Страница 5 из 9
Эрмиты. Петербургская сказка
Глава пятая
БУРЯ
ДРУЗЬЯ вышли из дупла подземного дерева, спустились по огромной ветви в одну из арок и очутились в гроте, своды которого были расписаны чудесными картинами. Здесь были голубые небеса, облака, цветы, ангелы, а самая красивая фреска светилась на дальней стене. На ней была изображена прекрасная девушка с рыжими волосами, плывущая по бирюзовым волнам в огромной раковине — как жемчужина.
— Вот уж не знал, что у нас под городом такая красотища есть! — восхищался Федя.
— Да, это один наш дальний родственник давным-давно нарисовал, — небрежно ответил Теодор, — он тут гостил, когда ещё и Исаакиевского собора-то не было…
К уютной пристани в подземном канале была привязана настоящая венецианская гондола.
— Не очень большая, зато с ножным мотором, — весело крикнул Иоанн, запрыгивая внутрь.
— Ором-ром-ом… — разнесло эхо его слова по всему гроту.
На вид лодке было лет триста, но затейливый механизм работал как часы. Вращаешь велосипедные педали — винт крутится и лодка плывёт. Федю тут же усадили «на педали», Теодор устроился на корме у руля, а Иоанн — на носу, и друзья отправились в путь.
По подземным каналам гондола шла не очень быстро, покачиваясь на волнах и иногда поскрипывая. Она застоялась у причала и рада была размяться.
Федя рассматривал диковинные картины на стенах, Теодор то и дело пытался выхватить что-нибудь из воды, а Иоанн рассуждал вслух:
— Действительно, эта круглая штуковина очень похожа на шар, что на шпиле Инженерного замка. Только там он золотой, а наша штуковина — чёрная. Ну конечно! Шар упал, и вся позолота отвалилась. Но ничего, папа всё обратно приделает. Он ведь в Инженерном замке самый главный инженер…
Иоанн мог бы рассуждать и дальше, если бы их лодку внезапно не тряхнуло.
— Тысяча каракатиц! — завопил Теодор. — Здесь акулы!
Но это были не акулы, а городское метро, проходившее где-то рядом. «Вот так вот роют тоннели рядом с древними эрмитскими каналами, а потом удивляются, что станции заливает!» — подумал Федя.
Их тряхнуло ещё раз, и лодочка на полном ходу вылетела в Мойку, где-то под Синим мостом.
— Здесь-то поспокойнее, — с облегчением выдохнул Иоанн. — Кстати, Федя, наверное, ты не знаешь, что Синий, Красный и Зелёный мосты над Мойкой придумали раскрасить в свои любимые цвета эрмиты. До сих пор наши родичи весной и осенью их подкрашивают.
Гондола с ребятами вынырнула из-под моста.
И тут, как и обещал дедушка, неожиданно пошёл дождь, да не просто пошёл, а хлынул вдруг мощными струями. Завыл ветер. В одно мгновение тёмное небо смешалось с водой. Всё исчезло в кромешной мгле.
— Держитесь крепче, — закричал Иоанн, — беда — шторм!
Действительно, небывалый ливень начался так внезапно, что прохожие не успели накинуть свои плащи и раскрыть зонты, а ворона Карла, пока летела до ближайшего чердачного окна, так вымокла, что чуть не упала от собственной тяжести.
Федя не мог понять, что происходит. Хлестал дождь, стало по-осеннему холодно, в гондолу набиралась вода, навстречу летели огромные волны, которые, казалось, вот-вот разобьют в щепки их древнее судёнышко. С городом тоже сделалось что-то странное: змеи на головах Горгон в ограждениях мостов ожили и зашевелились, в ответ на это добрые львиные морды на фасадах зданий угрожающе оскалились, а Атланты, держащие балконы, нахмурили брови и напрягли могучие мышцы. Нева вспучилась, словно перед наводнением. И тут Федя увидел змея Баламута, который приближался к гондоле: он плыл за ними, сверкая жёлтыми глазами и открыв пасть, из которой высовывался раздвоенный язык. Феде показалось, что змей увеличился в размерах.
— Полный вперед! Лево руля! — дрожащим голосом отдавал команды Иоанн.
— Сейчас я ему покажу! — вопил Теодор, размахивая кулачком, но при этом почему-то прижимаясь к Феде.
— Это он хвостом своим воду баламутит — оттого и буря! — догадался Федя, который ни на секунду не прекращал крутить педали.
Баламут нагонял лодку. Братья-́эрмиты метались от одного борта к другому. Иоанн размахивал спасательным кругом, а Теодор с криком «пли!» швырял в змея всякой мелочью из карманов. Тут даже жёлудь пригодился. Но Баламут не обращал на эрмитов никакого внимания — его холодный страшный взгляд был прикован к Фединому рюкзаку, в котором лежало ядро.
Только гондола не теряла самообладания. Она мужественно шла наперекор волнам на пределе сил. Надо думать, в былые дни видала штормы и пострашнее. Даже когда Баламут уже почти дотянулся до кормы лодки, а Федя бросил педали, готовясь дать отпор змею, она шла и шла вперёд.
— Ш-ш-ш-покойно! — шипел змей, нависая над гондолой. — Не ш-ш-шевелитесь!
Последняя надежда оставила друзей… И в этот момент сквозь тёмные тучи и дождевые брызги пробился лучик света. За ним — второй, третий, и вот уже всё вокруг засияло миллионами радужных бликов. Солнечные лучи наверху отражались от огромных белоснежных крыльев и устремлялись прямиком на лодочку, которая на миг стала похожа на большой красивый корабль под белоснежными парусами. Высоко в небе, над крышами и шпилями, парил Ангел. Федя узнал в нём Ангела-хранителя города со шпиля Петропавловского собора.
Дождь кончился так же неожиданно, как и начался. Змей исчез. Видимо, нырнул в какой-нибудь омут и там затаился. А гондола тихим ходом приближалась к Инженерному замку. Но чтобы попасть к секретному причалу, скрытому под мостом центрального входа, нужно было выйти в Фонтанку…
…Все птицы попрятались от дождя под карнизами Инженерного замка и в густых ветвях деревьев Летнего сада, и только бронзовый Чижик-Пыжик сидел, нахохлившись, на своём месте, внизу, у самой воды. Фонтанка поднялась, и волны захлёстывали птаху с головой.
— Смотри-ка, не улетел, — Теодор с уважением посмотрел на бесстрашного стража Фонтанки.
— Куда же он улетит — он же памятник! — удивился Федя.
И тут бронзовая птичка демонстративно расправила перышки, стряхнула с них капли воды и коротко, с достоинством что-то чирикнула в ответ.
— Молодец Чижик, привыкает к службе. А то сначала всего пугался и постоянно улетал домой, — похвалил птичку Иоанн.
— А где его дом?
Теодор подмигнул мальчику и указал на большое здание на набережной, напротив.
— И зачем он туда улетает?
— Всё-то тебе объяснять надо. Жил когда-то здесь недалеко наш родственник — портной. А в этом здании раньше было Императорское училище правоведения. И шить мундиры для студентов поручили нашему родственнику. А он очень птиц любил всяких — синиц, соловьев, голубей, И особенно любил чижей. Вот и решил он для студентов сшить жёлто-зелёные мундиры, как оперение у чижика — жёлтая грудка и зеленоватые крылья и хвост. В городе студентов-правоведов тут же прозвали «чижиками-пыжиками».
— А почему «пыжиками»? — не унимался любознательный Федя.
— А они много пыжились, — пояснил Иоанн, — слишком гордые были.
Теодор весело затянул:
— Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке воду пил…
