Соломенная циновка (сказка)
Исполнилось царской дочери пятнадцать лет. И сделал ей царь царский подарок: не большой и не малый кораблик — как раз такой, чтобы любимая дочь могла с подружками да прислужницами вдоль берегов по морю кататься. Очень понравился царской дочери кораблик. Да и не диво! Паруса у него белые, мачта золочёная, а нос и корма расписаны весёлыми цветами. Колышется кораблик на ласковых волнах, словно белокрылая чайка.
Принялась царевна упрашивать отца:
— Обновим твой подарок, покатаемся вместе!
Царь своей дочке ни в чём не отказывал. Ведь одна она у него, как сердце в груди. Да и почему не покататься? Море голубое, солнце жаркое.
Взошли они на палубу. Матросы песню запели, паруса подняли.
Бежит вдоль зелёных берегов кораблик. А царевна просит:
— Давай, отец, отплывём подальше в море. Что мы всё у берега, как конь на привязи!
Царь и тут ей не отказал.
Вышли в море. Земля за кормой только узкой полоской видна.
Вдруг на небосклоне показалось маленькое облачко, по краям светлое, в середине тёмное. Стало облако на глазах расти. Вот уже полнеба заняло, застило солнце. Потемнело и море в той стороне.
Царь приказал скорее к берегу поворачивать. Да поздно! Налетел вихрь, всё кругом мглою покрылось, заходили тяжёлые волны. Понесло кораблик в открытое море.
Давно такой страшной бури не бывало! Волны на кораблик, как дикий зверь на свою добычу, набрасывались. Сколько дней, столько и ночей мотало их по морю… Паруса в клочья порвались, руль сломался.
Но вот наконец завиднелись впереди берега. Уж думали все, что пришло избавление от беды. А тут-то настоящая беда и приключилась. Рухнула мачта и перевернула кораблик..
Еле успел царь одной рукой за мачту уцепиться, другой рукой крепко царевну за платье схватить. Поносило их ещё по морю, то вверх подбрасывало, то вниз кидало, водой захлёстывало. Не раз они своей смерти совсем близко в глаза заглядывали. И всё-таки прибило мачту к берегу, положило на мягкий песок.
А матросы да царевнины подружки все, верно, утонули. Если кто и спасся — мы не знаем, и вы не узнаете.
Покинули царь с царевной свой берег богатыми и счастливыми, все их любили и почитали. А на этот берег ступили никому не ведомыми нищими. От царской их одежды одни жалкие лохмотья остались. Они никого не знали, и о них никто не слыхивал.
Какого только горя царь с любимой дочкой не натерпелись! И холодали, и голодали, и под окнами кусок хлеба просили.
Царь ещё не стар был, мог бы работать. Да стоит ему об этом речь завести, люди спрашивают:
— А ты что умеешь делать?
Не признаваться же, что лишь одно умеет — царствовать. Никто не поверит. Да и какая это работа?!
Скитались они так, скитались… И наконец в одном селении сказали люди царю:
— У нас старый пастух недавно умер. Возьмись нашу скотину пасти. Вон и хижина пастухова пустая стоит.
Так и стали они жить. Царь скотину пас, царевна по хозяйству хлопотала. И очаг разжигать научилась, и похлёбку варить, и горшки мыть.
Как-то раз полоскала царевна бельё на речке. А мимо проезжал той страны царевич. Увидел девушку, и словно острый клинок пронзил его сердце. Смотрит на неё и сам себе говорит:
— Нет, не могла родиться такая красота от отца с матерью! Верно, горные волшебницы-вилы слепили её из белого снега, что добыли в бездонном ущелье. Цвет её глаз похитили вилы у горного озера. Ветерок её оживил, роса вспоила, пчёлы мёдом вскормили, луг цветами украсил.
Хотел царевич заговорить с девушкой, но не осмелился. Тронул коня, да забыл, куда собирался ехать. Так и вернулся во дворец.
Схватит рыбка приманку, а дальше уж не её воля. Как ни бьётся — вытянет её рыбак на берег. Вот и царевича, словно рыбку на крючке, тянуло к тому селению, где жила прекрасная девушка.
Мимо пастуховой хижины, как бы невзначай, пройдёт, издали девушкой любуется. А заговорить с ней так ни разу и не решился.
А девушка что же? Как завидит царевича, опустит личико, будто и не смотрит в его сторону. Но по девичьему обычаю всё успела приметить: настоящий юнак он — богатырь, и собой красив, и знатного, видно, рода.
Сколько-то времени миновало, приходит царевич к отцу с матерью. Поклонился им и сказал:
— Уж давненько вы со мной о женитьбе заговариваете. Вот и нашёл я себе невесту.
— Это хорошо, — говорят отец с матерью. — Из каких она мест, какого короля, какого царя дочка?
— Из наших мест, — отвечает царевич. — Но не знатен её отец, пастух он.
Царь и царица руками всплеснули, стали его отговаривать. Только царевич на своём стоит: на пастуховой дочке женюсь или совсем не женюсь, убегу на край света, а сердце своё тут оставлю.
Царь соглядатаев своих подсылал на ту девушку посмотреть. Все в один голос доносили: на диво хороша избранница царевича, скромна и отцу послушна.
А царевич сам не свой ходит, день от дня худеет да бледнеет.
Что тут делать?! Послал царь подглавного советника к пастуху сватать девушку.
Пастух выслушал свата и спросил:
— А какое ремесло знает царевич? Удивился советник и говорит:
— Ты, видно, одурел от счастья! Зачем царевичу ремесло? Он же царевич, и всё тут. Время придёт — царствовать будет.
— Царствовать — не работать! — отвечает пастух. — Вот тебе моё слово: не отдам дочь за того, у кого в руках ремесла нет.
Вернулся подглавный советник, всё как есть рассказал царю. Царь сперва смеялся, потом обиделся, потом разгневался.
— Так не бывать же пастуховой дочери женой царевича, моей невесткой!
Сказал и кликнул главного советника:
— Ступай ты к этому старому дурню, может, уговоришь его.
Только и главный советник не уговорил. Упёрлись все на своём.
А царевич не обиделся, не рассердился. Пошёл тайком в кривые улочки, в узкие переулки, где ремесленники жили. Стал смотреть, что умельцы делают.
Вот сидит старик, перед ним горка глины. Старик взял комок, положил на круг, нажал ногой — круг завертелся. А из-под пальцев старика стройный, с длинным горлышком кувшин вырастает.
В другом конце улочки чеканщики медную посуду узорами изукрашивают. Звенят молоточки, а по краю блюда бегут-переплетаются веточки с листьями.
Ковровщики узелок за узелком вяжут. Тысячу узелков свяжут, а ковёр лишь на воробьиный шажок прибавится. Какие цветы на нём расцветут, и не догадаешься, только видно, что расцветут.
Царевич каждый день из красивой посуды пил и ел, по мягким коврам его ноги ступали. И ни разу он себя не спросил, откуда всё это берётся.
Всему был бы рад научиться царевич, да целой жизни на это не хватит.
Бродил, бродил и увидел, как плетут циновки из золотистой распаренной соломы. Вроде бы и просто, а красиво получается. Жгут за жгутом кладут солому на основу из светлой конопляной бечёвки, прядь за прядью перевивают. А потом возьмут несколько крашеных соломинок, зелёных да красных, посредине положат или с боков. Быстро плетётся узорчатая лёгкая циновка — и под ноги её постелить можно, и сидеть на ней, и окно завесить от солнца.
— Не дашь ли мне попробовать? — попросил царевич мастера.
— Почему не дать? Дело нехитрое, — отвечает мастер.
Сел царевич на землю, всё делает, как видел. Да ложатся стебли неровно, из-под рук всё выходит криво-косо.
— Не спеши! — учит мастер. — Видишь, концы соломы с боков торчат… Подоткни их, заправь под низ. Тогда край будет крепкий и ровный. А крашеные соломинки не спрохвала клади, подбирай по узору, где длинней, где короче.
Царевич не обижается, что его, царского сына, простой мастер учит. Старается изо всех сил. Откуда и терпение берётся!
До самого заката трудился. Узнал, как болят пальцы, изрезанные соломой, как согнутую спину ломит…
Темнеть стало. Сказал мастер:
— Пора отдыхать! Потешился ты денёк. Завтра выспишься. У тебя забава, а у меня и завтра работа.
Только ошибся мастер.
Царевич рано утром опять на то же место пришёл, опять за дело взялся. И к полудню успел сплести две красивые циновки.
— Эти уж и продавать не стыдно! — сказал мастер.
— Одну продай! — отвечает царевич. — Вторую с собой унесу.
Продал мастер циновку за четыре медных монетки и деньги отдал царевичу. Царевич те монетки бережно в шёлковый платок завязал, а мастеру за учение уплатил золотой.
Со второй циновкой царевич отправился прямёхонько к бедной хижине пастуха. Перешагнул порог и расстелил циновку во всю длину, во всю ширину под ноги пастуховой дочери.
Сразу в хижине светлее стало, будто солнышко в неё заглянуло.
— Ого! — сказал пастух. — Славно сделано! А какова цена ей на базаре?
Тут царевич развязал узелок на шёлковом платке и показал четыре медных монетки.
— Вот что за одну дают, — ответил царевич.
— Что ж! Четыре да четыре — восемь, восемь да восемь — шестнадцать… Если бы у меня такое ремесло в руках было, не пас бы я сегодня скотину. Отдам за тебя дочь, если она сама согласна.
— Согласна! — тихо ответила красавица.
На свадебном пиру царь спросил своего сватушку:
— Открой ты мне, почему так ремесло ценишь. Зачем оно царевичу?
— Теперь открою, — ответил пастух. — Вот послушай, что случилось. А когда — сам понимай, с кем — угадывай. Исполнилось царской дочери пятнадцать лет. И сделал ей царь царский подарок: не большой и не малый кораблик…
Так всё и рассказал по порядку, как мы с вами слышали.
Обрадовался отец царевича. Вот как всё хорошо обернулось: не стал он поперёк пути сыновьему счастью, позволил жениться на пастуховой дочери. А пастухова дочь царской дочерью оказалась.
Зажили молодые в любви и согласии.
А отцу царевны снарядили корабль и проводили с почестями в его царство, в его государство.
Хлебнул он лиха, многое понял, чего раньше не знал, и правил мудро и справедливо до самой смерти.
— КОНЕЦ —
Сербская народная сказка в картинках. Иллюстрации
