Страница 4 из 20
На закате волшебства (повесть)
7. Слепой Михаэль
Ни свет ни заря Жиль разбудил сестру, запустив в ее кровать тапочек.
— Нам нужно решить, кому отдать Раковину, — заторопил он и напомнил слова Агнессы: «Кто вручит ее нуждающемуся в ней, сам будет счастлив». Пожалуй, наш папа в ней нуждается. Что скажешь?
Энни, хотя еще не совсем проснулась, возразила:
— Подумай, Жиль, что папа будет делать с такой штукой? Он ведь очень разумный человек. Станет он тебе таскать Раковину в кармане и ждать, когда она ни с того ни с сего разогреется и ее можно будет послушать. Нет, Жиль, мы должны предусмотреть все наперед. Я не удивлюсь, если нам доставит немало трудов наделить ею кого-нибудь из взрослых, хотя бы для пробы.
— Ну, а что ты скажешь насчет доктора Сеймура? — закинул Жиль.
— Глупости! — отвергла Энни. — Я не уверена, что до этого ограниченного старого брюзги дойдет суть нашего предложения.
— Но он мнит себя очень важной персоной, — напомнил Жиль. — Такому было бы интересно узнать, что думают о нем люди.
— Сеймуру интересно узнать, что я могу сказать про него? Не смеши! — возразила Энни. — Нет, он совсем не подходит для нас. И почему мы начали с людей с тугим кошельком и имеющих вес в обществе? Если примеряться к ним, то, боюсь, Раковина просто уйдет от нас и, может, принесет кому-то кучу неприятностей. Давай начнем с бедных и несчастных, которые не смогут навредить нам, даже если не разберутся, чего мы от них хотим. Агнесса ведь не сказала, что счастье и удача придут именно от того, кому мы отдадим Раковину. Главное, чтобы мы нашли того, кому она действительно всех нужнее. Агнесса ведь не отдала нам ее просто так. Сначала мы, наверное, должны попробовать, может, даже не с одним человеком, а затем посмотреть, что получится.
— Бедные и нуждающиеся? Пожалуй, — пробормотал Жиль задумчиво. — И такой человек у нас есть, это слепой Михаэль.
— Верно! — загорелась Энни. — Кто не может видеть, действительно нуждается в особой помощи. Хотя у нас с ним и могут быть трудности. Ведь Михаэль очень недоверчив. Впрочем, он неплохо относится к нам, а это уже кое-что.
С тем и порешили.
Михаэля всегда было легко найти. Обычно он сидел у восточного входа в храм Богородицы, под аркой с вырезанными святыми, в солнце и дождь, от темна до темна. Около него сидела его дворняга Тимоти, которая благодарила, как могла, тех, кто бросал деньги в маленькую коробочку, висевшую у слепого на груди. Каждое утро собака провожала слепого к церкви и каждый вечер — обратно домой.
Тимоти радостно завилял хвостом, когда увидел подходивших детей. Слепой почувствовал движение собаки. Он поднял руку и пошарил ею в воздухе, как бы ловя призраки.
— Добрый день, Михаэль, — приветливо сказала Энни.
— Доброе утро, дети, — ответил слепой, который уже успел различить шаги двух пар ног.
— Послушайте, — приступила Энни. — У нас есть Раковина, и мы хотим, чтобы некоторое время она побыла у вас.
— А зачем я должен хранить ее? — проворчал старик.
Жиль чуть было не выложил все о возможностях Раковины, но Энни успела остановить его:
— Возьмите это от нас в знак расположения, Михаэль. Мы очень хотим, чтобы Раковина была при вас.
И она объяснила, как Раковина может действовать.
— Не нравится мне все это, — поморщился старый слепой. — И где вы ее взяли?
— О, не спрашивайте нас об этом сейчас! — взмолилась Энни. — Поверьте, Михаэль, никакого вреда вам от нее не будет. Кроме того, вы нас знаете. Не так ли?
— О-хо-хо, — вздохнул он. — Я доверяю вашим родителям, а значит, у меня нет причин не доверять вам, это так. Но я не люблю всякие непонятные штуки, вроде той, что вы мне предлагаете. Жизнь слепого человека и без того сложна. Поэтому я и ненавижу отгадывать всякие новые загадки. Впрочем, давайте сюда вашу Раковину.
Он протянул большую белую руку, и Энни вложила в нее Ракушку. Ладонь закрылась, и у детей возникло такое странное чувство, как будто слепой Михаэль обрел зрение.
— Мы вернемся завтра или послезавтра, — сказала Энни. — Вы нам расскажете, что услышали.
— Хорошо, я буду ждать вас, дети, — был ответ.
8. Философ Иоганн
Минуло два дня, и дети снова оказались у восточного входа в церковь.
— Здравствуй, Михаэль! Что же тебе поведала Раковина? — спросила нетерпеливо Энни.
— Ничего, — проворчал слепой. — А что иного вы ожидали? Кому я нужен, чтобы обо мне говорить!
— Но она хоть иногда разогревалась? — спросил озадаченный Жиль.
— Да, раз она стала горячей, — сказал Михаэль. — Но когда я поднес ее к уху, то услышал только лай Тимоти. Он бегал тогда на речку ловить крыс. Я думаю, Тимоти опасался, что не успеет вернуться вовремя, чтобы отвести меня к церкви. Только лай моего пса да и тот на его собственном языке — это все, что уловил я из Раковины. Но что еще мог услышать я, слепец и нищий?! Никто никогда не говорит и не вспоминает о Михаэле. Вот ваша Раковина, молодые люди. Ступайте, и пусть с вами будет мое благословение.
Огорченные, дети забрали Раковину и повернули домой. Полдороги никто из них не проронил ни слова. Наконец, Жиль разомкнул рот:
— Хорошо, а что мы будем делать сейчас? Мне кажется, нам все-таки надо найти человека побогаче. От слепого Михаэля и нечего было ожидать. Постой, а может, мы выручим папу, если продадим Раковину?
— Имей терпение, — призвала Энни. — Или забыл, что в сказках удача приходит, когда ее уже не ждут и все надежды потеряны. Пока ничего плохого не произошло. Правда, и хорошего тоже. Но мы должны быть настороже. Ты ведь знаешь, как в этом городе боятся всего, что попахивает волшебством. Помнишь, Агнесса говорила, что ее хотят притянуть к суду за ведьмовство. Если нас спросят, где мы взяли Раковину, нам придется назвать ведьму Шраггу. И — что тогда? Нам надо думать, что может случиться с ней, а не только о себе.
— Конечно, ты права, — согласился брат. — Что за город! Время от времени здесь все начинают сходить с ума и искать всюду ведьм. Люк говорил, только старый философ Иоганн никогда не грешил такой охотой и не вмешивался в чужую жизнь. Так он и сам чуть не угодил под суд. И это старый безвредный Иоганн! А за что? Что человек занимается алхимией.
— Иоганн?! Это идея! — вскричала Энни. — Как бы там ни было, нас он не выдаст. Да ему самому будет интересно. Он же не ищет во всем новом происки дьявола. Давай отдадим Раковину ему.
Философ Иоганн затворничал в горах за городом. Однажды дети уже были у него — случайно. Они тогда собирали чернику и заблудились. Набредя на маленькую хижину, они поначалу испугались, увидев в оконце рассерженное красное лицо. Но когда это красное лицо услышало под окном их печальную историю, оно попросило их войти и объяснило, как добраться до дому. И покидая это странное жилище, они уже не испытывали страха к человеку, который отшельником жил в горах.
Без колебаний близнецы взялись разрабатывать план второго посещения Иоганна. Им нужно было попасть домой и позавтракать прежде всех. Бой часов на церковной башне заставил их поторопиться, и дети припустили во всю прыть.
Старая повариха Эльзбет на скорую руку накормила их легким завтраком, и через считанные минуты, как они переступили порог, дети уже покинули дом.
Путешествие заняло немало времени: и путь неблизкий, и часто приходилось карабкаться по крутым склонам. Наконец, после тяжелой дороги дети оказались у порога хижины философа Иоганна. Жиль осторожно постучал. Дверь чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель на них крайне подозрительно уставился глаз.
— Можно войти и поговорить с вами? — спросила Энни. — Мы оторвем вас от дел ненадолго.
— А с вами еще кто-нибудь есть? — осведомился старый человек.
— Нет, — заверила Энни. — Мы одни.
Дверь тогда распахнулась, дети вошли, и дверь тут же была крепко заперта.
В прошлый раз, когда охотники до черники попали к Иоганну, был поздний вечер, и они не увидели ничего или почти ничего в маленьком домике всего из одной комнаты. Но теперь в яркий солнечный день они могли подробно рассмотреть помещение.
Это было, безусловно, необыкновенное место. Чем-то оно напоминало домик Агнессы и в то же время разительно от него отличалось. Куда ни глянь, упрешься взглядом в бутыли, кристаллы, диковинные зеленые шары и трубки, словом, во все то, что используется в химии. И конечно, везде были книги: на столе, вперемешку с сосудами и реактивами, кучами на шкафах, стопками на полу и даже на скудной кровати у окна.
А еще здесь господствовали запахи. Нос Энни никогда еще не ощущал столько. Некоторые запахи были неприятные, некоторые сносные, а некоторые до одури ужасные. Самые отвратительные источал сосуд, подвешенный в углу комнаты над горящими древесными угольями. По всему Иоганн как раз возился с ним до незваных гостей.
Жиль спросил, что он делает. Философ, обычно замкнутый и молчаливый, загорелся. Он сразу пустился в долгие и пространные рассуждения, пересыпанные словечками — «соли металлов», «температура», «эффект минеральных газов» — и совсем уж непонятными вещами.
Энни разглядывала одухотворенное лицо старого ученого и думала о том, как, наверное, долго никто не проявлял искреннего интереса к его работам.
— Вы всегда живете так уединенно, сэр? — спросила она, когда ученый прервался на минуту.
— Уединенно? — воскликнул тот. — Вот уж нет. Никто не одинок, если он увлечен работой.
— А что вы думаете делать со всем этим? — Жиль смущенно повел рукой на лавки у стен, уставленные разными сосудами.
— С химией? — уточнил старик. — Думаю, мы можем сделать с ней все, что угодно. Вот, посмотри!
Философ подошел к шкафу и достал большой зеленый кувшин, наполненный пастой янтарного цвета, напоминающей замороженный мед.
— Видишь это? — сказал он. — Если поместить содержимое под стеной замка и поджечь, я пробил бы в стене такую дырищу, через которую могла бы промаршировать целая армия. Воякам это вещество только дай. Я думаю, король в военное время отдал бы половину своего состояния за пятьдесят бочонков этого состава. Но, — тут он водворил тяжелый кувшин обратно в шкаф, — я никогда не работал над тем, что разрушает. Это соединение я открыл случайно и чуть сам не поплатился за это жизнью, исследуя его.
— А что это за бумаги? — показала Энни на кучу листков на краю стола.
— О, это книга, которую я пишу, — пояснил Иоганн.
— А про что? — допытывалась Энни, которая очень гордилась тем, что умела немного читать и писать, но в этих листочках она не могла разобрать ничего.
— Это книга о химии, первая такая, — ответил философ. — Но она написана на латыни. А ты не читаешь латынь?
— Нет. Думаю, что нет, — ответила Энни таким тоном, будто это оказалось случайным, что она совсем не сильна в латыни. — А почему вы пишете на латыни?
— Латынь — это единственный язык, на котором пишет и разговаривает весь ученый мир, — сказал Иоганн.
— А вы написали много книг? — заинтересовался Жиль.
— Да, несколько.
— Но мы не проходили их в школе. Нам давали уже книги по математике, с картинками и такими забавными штучками, как вот здесь, у вас, — сообщила Энни, перелистывая страницы.
— Конечно, — ответил философ. — Ведь я занимаюсь несколько другим. Химия или алхимия, как большинство ее называет, — это нечто такое, что люди всегда связывают с ведьмами и дьяволом. Вы говорите — в школе? Но ведь когда-то и книги по математике нельзя было изучать там. Возможно, скоро разрешат изучать в школе и химию. Скоро, но не сейчас. А пока мы должны работать, прячась как воры за запертыми дверями и занавешенными окнами, для того, чтобы принести людям что-нибудь новое. Что-нибудь новое! — философ вскинул руки, и лицо его стало краснее обычного. — Что-нибудь новое! Это как раз то, чего они боятся. Они хотели бы, чтобы мир оставался неизменным. Иногда мне кажется, они охотнее согласились бы увидеть мир, идущим вспять, чем к прогрессу… Но вы сказали, что хотели со мной о чем-то потолковать.
— О да, — подтвердил Жиль, сразу возвращаясь к цели визита. — У нас есть Раковина. Мы думаем, что вас, человека науки, она должна заинтересовать.
С этими словами Жиль извлек из кармана зеленую завитую Ракушку и положил ее на скамейку среди гнутых реторт и других банок-склянок.
— Вы, конечно, знаете, если пустую раковину приложить к уху, то в ней слышен шум моря, — приступил Жиль.
— Да-да, — ответил философ. — Я помню, сам это проделывал, когда был ребенком. Продолжайте.
— Но эта Ракушка способна на большее, чем другие, — сказал Жиль. — Она может открыть вам, что про вас говорят другие.
— Что?! — вскричал философ. — Ну и ну, да вы принимаете меня за простофилю!
— Сэр, но это правда, — ответил мальчик. — Пожалуйста, поверьте нам. Эта Раковина, если носить ее в кармане, становится теплой, когда кто-то начинает судачить о вас.
— Но каким образом? — допытывался Иоганн.
— Она разогревается, — ответил мальчик.
— Невероятно! — вскричал философ. — Этого не может быть!
— Сэр, — возразил Жиль, — разве в вашей химии не может быть удивительных открытий? Разве ваша желтая паста не может пробить дыру в стене замка от одной только искры? Каким образом это получается?
— Так-то оно так, — проворчал старый ученый. — Но я могу показать вам с помощью рисунков, формул, диаграмм и графиков каким образом это вещество работает. Но это! Это же необъяснимо!
— Но, сэр, — вмешалась Энни, — разве мы можем сами понять, как вообще раковина издает звуки, например, каким образом мы можем услышать в ней шум моря?
— Ну, это очень просто, — не растерялся философ. — Особая форма раковины дает вам эхо от всех маленьких шумов вокруг нас. Только вы их не замечаете. А шум, который в конце концов из этого складывается, напоминает шум моря. Только и всего.
— Но почему же тогда наша Раковина не смешивает и не искажает звуки внутри себя, а эхо голосов, которое мы слышим, очень чистое, — возразила Энни.
— М-да, — проворчал старый философ. — Это интересно, дико интересно. В своих речах вы кажетесь много старше, чем есть на самом деле. Я не могу сказать, что поверил во все это, но интересно… Ну, ладно, а что вы хотели с ней сделать?
— Мы хотели, чтобы она побыла у вас, сэр, — призналась Энни, беря Раковину и протягивая ее философу. — Вы подержите ее у себя, но только в кармане. А мы вернемся и узнаем, что она вам принесет.
Неожиданно котелок над огнем вскипел и из него плеснулось на угли. Философ бросился к нему.
— Хорошо-хорошо, — перешел он на скороговорку. — Возвращайтесь, когда захотите, а сейчас, извините, я занят. Дико занят. М-да. Все-таки хотел бы я посмотреть, работает эта сумасшедшая Раковина или нет. Постучите два раза по два, когда вернетесь. Тук-тук и тук-тук. Тогда я буду знать, что это вы.
