Страница 7 из 20
Неандертальский мальчик или большой поход
ДАР СТАРОГО ЛОСЯ
К вечеру мы ставим хижину посреди болота; лица у всех вытянутые, особенно у дедушки Пузана.
— Плохо, ребята, очень плохо! — брюзжит учитель, когда мы рассаживаемся вокруг костра. — Росомаху мы упустили. Не поймали ни одной рыбы. Скверные времена настанут для ледниковых людей, когда вы будете добывать пищу.
— По правде говоря, дедушка Пузан, — заявляю я, набравшись храбрости, — в твоей методике слишком много теории и слишком мало практики.
— Помолчи, ветрогон. Не дорос ты еще до моей методики. Столько лет я ее применяю, и она всегда приносила добрые плоды.
— Если бы, вместо того чтобы поболтать языком да улечься на соломе, ты бы сам показал нам, как ловить рыбу, — продолжаю я, — у нас бы сейчас в животах не урчало.
— Неблагодарные! У меня ревматизм, артрит, головокружения… кстати, мясца ни у кого не осталось?
— НЕ-Е-Е-ЕТ! — кричим мы хором.
— Да ладно вам, ладно, — бормочет старикан. — Это значит, что… придется готовить тюрю из… ик… у меня все кишки переворачиваются при одной мысли!
Березка, наша травница, бежит в угол хижины и достает большой кожаный мешок. Потом со смехом подбегает к учителю, развязывает мешок и сует ему под самый нос.
Дедушка Пузан чуть не падает в обморок.
Но Березка не отстает:
— Помнишь, дедушка, чему нас учила тетушка Бурундучиха?
— Не напоминай…
— Ивовая тюря — очень важный продукт в рационе ледниковых людей. Чтобы приготовить мешок ивовой тюри, нужно по меньшей мере десять мешков свежих листьев карликовой ивы…
— Прекрати, Березка, прошу тебя, — хнычет дедушка Пузан, который на дух не переносит все, что хоть отдаленно напоминает о растительной пище. — Я слишком хорошо знаю, что такое ивовая тюря!
Но девчонка безжалостно продолжает сыпать соль на раны.
— Листья срывают в разгаре лета и замачивают в кожаных мешках, на солнце. Потом, когда они упреют…
— Бэ-э-э! Хватит! — Дедушка Пузан хватается за живот.
— Когда листья упревают, это сразу понятно: вонь стоит такая, что близко не подойти, — комментирую я.
— Вот тогда-то, — продолжает Березка, — мы их разминаем и готовим тюрю, добавляя березовый сок и немного ягеля. Смесь плотно закупоривается и бродит несколько лун. Когда наступают холода, мешок зарывают в снег — и к середине зимы тюря готова к употреблению. Как эта, например. Кто хочет?
Березка сует руку в мешок, достает пригоршню липкой массы.
По правде говоря, холод немного отбил отвратительный дух перепрелых листьев, и все же запах ивовой тюри отнюдь не возбуждает аппетит.
Дедушка Пузан и вовсе воротит нос.
— Эй, ребята, у меня идея, — кричу я. — Почему бы не смешать тюрю с медом? Может, так будет вкуснее.
— Ты хочешь разбазарить мой мед? — верещит Щеголек, от изумления вытаращив глаза.
— Разумеется, — киваю я. — Я ведь не такая жадина, как ты; и потом, мед был твоим. А теперь он мой.
На жарком огне мед подтаивает. Лью густую золотистую жидкость в ивовую тюрю, размешиваю палочкой: получается изумительная похлебка!
Даже дедушка Пузан соблазнился — робко пробует, а потом, как всегда, приходится сдерживать старого обжору.
Тюря исчезает в мгновение ока — вот уже все одновременно суют руки в мешок, выскребая остатки.
— М-м-м… вкуснятина! — облизывается Морж.
— Жалко, больше нету, — хнычет Вонючка.
— Неплохо для затравки, — кивает дедушка Пузан. — Теперь бы жаркого.
— Увидишь его во сне, — говорит Попрыгунья.
— Кстати, о сне… Дедушка, расскажи нам на ночь какую-нибудь историю, — клянчит Блошка.
— Гр-р… желания нету, на пустой-то желудок. Этой вашей травой я едва червячка заморил. Просите Умника, он историй много знает.
С этими словами толстяк забирается в свой меховой мешок и тут же принимается храпеть.
Раздосадованные, мы поворачиваемся к Умнику, и он охотно начинает рассказывать: сочинять разные истории — его конек.
— Я поведаю вам историю, которая только что пришла мне в голову, — начинает он. — Историю Одинокого Лося.
Что-что, а голова у Умника работает!
Когда Умник что-то пытается делать руками, разражается настоящая катастрофа, зато думать он умеет, как никто.
По утрам, едва продрав глаза, он вслух задает вопросы, которые всю ночь его мучили:
— Почему на льду скользко?
— Куда уходят облака?
— Почему звезды бывают только ночью?
— Почему сначала мы видим молнию и только потом слышим гром?
— Почему, если я бросаю камень вверх, он падает мне на голову, а не улетает в небо?
— Почему ледниковые люди не могут дышать под водой?
Кстати, о последнем вопросе: Умник часто проверяет свои теории на практике, ставя эксперименты, и если бы в один прекрасный день я не вытащил его за ноги из воды, мир раньше времени потерял бы своего первого ученого!
Но, несмотря на свои причуды, Умник просто прелесть, мы все относимся к нему как к хрупкому, витающему в облаках братцу, которого надо защищать. Хотя, должен сказать, иногда его причуды оказываются весьма полезными…
Мы собираемся вокруг огня, устраиваемся поудобнее на шкурах и слушаем Умника, который начинает свою историю.
— Однажды на Великом болоте появился на свет необычный лосенок.
Шкура у него была в черную крапинку, кроме того, едва он поднялся на ноги, как все заметили, что этот лосенок не похож на других: если его товарищи послушно шли за матерями, этот направлялся в противоположную сторону. Короче говоря, едва родившись, он уже выказывал независимый нрав.
С годами его нетерпимость росла.
Ну что это за жизнь? Встанешь с утра — и жуешь, то обгладываешь нежную кору, то выкапываешь мох из-под снега. Потом немного поспишь — и опять за еду. Наконец снова сон.
Одинокий Лось чувствовал, что жизнь уходит, день за днем, а он так и не совершил ничего достойного упоминания.
«Да что же такого замечательного может сделать лось? — твердили ему старые мудрецы. — Ешь, спи и радуйся: жизнь коротка!»
Но Одинокий Лось ни в чем не находил отрады.
В один прекрасный день он покинул стадо и пошел бродить по белу свету. Увидел дальние страны, чудесные места; подружился с милыми, добрыми зверями, от других приходилось отбиваться…
Но он остался цел и невредим и, полный воспоминаний, достигнув преклонных лет, вернулся в свое стадо рассказать сородичам о том, что творится за пределами болота.
Но, увы, другие лоси постарели, обленились, потеряли зубы, стали сварливыми.
Всю жизнь они видели только свое болото и не могли даже представить себе что-то еще.
Когда Одинокий Лось рассказывал о своих приключениях, о чудесных местах, которые видел, об открытиях, которые совершил, они смеялись и подтрунивали над чудаком.
Он был уже совсем старый. Еще несколько дней, может быть даже часов — и все, что он пережил и увидел, погибнет вместе с ним.
Судьбе, однако, было угодно, чтобы в эту ночь в то же самое болото забрели детеныши ледниковых людей.
Одинокий Лось слышал голоса, доносящиеся из большой хижины, которую они построили. Ребята устали, проголодались, и всё по вине старого толстяка, который плохо учил их охотиться и ловить рыбу…
— Эй! Да ведь эти ледниковые дети — мы! — вскрикивает Блошка.
— Как мы попали в твою историю? — вторит ей Рысь.
— Дайте закончить, — отмахивается Умник и продолжает рассказ: — Старый Одинокий Лось долго бродил вокруг хижины, вслушиваясь в веселые голоса детей, а потом, не дожидаясь, пока они заснут, принял решение.
Да, он подарит свою жизнь и свои знания этим малышам, чтобы они спаслись, выросли большими, стали мудрыми и отважными, как он сам, и странствовали без страха по белу свету…
— Ты хочешь сказать, что… Одинокий Лось… дал себя… съесть… — шепчет Медвежонок.
— Именно. Подарив свою жизнь ледниковым детям, он будет уверен, что какая-то его частица останется жить в них.
Мы вздыхаем, глядим на пляшущее пламя. У многих слезы на глазах, а Березка не сводит с Умника задумчивого взгляда.
— Бедный Одинокий Лось!
— Красивая история, — говорю я. — Интересно, как это ты их придумываешь?
— Просто закрываю глаза… и вглядываюсь в темноту, — отвечает Умник. — Река, отделяющая реальность от вымысла, не так глубока, ее можно перейти вброд…
И тут мы слышим шорох у входа в хижину, завешенного шкурами.
В страхе жмемся друг к другу. Пещерный лев? Медведь-шатун? Саблезубый тигр?
Слышится звук падения, и вслед за тем над болотами вновь воцаряется глубокая тишина.
Никто не решается выйти посмотреть, и я с бешено бьющимся сердцем поднимаю камни, которыми придавлены шкуры у входа, приподнимаю краешек одной из них — и невольно испускаю крик.
Два желтых глаза смотрят на меня из темноты!
Протягиваю руку и натыкаюсь на ветвистые рога.
Беру головню из очага, вглядываюсь пристальней. На земле лежит старый лось!
Когда Молния говорит, что шкура у него в черную крапинку, я даже не удивляюсь.
— Страница 7 —
