.
— Давай.
Он зажёг парафиновую горелку и поставил чайник.
— Я тут решил кое-что, — сказал он. — Хочу посвятить тебя в страшную тайну всей моей жизни.
Я сидел на кровати и наблюдал за отцом.
— Ты спросил, где я был. Так вот, я был в лесу мистера Хейзла.
— В лесу? Так далеко?
— Шесть с половиной миль, — пояснил отец. — Я знаю, что не должен был уходить. И очень, очень сожалею. Прости. Но у меня была на то причина… — Его голос затих.
— Зачем тебе понадобилось идти в лес мистера Хейзла? — спросил я.
Он насыпал в две кружки какао-порошок с сахаром, медленно и аккуратно перемешивая, будто имел дело с лекарством.
— Ты знаешь, что такое браконьерство? — спросил он.
— Браконьерство? Нет, не совсем.
— Это когда охотники забираются ночью в чужой лес и приносят оттуда что-нибудь для котелка. В разных местах и браконьерство разное. В наших краях это в основном фазаны.
— Ты имеешь в виду, что их крадут?
— Не совсем так. Охота — это искусство. Великий браконьер — это великий артист.
— Так ты этим занимался в лесу? Ловил фазанов?
— Да, я оттачивал своё мастерство, — сказал он. — Мастерство браконьерства.
Я был потрясён. Мой отец — вор! Этот заботливый, замечательный человек! Я не мог поверить в то, что по ночам он ходит по чужому лесу и ловит ценных птиц, принадлежащих кому-то другому.
— Чайник кипит, — сказал я.
— А, да.
