Страница 3 из 4
Приключения Тонино-невидимки (повесть)
Один за другим вышли из школы все классы. Подобно диким племенам, выходящим из лесу, каждый класс при выходе издавал свой особый клич. Пятый «Б» избрал себе клич Тарзана. Роберто — Белый Негр — обычно издавал этот клич, едва коснувшись ногой первой ступеньки лестницы и даже не дожидаясь, покуда другая его нога покинет пределы школы.
Один раз сторож даже возмутился:
— Хоть подождал бы, пока из школы выйдешь!
Белый Негр, который в известных случаях рассуждал, как адвокат, ответил ему, что если голова находится за дверью, над первой ступенькой, значит, надо считать, что он уже вышел из школы. Разве сторож сомневается в том, что голова — это самая важная часть тела?..
Но вот наконец раздался шум, подобный грохоту поезда, выходящего из туннеля, послышался топот и грохот. Племя дикарей приближалось. В просвете двери показалась чья-то курчавая голова: это Белый Негр, он подносит руку ко рту и издает страшный клич:
— Бу-лу-лу-лу-лу!..
Тонино у самых ворот, он готов встретить друга, взять его под руку, рассказать о своих приключениях. Белый Негр штурмом берет ступеньки, а за ним весь пятый «Б», который торопится наверстать упущенное время… Но племя прошло мимо, последний воин показал свою спину, и никто не остановился, никто не взглянул на бедного Тонино, никто не взял его под руку…
Тонино с таким волнением ожидал выхода товарищей, что даже позабыл, что стал невидимкой.
Он догнал Белого Негра, который быстро шагал по мостовой, и схватил его за руку:
— Белый Негр! Это я, Тонино!
Белый Негр, даже не оглянувшись, почесал руку и с возмущением подумал, что к нему забралась блоха. Но кто же мог принести блоху в школу?
— Белый Негр! Ты меня не слышишь? Ты хоть послушай, раз уж не можешь видеть меня!
Если б ты знал, что со мной приключилось с тех пор, как я стал невидимкой! Ты слушаешь меня, Белый Негр?
Тонино бежал за своим другом, неловко прихрамывая оттого, что одна нога у него была на тротуаре, а другая на мостовой. Он все утро молчал и теперь хотел говорить, говорить без устали, ведь ему было о чем рассказать. Но, видно, Белому Негру было не до него.
— Притворяешься, будто меня не слышишь!
Ты что, на меня разозлился оттого, что я потянул тебя за волосы? Послушай же меня!
Желая наконец заставить себя слушать, Тонино со злостью стукнул приятеля кулаком по спине. Белый Негр повалился вперед и уперся руками об асфальт, как котенок.
«Странно, — подумал он. — Должно быть, нога об ногу зацепилась, ведь место совсем ровное!» И он встал, отряхнул пыль с куртки и зашагал дальше, только шел он теперь чуть медленней.
Тонино глядел на друга, и слезы подступали у него к глазам.
«Ну что за толк быть невидимкой? — думал он в тоске и смущении. — Ведь даже с друзьями нельзя поговорить! Нет, хватит! Мне это надоело! Не хочу я быть невидимкой, лучше буду таким, как все! Хочу, чтоб Белый Негр накинулся на меня с кулаками и сделал мне подножку, как позавчера!..»
Но Белый Негр подошел к своему дому и вошел в ворота, даже не оглянувшись, чтоб попрощаться с Тонино. Ведь он не знает, что здесь, рядом с ним, его друг, который хочет, чтобы с ним попрощались, чтобы ему на ходу скорчили рожу или высунули язык на прощание. Тонино так и остался стоять на улице, такой одинокий, что нам его стало жалко. Словно нищий, присел он на мостовой. Сейчас ему хотелось протянуть руку и попросить: «Сделайте, чтоб я был, как вы! Не оставляйте меня одного!».
Но кто смог бы увидеть его протянутую руку?
Даже витрины не замечали Тонино; напрасно пытался он разглядеть в них свое отражение.
Глава шестая, в которой Тонино узнает, что и у невидимки бывают свои огорчения
Но неожиданно еще более страшная мысль заставила его вздрогнуть.
«А дома? Неужели и с мамой будет так? Неужели она не сможет меня обнять и погладить по голове, как она всегда делает? Неужели она меня даже шлепнуть не сможет?..» Он за целое утро ни разу не подумал о маме: позабыл о ней, наслаждаясь недолгим счастьем мальчика-невидимки, которому сходят с рук все проказы. Но теперь Тонино бежал домой, и сердце у него стучало, как барабан, то и дело взывая: «Мама!
Мама!».
А мама стояла у окна. Тонино тотчас же увидел ее исхудалое, взволнованное лицо за ящиками, в которых были высажены цветы. Мама ждет его возвращения, не сводит глаз с улицы и вот-вот закричит: «Ты снова опоздал!.. Остался играть после школы… Макароны остынут, а потом скажешь, что они, как клей, и не захочешь есть!.. Живо домой!».
— Мама! — что есть мочи закричал запыхавшийся от бега Тонино. — Я здесь, мама!
Но мама продолжала глядеть в другую сторону.
— Мама! Посмотри на меня! Подожди меня, мама, я сейчас приду! Бегом подымусь по лестнице! Если б ты только знала, что со мной приключилось!..
Пулей влетел он в комнату. Папа уже сидел за столом, прислонив газету к бутылке с минеральной водой. Подняв голову, он пробормотал:
— Должно быть, ветер на улице. Слышали, как хлопнула дверь?
Тонино стоял перед ним, едва дыша от усталости и страха, но отец его не заметил и снова уткнулся глазами в газету. Мама не отходила от окна.
— Все нет его… Что с ним могло случиться?
— Да что с ним может случиться? — проворчал отец. — В футбол гоняет, наверно, раздобыли где-нибудь жестяную коробку вместо мяча. Ведь за обувь все равно не им платить! Ты лучше садись к столу и поешь. А ему придется иметь дело со мной. Не лезь руками в тарелку, я тебе сто раз говорил, что вермишель нельзя трогать руками!
Последнее относилось к Альберто, младшему брату Тонино.
— А если она не держится на вилке! Я не умею…
— Должен научиться есть, как положено.
— Тонино тоже ест руками. А зачем варить вермишель, уж лучше макароны, те по крайней мере…
— Ешь молча. Не хватало только, чтобы мои сыновья стали заказывать себе блюда к обеду, как в ресторане! Вот до чего мы дошли. Ешь и молчи!
Альберто замолчал. День сегодня был явно неподходящий, чтобы возражать отцу.
Тонино невольно улыбнулся. Как он любил папу! Даже в такие дни, когда папа бывал мрачным и кислым, как лимон, и от него можно было ждать лишь замечания!..
Тонино подошел поближе и положил ему руку на плечо. Но отец продолжал есть.
«Как же дать ему знать, что я здесь? — спрашивал себя Тонино. — Нужен какой-нибудь сигнал! Может, опрокинуть стакан или написать что-нибудь на листочке бумаги. Но тогда они испугаются. Маме, конечно, станет плохо… Лучше постучать по столу, или по стенке, или, может, ножом по стакану… Они тогда увидят, как нож сам по себе подымается и стучит по стакану».
Эта мысль пришлась Тонино по душе. Он осторожно взял нож в руки и постучал им по стакану Альберто. В ответ дважды раздалось тонкое «тин-тин», словно зазвенел колокольчик.
— Альберто, оставь в покое стакан, — сказала мама.
— Я его не трогал.
— Мама, я не трогал стакан. Вот посмотри. — И он в знак оправдания показал свои руки.
— Альберто, мне сейчас не до шуток, — сказала мама усталым голосом. Она то и дело поглядывала на часы с маятником. — Уже четверть второго. Никогда Тонино так не опаздывал.
«Сделайте же что-нибудь! — хотелось закричать Тонино. — Сделайте что-нибудь!
Помогите мне!»
Он шагал взад и вперед по столовой, выходил в коридор и пугался своего одиночества.
Он больше не пытался сдержать слезы. Теперь они текли у него по щекам. Он чувствовал их тепло, ощущал их горечь на губах. Бедный Тонино-невидимка! Всего несколько часов тому назад он обрадовался, когда понял, что учитель его не увидит и не сможет вызвать к доске. А теперь он был бы даже рад принести домой двойку в дневнике…
«Я тут больше не выдержу, — подумал Тонино, — лучше пойду во двор».
Мальчики из их двора с обедом справились быстро, словно то был скучный урок, и теперь сошли вниз, чтобы размять ноги. Конечно, здесь нельзя было играть по-настоящему: это запрещалось, и дворник, хоть и был добрым человеком, ни за что не допустил бы нарушения правил. Но все же можно было побегать или поболтать, собравшись где-нибудь в уголке.
Во дворе была разбита клумба, а посреди нее возвышалась сосна. Ходить по клумбе, конечно, запрещалось. Но Тонино уселся на густой ковер из сухих игл, прислонившись спиной к дереву.
«Дворник не может меня видеть. Пусть хоть это меня утешит». Вокруг раздавались голоса ребят.
«До чего я завидую им! — подумал Тонино. — Как они все счастливы! Могут глядеть друг другу в лицо. Могут взяться за руки и поболтать друг с другом. Если захотят, могут и подраться, чтоб потом снова помириться».
До чего важными и прекрасными казались ему теперь все эти пустяки!
А друзья! Он никогда не задумывался над тем, как хорошо иметь друзей!
«Теперь я знаю, что на свете хуже всего, — сказал самому себе Тонино. — Не двойка и даже не бедность: ведь бедняки могут помочь друг другу. Хуже всего одиночество.
Одинокий всегда бессилен. Дли счастья нужны другие люди: мама, друзья, товарищи, учитель — словом, все люди на земле».
Пусть вас не удивляет, что у Тонино появились такие сложные мысли: ведь он невидимка, а вам никогда не приходилось быть невидимкой. Да, невеселые у него были мысли в голове, ничего не скажешь. А черные мысли, как черные птицы. Тонино даже показалось, что черные мысли кружат над ним, словно воронья стая. Но он их не видел: мысли всегда невидимы, хоть и принадлежат людям из плоти и крови.
Глава седьмая, в которой Паола увидела Тонино и рассказала ему о сложных делах
Покуда Тонино предавался этим размышлениям, чей-то голос послышался у него за спиной:
— Разве ты не знаешь, что нельзя сидеть на клумбе? Вот дворник увидит и отругает тебя как следует.
Тонино не сразу обернулся.
«Это мне говорят? — подумал он рассеянно. — Ведь со мной нельзя разговаривать, потому что меня никто не видит».
Но голос продолжал настаивать:
— Что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь? На этот раз Тонино обернулся.
Девочка с огромным красным шарфом, повязанным вокруг шеи, смотрела на него так пристально, словно видела его на самом деле.
— Это ты мне говоришь? — спросил не слишком обнадеженный Тонино.
— А кому же еще? — засмеялась девочка, откинув за плечи две черных косы. — Ведь здесь нет никого, кроме тебя. И ты знаешь, что на клумбе сидеть запрещено.
— Дворнику меня не увидеть.
— Ну да! Ведь я тебя вижу. Ты спрятался за дерево, но все-таки тебя видно.
Тонино пожал плечами. Девочка обошла вокруг клумбы и теперь остановилась прямо перед ним.
— Что, не уходишь? Значит, ты на самом деле храбрый. Вот и я здесь сяду. Что нам может сделать дворник? Накричит, и только. А я тогда удеру, вот и все. Тебя как звать?
— Тонино.
— А меня Паола. Вот уже неделя, как я здесь живу, а еще никого не знаю. Я живу на пятом этаже, а ты?
— На втором.
Тонино отвечал нерешительно, словно боясь, что не сможет договорить до конца: ведь с той минуты, как он стал невидимкой, ему впервые представилась возможность перекинуться с кем-нибудь парой слов.
— А ты можешь видеть меня? — спросил он неуверенно.
— Еще бы! — рассмеялась Паола. — Ведь я не слепая! Конечно, я тебя вижу. Я увидела, что ты один и ни с кем не играешь. Разве и ты никого здесь не знаешь? Здесь ребята какие-то неприятные. Проходят мимо и смотрят на меня, как на муравья. Ни разу никто и словечка не сказал. А девочек здесь совсем нет. Какой странный двор: я ведь, знаешь, здесь единственная девочка! Все остальные — мальчишки. Может быть, у вас такое правило?
