Спор Пантеры с Человеком (африканская сказка)
Однажды охотник возвращался из лесу. У него кончились пули и порох, поэтому не мог он больше охотиться. Вдруг в тени большого дерева увидел охотник Пантеру, отдыхавшую после удачной охоты и обильной трапезы.
Испугался охотник, пустился наутек, ведь он был совсем безоружен. Пантера же, заметив охотника, крикнула:
— Подойди поближе! Тебе нечего опасаться.
Но охотник не решался приблизиться к страшному зверю; от страха у него душа в пятки ушла. Однако переборол он себя, приблизился.
— Почему ты бросился бежать, едва завидел меня?— вкрадчиво спросила Пантера.
— Я очень испугался,— признался охотник.— Я решил, что ты хочешь напасть на меня.
— С чего ты взял, что я собираюсь напасть на тебя?
— Но ты же хищница. А вам, хищникам, доверять нельзя, больно вы жестоки и кровожадны. Мне пока что моя жизнь дорога.
— Пожалуй, ты прав, я и впрямь могу показаться жестокой, но это только на первый взгляд. На самом деле тебе следует опасаться не меня, а кое-кого другого.
— Кого же именно?— удивился Человек.
— Смелый охотник, запомни, что я тебе скажу. Тебе следует бояться себя самого.
— Себя самого?— переспросил охотник.— Но я же не стану вредить самому себе. Ты, право, говоришь загадками.
— Не такая уж это хитрая загадка. Подумай — и разгадаешь.
— Я тебя не понимаю,— сказал охотник Пантере.
— Да, я страшный и опасный зверь, это так. Но по-настоящему бояться тебе следует не зверей, а своих собратьев — людей.
— Почему?
— Потому что человек и есть самый жестокий зверь на земле. Ты просто не думаешь о жестокости человека, потому что привык к ней. Человек — твой собрат, он всегда рядом с тобой, ты каждый день видишь его, слышишь его смех. Люди кажутся тебе простыми и добрыми, а на самом деле человек подобен океану со спокойной поверхностью и бурливыми глубинами.
— И все-таки я тебе не верю,— отозвался охотник.— Человек — мой брат, он всегда помогал мне, с ним мне всегда было хорошо. Ты ошибаешься, Пантера!
— Хорошо, послушай меня еще немного,— сказала Пантера.— Именно человек, твой брат,— источник всех твоих несчастий. Так ли уж редко бывает, когда тот, с кем ты готов делить пищу и кров, подсыпает отраву тебе в еду, похищает твою жену, встает на твоем пути, из зависти к тебе готов сделать тебя несчастным, оклеветать и даже убить?
— О, любезная Пантера, я не хочу тебя обидеть, но ты видишь в человеке только самое дурное. А ведь в человеке, как во всяком живом существе, есть не только плохое, в нем много хорошего. Конечно, люди не лишены пороков, но нельзя забывать и про их достоинства. Человек, мой брат, добр, отзывчив, он всегда готов выручить из беды, сострадать в горе, прийти на помощь в нужде.
— Все это сплошное притворство!— отвечала Пантера.— О людях надо судить по их поступкам, а не по намерениям. В каждом есть что-то хорошее, но плохого-то все равно больше в десять тысяч раз. Человек, твой собрат, лжив, скрытен, высокомерен, спесив. Он так и норовит все захватить для себя одного. Бойся же человека, а совсем не меня.
На том собеседники разошлись. Охотник остался в убеждении, что Пантера ничего не смыслит в людях. Однако на обратном пути, когда он оказался в самом глухом месте леса, на охотника напал его давний недруг, который всегда и во всем завидовал ему. Он подстрелил его, как зайца, и тем самым решил спор в пользу Пантеры.
Чей ребенок?
Мавангу был такой любвеобильный, что взял в жены сразу двух девиц — Кенги и Гунгу. Он расчистил для них участок в зарослях и поровну поделил его между ними. Посеяли там его жены маис, окру, бобы и кассаву, и скоро еды в семье стало хоть отбавляй. И хоть жили и питались они все вместе, каждая из жен гордилась своей делянкой и плодами, которые с нее собирала, и ревниво следила за успехами другой.
Однажды Гунге понадобилось немного бобов для одного кушанья, а на ее делянке их в то время не оказалось, поэтому она зашла на делянку Кенги и набрала бобов там. Кенги заметила пропажу и очень рассердилась на Гунгу. Та повинилась перед ней, но сказала при этом, что особой беды в том не видит, поскольку муж у них один и питаются они все вместе.
Кенги этих ее объяснений не приняла, и в конце концов они договорились так: все, что уродилось на делянке одной, принадлежит только ей, и другая не должна брать это себе. А в остальном жены вполне друг с дружкой ладили.
Случилось так, что однажды, когда обе женщины работали на своих делянках, Кенги почувствовала, как у нее во чреве круто повернулся ребенок, и поняла, что близятся роды. Курение, как известно, притупляет боль, поэтому Кенги принялась искать табак и, не найдя, пошла на делянку к Гунге, чтобы попросить у нее.
Гунга встретила Кенги приветливо, усадила ее отдохнуть и дала табаку, чтобы она покурила. И пока Кенги отдыхала на делянке Гунги, у нее начались схватки, и она родила сына.
Гунга в ту же минуту взяла младенца на руки, обрезала ему пупок, обмыла и протерла тельце маслом, в общем, сделала с новорожденным все, что полагается. Когда Кенги пришла в себя, она поблагодарила Гунгу.
— Ты мне очень помогла, Гунга,— сказала она,— и я тебе премного благодарна. Ты так хорошо все сделала для моего ребенка, как будто это твой собственный ребенок. Спасибо тебе большое.
— А он и есть мой собственный ребенок,— отвечала ей Гунга.— Вспомни наш уговор, и тебе ясно станет, что этот мальчик принадлежит мне. И я его не отдам.
Как ни умоляла Кенги, как ни плакала, Гунга стояла на своем. Но все же в конце концов она согласилась, чтобы кто-то рассудил их, и женщины договорились сходить вместе в соседнее селение, где жил Маниломби, и изложить ему свою тяжбу. Маниломби славился своей мудростью и справедливостью, и каждая считала, что он решит спор в ее пользу.
Пришли они к Маниломби, почтительно с ним поздоровались и вручили ему подарки. Маниломби велел им изложить причину спора.
— Я дала жизнь ребенку,— сказала Кенги,— а Гунга отобрала его у меня. Я носила этого ребенка в своем чреве и мучилась родами, потому что он мой сын. Что тут еще объяснять? Это по вине Гунги мы пришли сюда. Пусть она докажет, справедливо ли она поступила.
А Гунга вот что ответила:
— Нет, это мой ребенок, потому что когда я сорвала немного бобов с делянки Кенги, она рассердилась на меня, и тогда мы договорились наперед, что все, что уродится на ее делянке, принадлежит ей одной, а что уродится на моей делянке — мне и что мы никогда больше ничего не возьмем с чужой делянки. Я Кенги не звала, она сама пришла на мою делянку и родила на ней мальчика. Значит, по нашему уговору, мальчик этот мой и она не может отобрать его у меня.
Маниломби все внимательно выслушал и решил, что Гунга поступила по справедливости и ребенок принадлежит ей. Много нашлось таких, что не согласились с решением Маниломби и говорили, что важно не то, где родился ребенок, а кто его родил. Так до сих пор и не пришли односельчане к согласию, справедливо рассудил Маниломби или нет.
— КОНЕЦ —
