Алёша Попович и Тугарин Змеевич
В славном городе Ростове у ростовского попа соборного был один-единственный сын. Звали его Алёша, прозывали по отцу Поповичем.
Алёша Попович грамоте не учился, за книги не садился, а учился с малых лет копьём владеть, из лука стрелять, богатырских коней укрощать. Силой Алёша не большой богатырь, зато дерзостью да хитростью взял. Вот подрос Алёша Попович до шестнадцати лет, и скучно ему стало в отцовском доме.
Стал он просить отца отпустить его в чистое поле, в широкое раздолье, по Руси привольной поездить, до синего моря добраться, в лесах поохотиться. Отпустил его отец, дал ему коня богатырского, саблю, копьё острое да лук со стрелами. Стал Алёша коня седлать, стал приговаривать:
– Служи мне верно, богатырский конь. Не оставь меня ни мёртвым, ни раненым серым волкам на растерзание, чёрным воронам нарасклевание, врагам на поругание! Где б мы ни были, домой привези!
Обрядил он своего коня по-княжески. Седло черкасское, подпруга шёлковая, узда золочёная.
Позвал Алёша с собой любимого друга Екима Ивановича и поутру в субботу из дому выехал искать себе богатырской славы.
Вот едут верные друзья плечо в плечо, стремя в стремя, по сторонам поглядывают. Никого в степи не видно – ни богатыря, с кем бы силой помериться, ни зверя, чтоб поохотиться. Раскинулась под солнцем русская степь без конца, без края, и шороха в ней не слыхать, в небе птицы не видать. Вдруг видит Алёша – лежит на кургане камень, а на камне что-то написано. Говорит Алёша Екиму Ивановичу:
– Ну-ка, Екимушка, прочитай, что на камне написано. Ты хорошо грамотный, а я грамоте не обучен и читать не могу.
Соскочил Еким с коня, стал на камне надпись разбирать.
– Вот, Алёшенька, что на камне написано: правая дорога ведёт к Чернигову, левая дорога – в Киев, к князю Владимиру, а прямо дорога – к синему морю, к тихим заводям.
– Куда же нам, Еким, путь держать?
– К синему морю ехать далеко, к Чернигову ехать незачем: там калачницы хорошие. Съешь один калач – другой захочется, съешь другой – на перину завалишься, не сыскать нам там богатырской славы. А поедем мы к князю Владимиру, может, он нас в свою дружину возьмёт.
– Ну, так завернём, Еким, на левый путь.
Завернули молодцы коней и поехали по дороге к Киеву. Доехали они до берега Сафат-реки, поставили белый шатёр. Алёша с коня соскочил, в шатёр вошёл, лёг на зелёную траву и заснул крепким сном. А Еким коней расседлал, напоил, прогулял, стреножил и в луга пустил, только тогда отдыхать пошёл.
Утром-светом проснулся Алёша, росой умылся, белым полотенцем вытерся, стал кудри расчёсывать.
А Еким вскочил, за конями сходил, попоил их, овсом покормил, заседлал и своего и Алёшиного.
Снова молодцы в путь пустились.
Едут-едут, вдруг видят – среди степи идёт старичок. Нищий странник – калика перехожая.
На нём лапти из семи шелков сплетённые, на нём шуба соболиная, шапка греческая, а в руках дубинка дорожная.
Увидал он молодцов, загородил им путь:
– Ой вы, молодцы удалые, вы не ездите за Сафат-реку. Стал там станом злой враг Тугарин, Змея сын. Вышиной он как высокий дуб, меж плечами косая сажень, между глаз можно стрелу положить. У него крылатый конь – как лютый зверь: из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит. Не езжайте туда, молодцы!
Екимушка на Алёшу поглядывает, а Алёша распалился, разгневался:
– Чтобы я да всякой нечисти дорогу уступил! Не могу я его взять силой, возьму хитростью. Братец мой, дорожный странничек, дай ты мне на время твоё платье, возьми мои богатырские доспехи, помоги мне с Тугарином справиться.
– Ладно, бери, да смотри, чтобы беды не было: он тебя в один глоток проглотить может.
– Ничего, как-нибудь справимся!
Надел Алёша цветное платье и пошёл пешком к Сафат-реке.
Идёт, на дубинку опирается, прихрамывает…
Увидел его Тугарин Змеевич, закричал так, что дрогнула земля, согнулись высокие дубы, воды из реки выплеснулись. Алёша еле жив стоит, ноги у него подкашиваются.
– Гей, – кричит Тугарин, – гей, странничек, не видал ли ты Алёшу Поповича? Мне бы хотелось его найти, да копьём поколоть, да огнём пожечь.
А Алёша шляпу греческую на лицо натянул, закряхтел, застонал и отвечает стариковским голосом:
– Ох-ох-ох, не гневись на меня, Тугарин Змеевич! Я от старости оглох, ничего не слышу, что ты мне приказываешь. Подъезжай ко мне поближе, к убогому.
Подъехал Тугарин к Алёше, наклонился с седла, хотел ему в ухо гаркнуть, а Алёша ловок, увёртлив был, как хватит его дубинкой между глаз – так Тугарин без памяти на землю пал.
Снял с него Алёша дорогое платье, самоцветами расшитое, не дешёвое платье, ценой в сто тысяч, на себя надел. Самого Тугарина к седлу приторочил и поехал обратно к своим друзьям.
А там Еким Иванович сам не свой, рвётся Алёше помочь, да нельзя в богатырское дело вмешиваться, Алёшиной славе мешать.
Вдруг видит Еким – скачет конь что лютый зверь, на нём в дорогом платье Тугарин сидит.
Разгневался Еким, бросил наотмашь свою па́лицу в тридцать пудов, прямо в грудь Алёше Поповичу. Свалился Алёша замертво.
А Еким кинжал вытащил, бросился к упавшему, хочет добить Тугарина… И вдруг видит – перед ним Алёша лежит…
Грянулся наземь Еким Иванович, горько расплакался:
– Убил я, убил своего брата названого, дорогого Алёшу Поповича!
Стали они с каликой Алёшу трясти, качать, влили ему в рот питья заморского, растирали травами лечебными. Открыл глаза Алёша, встал на ноги, на ногах стоит-шатается.
Еким Иванович от радости сам не свой.
Снял он с Алёши платье Тугарина, одел его в богатырские доспехи, отдал калике его добро. Посадил Алёшу на коня, сам рядом пошёл: Алёшу поддерживает.
Только у самого Киева Алёша в силу вошёл.
Подъехали они к Киеву в воскресенье, к обеденной поре. Заехали на княжеский двор, соскочили с коней, привязали их к дубовым столбам и вошли в горницу.
Князь Владимир их ласково встречает:
– Здравствуйте, гости милые, вы откуда ко мне приехали? Как зовут вас по имени, величают по отчеству?
– Я из города Ростова, сын соборного попа Леонтия. А зовут меня Алёшей Поповичем. Ехали мы чистой степью, повстречали Тугарина Змеевича, он теперь у меня в тороках висит.
Обрадовался Владимир-князь:
– Ну и богатырь ты, Алёшенька! Куда хочешь за стол садись: хочешь – рядом со мной, хочешь – против меня, хочешь – рядом с княгинею.
Алёша Попович не раздумывал, сел он рядом с княгинею. А Еким Иванович у печки стал.
Крикнул князь Владимир прислужников:
– Развяжите Тугарина Змеевича, принесите сюда в горницу!
Только Алёша взялся за хлеб, за соль – растворились двери горницы, внесли двенадцать конюхов на золотой доске Тугарина, посадили рядом с князем Владимиром.
Прибежали стольники, принесли жареных гусей, лебедей, принесли ковши мёду сладкого.
А Тугарин неучтиво себя ведёт, невежливо. Ухватил лебёдушку и с костями съел, по ковриге целой за щёку запихивает. Сгрёб пироги сдобные да в рот побросал, за один дух десять ковшей мёду в глотку льёт.
Не успели гости кусочка взять, а уже на столе только косточки.
Нахмурился Алёша Попович и говорит:
– У моего батюшки попа Леонтия была собака старая и жадная. Ухватила она большую кость да и подавилась. Я её за хвост схватил, под гору метнул, – то же будет от меня Тугарину.
Потемнел Тугарин, как осенняя ночь, выхватил острый кинжал и метнул его в Алёшу Поповича.
Тут бы Алёше и конец пришёл, да вскочил Еким Иванович, на лету кинжал перехватил.
– Братец мой, Алёша Попович, сам изволишь в него нож бросать или мне позволишь?
– И сам не брошу, и тебе не позволю: неучтиво у князя в горнице ссору вести. А переведаюсь я с ним завтра в чистом поле, и не быть Тугарину живому завтра к вечеру.
Зашумели гости, заспорили, стали заклад держать, всё за Тугарина ставят – и корабли, и товары, и деньги.
За Алёшу ставят только княгиня Апраксия да Еким Иванович.
Встал Алёша из-за стола, поехал с Екимом в свой шатёр на Сафат-реке. Всю ночь Алёша не спит, на небо смотрит, подзывает тучу грозовую, чтобы смочила дождём Тугариновы крылья. Утром-светом прилетел Тугарин, над шатром вьётся, хочет сверху ударить. Да не зря Алёша ночь не спал: налетела туча громовая, грозовая, пролилась дождём, смочила Тугаринову коню могучие крылья. Грянулся конь наземь, по земле поскакал.
А Алёша крепко в седле сидит, острой сабелькой помахивает.
Заревел Тугарин так, что лист с деревьев посыпался:
– Тут тебе, Алёшка, конец: захочу – огнём спалю, захочу – конём потопчу, захочу – копьём заколю.
Подъехал к нему Алёша поближе и говорит:
– Что же ты, Тугарин, обманываешь?! Бились мы с тобой об заклад, что один на один силой померяемся, а теперь за тобой стоит сила несметная!
Оглянулся Тугарин назад, хотел посмотреть, какая сила за ним стоит, а Алёше только того и надобно. Взмахнул острой саблей и отсек ему голову!
Покатилась голова на землю, как пивной котёл, загудела земля-матушка! Соскочил Алёша, хотел взять голову, да не мог от земли на вершок поднять. Крикнул Алёша Попович зычным голосом:
– Эй вы, верные товарищи, помогите голову Тугарина с земли поднять!
Подъехал Еким Иванович с товарищами, помог Алёше Поповичу голову Тугарина на богатырского коня взвалить.
Как приехали они к Киеву, заехали на княжеский двор, бросили среди двора чудище.
Вышел князь Владимир с княгинею, приглашал Алёшу за княжеский стол, говорил Алёше ласковые слова:
– Живи ты, Алёша, в Киеве, послужи мне, князю Владимиру. Я тебя, Алёша, пожалую.
Остался Алёша в Киеве дружинником.
Так про молодого Алёшу старину поют, чтобы добрые люди слушали:
Наш Алёша роду поповского,
Ох и храбр и умён, да нравом сварлив.
Он не так силён, как напуском смел.
— КОНЕЦ —
