Страница 3 из 4
Разные пиратские истории (сказка)
ИСТОРИЯ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Один пират здорово кошек рисовал. Пытался он и ещё кое-кого изобразить, всяких там кусательных, бородательных, клевательных, всяких там пугательных, хватательных, рычательных, но они у него сами на себя похожими не были. А вот кошки, эти получались на все сто. Как живые. Того и гляди фыркнут и оцарапают!
А тут в корабельном трюме крысы завелись — прямо скажем, малосимпатичные и нахальные до невозможности. И до того они обнахальничали, что даже по каютам скреблись и по палубе туда-сюда шастали. И не было на них никакой управы.
Вызывает тогда к себе этого пирата, который кошек рисовал, капитан, или кто он у них там за главного был, в общем, Бульбуль — мрачная личность со скверным характером. Вызывает, первым делом свой здоровенный кулачище суёт под нос и спрашивает:
— Это видел?
— Видел! — не моргнув глазом, отвечает пират. — У меня самого — не хуже. Я…
— Заткнись! — оборвал Бульбуль. — Закрой пасть и слушай, когда начальство говорит. Так вот… Даю тебе сутки сроку, чтобы ты по всему кораблю триста кошек нарисовал, а то от этих крыс, понимаешь, житья не стало. Но гляди, чтобы пострашней! Задание понял?
— Разве я на дурака похож? — возмутился пират.
— А кто тебя знает! — стукнул кулаком по столу капитан, или как его там, короче, Бульбуль. — Это еще доказать надо. Действуй!
Пирата как штормом смыло. Схватил кисти да краску — и ну кошек малевать: чёрных, белых, рыжих и совсем непонятной масти. Всю ночь и целый день старался, а к вечеру — триста кошек нарисовал в разных позах, притом так, что от настоящих лишь тем и отличались, что не мяукали.
Увидели их крысы, задрожали и по тёмным углам забились, никуда и носа не показывали. А в первом же порту с корабля сбежали — только их и видели.
— Пожалуй, ты и вправду — не дурак! — похвалил пирата капитан Бульбуль.
— А ты зря сомневался, кэп! — подмигнул пират. — Своё дело знаем!
ИСТОРИЯ ПЯТНАДЦАТАЯ
Один пират никогда не брился. И выросла у него такая длинная борода, что расчёсывала её на палубе вся команда. А потом скатывала её в трубочку, стягивала крепким кожаным ремнём с большой медной пряжкой. Так пират свою бороду на привязи и носил.
Толку от неё никакого не было. Одна морока. Попробуй-ка этакую бородищу помыть и высушить. Легче сто простыней постирать и погладить.
Может быть, пиратская борода так ни на что и не сгодилась бы — да случай представился. На далёком острове Макаляко проводился чемпионат мира на лучшего бородача. И решило пиратское собрание:
— Пусть наш участвует! А вдруг прославимся?
Сказано — сделано. Приплыли на этот остров Макаляко, который чёрт знает куда в какую даль занесло, и говорят:
— Ни пуха тебе ни пера! Не осрами команду!
А на острове бородачей — пруд пруди. Ходят со своими бородами, как вениками улицы подметают. Ни соринки!
Пират, понятное дело, волновался, как море перед штормом. Только напрасно волновался, потому что рядом с его бородищей все прочие — бородёнками казались.
Вот и стал он чемпионом мира по бороде. А благодаря ему и вся его пиратская команда на весь мир прогремела.
ИСТОРИЯ ШЕСТНАДЦАТАЯ
Один пират вечно хмурым ходил и мрачным. Ну просто — туча тучей. Даже смотреть противно, потому что кто ни посмотрит — сразу и сам хмурился и мрачнел. Всем не по себе, а пирату — хоть бы хны!
Шуток он не понимал. Вся команда, бывает, смеётся, а его физиономия каменная. Ничто его не брало.
— А давайте мы эту дубину стоеросовую пощекочем, — предложил боцман Тумба. — Может, подействует?
Окружила матросня пирата и давай щекотать. Щекочут, щекочут, а он — ноль внимания. Потом ему надоело, он и признался:
— Чего это вы? Я щекотки не боюсь.
Тогда капитан Бульбуль командует:
— Зеркало сюда тащите!
Приволокли зеркало, как велено. Бульбуль и говорит пирату:
— Ты только глянь на себя. Что у тебя за… личико? Тьфу! Оно просто просит кирпичика! И даже не просит, а требует!
— Тьфу! — согласился пират, увидев себя в зеркале. — Ну и рожа!
— А теперь повторяй: сыр, сыр, сыр, сыр!
— Это можно, — согласился пират. — Сыр я люблю. Чего же не повторять? Сыр, сыр, сыр, сыр…
И когда он произносил это слово, то губы его сами растягивались в улыбку, приоткрывая крепкие белые зубы.
Пират смотрел в зеркало и любовался зубами. И вообще он понял, что улыбка ему очень идёт, обрадовался, как ребёнок, и первый раз в жизни засмеялся.
Команда вместе с капитаном и удивлённым боцманом тоже засмеялась. И всем показалось, что смеются даже чайки, которые кружились над кораблём.
Мрачным и хмурым того пирата больше никто никогда не видел, потому что в любую, самую унылую погоду он тихонько шептал самому себе: «Сыр, сыр, сыр, сыр, сыр, сыр…»
ИСТОРИЯ СЕМНАДЦАТАЯ
Один пират мог запросто выжать руками две бочки, набитые свинцовой дробью. А мог пушку подбросить и поймать на лету. Да что там — он кулаком гвоздь в доску вбивал, а медную монету пальцами сгибал и разгибал. Во силища у него была!
А ещё такое выделывал, что и не поверишь, если своими глазами не увидишь. К примеру, ничего ему не стоило без всякой помощи корабль с места сдвинуть, когда он на мель садился. Тяжёлый железный якорь пирату легче пёрышка казался. Он его, играючи, вместе с двадцатипудовой цепью из воды на корму вытаскивал. Другого такого крепкого детину ещё поискать надо!
Попал этот пират однажды на цирковое представление, где один заморский силач разные трюки выделывал: то подкову разогнёт, то бревно об колено разломает.
Не выдержал пират такого надувательства и крикнул на весь цирк:
— Безобразие! Так любой сможет!
— Любой? — возмутился циркач. — А ну иди попробуй!
Вышел пират на арену и показал настоящую силушку. Зрители только ахнули, когда он и этого силача, и все его гири, и лошадь с наездницей, и клоуна с барабаном, и дрессировщицу с пятью кудрявыми пуделями на руках, словно пушинку, поднял — и улыбнулся. Подержал немного в воздухе, а после опустил и сказал:
— Я бы ещё выступил, но мне в море пора… На работу…
— Оставайся! — закричала публика. — Ты всем силачам силач!
Потом выбежали на арену дети с цветочками и стали со слезами упрашивать:
— Не уплывай, дядя! Мы каждый день будем в цирк ходить, чтобы на тебя посмотреть!
Не выдержал пират и тоже слезу пустил: очень ему ребятишек жалко стало. Так в цирке он и остался. И столько ему зрители букетов дарили, что его квартира круглый год напоминала красивую цветочную оранжерею.
ИСТОРИЯ ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Один пират подрался с другим пиратом. У одного под глазом фонарь светился, и у другого синяк на самом виду красовался. Увидел боцман Тумба такое дело и стыдить начал:
— Чужих вам, что ли, мало? Не хватало мне ещё, чтобы свой своего же лупил!
Один пират на другого показывает:
— Он первый начал!
Второй пират в первого пальцем тычет:
— Он первый полез!
— Цыц! — разозлился боцман Тумба. — Если не помиритесь, обоим врежу. Вы меня знаете!
— Знаем! — пробубнили оба пирата.
— То-то! Цепляйтесь мизинцем и клянитесь по-пиратски, осьминог вас удави!
— Мирись, мирись — и больше не дерись! — пошёл на попятную первый пират, тряся своим мизинцем мизинец второго.
— Если будешь драться, буду я кусаться! — сверкнул глазами второй пират, тряся своим мизинцем мизинец первого.
— Так бы сразу, разрази вас гром! — похвалил боцман Тумба. — Кусаться вы все горазды, пока зубы целы!
Постояли пираты, помолчали, друг другу из-за спин кулаками погрозили и разошлись по каютам.
Давно это было, а пиратская мирилочка и поныне жива:
Мирись, мирись —
И больше не дерись.
Если будешь драться,
Буду я кусаться!
ИСТОРИЯ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Один пират всё время молчал. Утром молчал, днём молчал вечером молчал. Все пели — он рот на замке держал. Все байки травили — он нем как рыба. Никто от него и словечка разъединенького не слыхал, а не то чтобы целого предложения.
Казалось бы, что тут плохого? Ну молчит пират. Ну не разговаривает. Так ведь и вреда от этого никому нет. Но некоторых его молчание злило. Кое-кого раздражало. А иных просто бесило.
— Чего это он помалкивает? — качали головами одни.
— Может, он нас за людей не считает? — надували щёки другие.
Вызвал молчуна капитан Бульбуль на пиратский суд. И выставила ему ихняя шайка-лейка такой ультиматум:
— Либо ты речь проявишь, либо на берег спишем!
Куда пирату в одиночку против всей лейки-шайки переть! С ней не очень-то поартачишься. Открыл он рот, а оттуда — дыдыды, бубубу, рырыры! В общем, такая ругань понеслась, такая брань посыпалась, что даже у боцмана, который считался грубияном из грубиянов, нижняя челюсть отвисла.
А пират такое вопил, такое орал, такое горланил, что ко всему привыкшие уши морских разбойников — и те начали вянуть, как цветочки в засуху.
Пожалел капитан Бульбуль, что заговорил молчун, да что сделано — то сделано.
Пришлось пирату новый ультиматум выслушивать:
— Либо ты заткнёшь свой фонтан, либо на берег спишем!
Выслушал пират и обиделся:
— Я же не хотел болтать! Вы же сами велели! Да ну вас!
Может, он и прав по-своему?
ИСТОРИЯ ДВАДЦАТАЯ
Один пират обожал кататься на китах. Нравилось ему — и на дельфинах. Но на китах больше. Сидишь на гладкой спине великана, за его усы китовые руками держишься, чтобы не свалиться в море, а над головой — фонтан журчит-переливается. Красотища! Разве нет?
Однажды ему другие пираты говорят:
— Вот ты на китах катаешься. А мы, думаешь, не желаем? И нам, понимаешь, тоже охота!
— Да чего там! — не стал возражать китовый наездник. — Можем и вместе покататься. Не жалко мне!
Прыгнули пираты в море и ждут. Не долго ждали. Смотрят: кит на горизонте появился. Как только он к ним подплыл, тут китовый наездник сразу его оседлал и в усы руками вцепился. Кит и притормозил. Ну пираты к нему на спину всей гурьбой и влезли. Пришпорили кита голыми пятками — и понёс он их по волнам так, что брызги солёные по сторонам разлетаются.
Понравилось пиратам на ките верхом кататься. Развеселились они — и давай плясать от радости. А киту щекотно стало, запустил он свой фонтан повыше — и смыл всех танцоров со спины подчистую. Хвостом на прощанье махнул и нырнул в глубину. Только его и видели!
