Как Михайло Казаринов от татарского плена девушку спас
Из далёкого, из высокого гнезда вылетал молодой сокол, силу проверить, крылья размять.
Из далёкого города Галича, из родного дома выезжал молодой Михайло, славы добыть, князю киевскому послужить. Хорошо его отец с матерью в дорогу снарядили, не хуже других будет молодец в Киеве. Панцирь на нём чистого серебра, кольчуга красного золота, шлему цена три тысячи… Копьё муравецкое как свеча горит, сабля острая как солнце блестит. За плечами лук ценою в три тысячи. Потому цена луку три тысячи, что полосы на нём булатные, рога медные, а тетивы шемаханских шелко́в. Конь под Михайлом что лютый зверь, и тому коню цены на свете нет. Почему коню цены на свете нет? Потому что вброд реки не перейдёт: с берега на берег перепрыгивает.
Едет Михайло по степи и песни поёт, – хорошо ему на коне скакать, русским воздухом дышать, хорошо путь к Киеву держать! Будет Михайло служить Русской земле верой и правдой!
Вот приехал Михайло в Киев, прискакал на княжеский двор, слез с коня, вошёл в горницу. Поклонился на все четыре стороны, а князю с княгиней особенно.
Спрашивает его Владимир-князь:
– Ты откуда приехал, как тебя, молодец, звать-величать?
– Я приехал из Галича, а звать меня Михайло Казаринов; хочу тебе, князь, верой-правдой служить, от врагов родную Русь защищать.
В ту пору не было у князя Владимира стольников, не было чашников, сам он из-за стола встал, налил чашку сладкого мёду, Михайле поднёс.
– Что ж, богатырь, начинай службу с малого; съезди к синему морю, настреляй мне гусей-лебедей, перепёлочек к моему столу. Потешь княгинюшку – привези ей серых уточек.
Михайле два раза не приказывать – он вышел, сел на коня и поскакал к синему морю.
Подоспела Михайле удача: привалило к морскому берегу всякой птицы видимо-невидимо. Настрелял он гусей-лебедей, перелётных серых уточек, обвязал всего коня богатой добычей и поехал обратно к Киеву.
Едет он степью, песни поёт, доехал до высокого дуба, а на дубе ворон каркает, петь Михайле не даёт. Рассердился Михайло, глянул на дуб и чуть с коня не свалился: сидит на дубе чёрный ворон, чистит чёрные перья, а клюв и ноги у ворона медные, глаза у ворона огнём горят.
– Сколько я по полю ездил по моей широкой Руси, такого чуда не видывал!
Схватил Михайло лук, натянул тетиву, а ворон человечьим голосом говорит:
– Не стреляй ты меня, Михайло Казаринов, моего мяса ты есть не будешь, моей крови пить не станешь, от моей смерти славы не получишь. Я для тебя не богатырская добыча. А поезжай-ка ты на гору высокую да взгляни на степь, не найдёшь ли себе добычи по силам, не сыщешь ли себе богатырской славы.
Послушался Михайло ворона, опустил лук, хлестнул коня. Въехал он на высокий холм, поглядел на запад – там тихо всё, стоят заставы богатырские, богатыри на заставах дозор несут. Поглядел на север – там всё хорошо: стоит Киев-город, горят на теремах золотые маковки… Поглядел на восток – не видно ничего, только степь и степь бескрайняя. Поглядел на юг – и сердце замерло: лежит застава русская порублена, стоят на Русской земле три татарских шатра.
Поскакал Михайло к тем шатрам, поближе подъехал, за шатрами притаился и слушает.
Сидят на скамье из рыбьего зуба драгоценного три старых татарина. Стоит перед ними русская девушка. Одежда на ней разорвана, косы у ней расплетены, голова опущена, руки связаны. Плачет девушка, причитает, бедная:
– Бедная моя головушка! Горе горькое, моя русая коса! Вчера тебя матушка расчёсывала, а сегодня злые вороги запутали… Вчера на руках перстеньки были, а сегодня верёвка пеньковая! Вчера была я свободной русской лебёдушкой, а сегодня я татарская пленница! Где вы, братья мои любимые, кто меня из неволи выручит?!
Утешает её старый татарин, издевается:
– Что ты горько плачешь, слёзы льёшь? Не на смерть, а на торг поведу тебя. Не продам я задёшево, подарю своему сыну любимому, будешь жить в золоте, в шелках ходить!
– Мне не надо у врагов шелков и золота, лучше по родной земле босиком ходить!
Стали татары над девушкой посмеиваться, стали за косы её подёргивать. Не стерпело сердце богатырское: пристегнул Михайло своего коня, налетел как сокол на воронов. Одного татарина копьём сколол, другого врага конём стоптал, третьего о сырую землю расшиб! Соскочил с коня, подхватил на руки девушку, в шатёр занёс, верёвку с рук оборвал, отвёл с лица её русые волосы – и чуть с ног не упал: стоит перед ним родная сестра Марфа Петровична!
– Как же ты, милая сестра, трём татарам досталась, трём наездникам?! Где же были отец с матушкой, братья старшие, слуги-воины?
Говорит ему Марфа Петровична, слезами заливается:
– Я пошла вчера одна в зелёный сад гулять; налетели вдруг три татарина, ухватили меня, мне и крикнуть не пришлось.
Поклонился Михайло Казаринов высокому дубу:
– Ну, спасибо тебе, чёрный ворон! Я тебя не убил, и ты мне помог!
Собрал Михайло в шатрах три сумы перемётных красного золота да крупного жемчуга, забрал скамейку дорогого рыбьего зуба, завернул сестру в алую парчу, посадил её на доброго коня, двух татарских коней в поводу повёл и поехал в Киев к князю Владимиру.
Приехал к князю на двор, привязал четырёх коней, сбросил в сени золото, сам с сестрой в горницу зашёл.
– Здравствуй, свет Владимир-князь, что ты мне велел, всё я выполнил, – настрелял дичи к твоему столу. А ещё убил трёх врагов-наездников, а ещё привёл трёх добрых коней, а ещё привёз три сумы золота. А княгине привёз серую уточку – мою родную сестру Марфу Петровичну!
Поклонился ему князь:
– Ну, спасибо тебе, Михайлушка, в пояс кланяюсь за дичь, за коней, за золото, земно кланяюсь за девушку, что не даёшь врагам в обиду русский народ, щедро платишь за слёзы девичьи!
— КОНЕЦ —
