Страница 10 из 43
Глава XV. САМОЕ ЛЕГКОЕ НАЗВАНИЕ В МИРЕ
Такой выходки от Петюшки не ожидал никто. В первую секунду все приокаменели, раздумывая, что, собственно, сделал Петюшка — брякнул ли глупость или высказал нечто разумное?
Особо напрягался милиционер-художник и даже почти схватился за голову, которая не успела переварить «борьбу борьбы с борьбой», а Петюшка подбросил нового материалу.
— Как это может быть — самое легкое название? — сказал Шура. — Легкая лодка — я понимаю. А название?
Петюшка Собаковский и сам растерялся.
— Ну взять, к примеру, название «Пена», — сказал он. — Пена-то легкая.
Тут уж всем стало ясно, что Петюшка ляпнул глупость. Только полный дурак может назвать свою лодку «Пена».
Клара замкнуто звякала ложкой. Теперь и на Петюшку смотреть ей не хотелось. Во-первых, он брякнул глупость, во-вторых, он разговаривал со мной.
А после того, как я выгнал Клару из лодки, разговаривать со мной не должен был никто. Глянув на Петюшку, как на некоторую неприятную пену, Клара углубилась в чай.
Орлов с милиционером сразу поняли, что Петюшка потерял золотое место в сердце Клары, и молчали, решив свои места пока сохранить.
— «Пена» не годится, — сказал я. — Как-то нелодочно.
— Почему нелодочно? — спросил Петюшка. — Легонькая, беленькая, бегает по волнам.
— Да разве нет ничего легче пены?
— Наверно, есть, — сказал Петюшка. — Может быть, пепел? А?
Клара снова глянула на Петюшку, как бы превращая пену в пепел.
Милиционер-художник зашевелился. Ему явно хотелось влезть в разговор, но золотое место в сердце Клары накладывало печать на его уста.
Все эти Кларины взгляды и золотые места начали немного раздражать художника Орлова.
— «Пепел», — сказал он, не глядя на Клару. — Ну и название! Какой же дурак назовет свою лодку «Пепел»? Придумал бы что-нибудь нежное. К примеру, «Бабочка».
Милиционер-художник заерзал на стуле. Ясно было, что он придумал легкое название, но не решался его сказать, оглядываясь на Клару. Он так и сяк замыкал свой рот, но придуманное слово рвалось наружу.
— Ласточка! — гаркнул он.
Эта милицейская ласточка прорвала плотину, и птичьи названия полетели одно за другим: «Чиж», «Горихвостка». Вспыхнув на миг, название тут же меркло.
— Название должно быть даже легче птицы, — сказал Орлов. — Надо, чтоб оно и звучало легко и просто. Например, «Эхо».
— «Эхо» — не очень лодочно, — сказал я.
— Лодочно! Лодочно! — сказал Орлов. — И лодка, как эхо, будет летать от берега к берегу.
Я заволновался и неожиданно подлил чаю Кларе Курбе. Мне вдруг ужасно захотелось назвать свою лодку «Эхо». Я представил себе, как красиво можно написать это слово на серебряном борту, как будут удивляться капитаны встречных кораблей, читая — «Эхо».
— Есть кое-что полегче, чем эхо, — сказал Петюшка. Он давно помалкивал, выращивая в голове легкое название. — Что же это? — спросил Орлов. — «Ау».
— Чего?
— «Ау» легче, чем «Эхо». Просто — «Ау»!
— Ну и название! — усмехнулся Орлов. — «Ау». Вот лодка утонет, тогда и будет — ау!
— Зато всего две буквы, — защищался Петюшка. — «А» и «у».
— Можно придумать название из одной буквы, — сказал Орлов. — Например, «О»! Чего уж легче — «О». Что может быть легче, чем «О»?
— «Привет», — сказала Клара Курбе, и мы не сразу поняли, что она предлагает свое название.
Глава XVI. САМОЕ ЛЕГКОЕ НАЗВАНИЕ В МИРЕ (продолжение)
— Привет, — повторила Клара. — Вот что самое легкое в мире. Один человек передает другому привет. Куда уж легче?
На миг я представил слово «привет», написанное на борту лодки, и мне стало скучно. Но я решил промолчать, зато милиционер-художник отомкнул уста:
— Да, — сказал он, — привет — легкая штуковина.
Тут уж всем стало окончательно ясно, что желание иметь золотое место в сердце Клары и в собственном сердце милиционера также занимало золотое место.
— А если один очень толстый человек передает привет другому очень толстому? — сказал Петюшка. — Какой тогда получается привет? Тяжелый или легкий?
Клара повела плечами.
— «Привет» для названия лодки не годится, — сказал Орлов. — Надо придумать что-то другое.
— Тогда «Мечта», — сказала Клара и задумчиво посмотрела на художника Орлова. — Мечта даже легче привета.
— То «Привет», то «Мечта», — грубовато хмыкнул Орлов. — Больно уж красиво.
Девушка Клара Курбе огорченно посмотрела на художника Орлова, который по собственной воле уходил из ее сердца.
— А если я мечтаю о двухпудовой гире? — спросил Петюшка, и милиционер-художник неожиданно хрюкнул от смеха, а потом ухмыльнулся.
Тут уж все мы — и я, и Орлов, и Петюшка — тревожно поглядели на Клару, надеясь, что она это хрюканье с ухмылкой не заметит.
Милиционер и сам напугался и попробовал преобразить неуместную ухмылку в сосание больного зуба. Но это не получилось — смешливая ухмылка тянулась, продолжалась. Все поняли, что милиционер-художник с громом и треском рухнул из сердца Клары на грязный пол.
Отчаяние и ужас отобразились в его глазах. Ему совсем не хотелось рушиться на пол. Да ведь он и ничего такого не сделал, только хрукнул, только ухмыльнулся! Нельзя же так сразу — из сердца на пол!
С ужасом, повторяю, в глазах Шура-милиционер искал выход из неприятного положения.
— Ха-ха, — нервно засмеялся он в открытую. — Ну и насмешил ты меня, Петюшка. С чего ты мечтаешь о двухпудовой гире?
— Мечтаю, и все! — лаконично ответил Петюшка. — Выжимать ее хочу.
— Вот так мечты! — продолжал смеяться Шура, направляя свой смех на девушку.
Изо всех сил он приглашал Клару посмеяться над Петюшкой, но она даже не улыбнулась. Поджав губы, она глядела внутрь керосиновой лампы.
Ясно было, что она хоть треснет, а больше никогда в жизни не взглянет на милиционера-художника.
Но и на художника-немилиционера, то есть на Орлова, ей смотреть не хотелось, ведь он сам, по собственной воле ушел из ее сердца. А меня и Петюшку она давно уже видеть не могла.
Некоторое время Клара раздумывала, на кого из присутствующих могла бы она посмотреть, и поняла, что смотреть не на кого. В глупое, неприятное положение попала девушка Клара Курбе — сидела за общим столом и ни на кого не могла смотреть. Вокруг же разместились четыре совершенно рухнувших в ее глазах человека.
Милиционер-художник прервал свой смех, вытер губы носовым платком. Отвага и безумие шевельнулись в его глазах.
Бедняга-милиционер-Шура-художник-любитель решился на отчаянный шаг.
— Если б у меня была лодка, — тихо сказал он, — если б у меня была лодка, самая легкая и самая лучшая в мире, я бы назвал ее «Клара».
