Страница 15 из 30
Кто главнее?
Встречи с такими мастерами надолго запоминаются. Пришлось мне присутствовать при несколько необычном профессиональном споре в механическом цехе завода, где трудится немало хороших фрезеровщиков. Было раннее утро. Только-только начиналась рабочая смена, непривычная тишина еще не сменилась разноголосой песней металлорежущих станков. Рабочие фрезерного участка окружили мастера, распределявшего работу. Развернув «простыню» чертежа, вскинув очки на лоб, он деловито объяснял смысл предстоящей работы. Была она «выгодная» — оплачивалась по высшей ставке, каждый с удовольствием за нее взялся бы, но было одно условие — изготовить деталь предстояло с Величайшей точностью. Кому поручить ее? Пожилые рабочие солидно молчали — негоже напрашиваться. Пусть мастер сам решает, кому ее делать. Мастер обвел всех строгим взглядом, подбирая надежного кандидата. И уже было открыл рот, но его перебил решительный молодой голос.
— Разрешите мне! — Молодой фрезеровщик смотрел в глаза мастеру прямо и определенно с сознанием какой-то внутренней убежденности. Его взгляд говорил: «С этой работой я справлюсь хорошо, доверьте мне, не пожалеете». И надо сказать, у него были основания так считать: хоть и работал он в цехе всего несколько лет, но уже пользовался профессиональным авторитетом. Нет-нет да и подходили к нему бывалые фрезеровщики посоветоваться: как лучше выйти из трудного положения, какой фрезой воспользоваться, как точить?
Но на этот раз его не поддержали.
— Тебе что, больше всех надо? — дружно зашумели рабочие.
Молодой фрезеровщик, к общему удивлению, не смутился.
— Не в деньгах дело, не хочу, чтобы работу запороли! — ответил он не то шутя, не то серьезно.
Это уже было слишком. Прорвало ветеранов:
— Без году неделя на заводе, а берешь на себя много. Сначала работать научись, потом выскакивай! — кричали одни.
— Пусть попробует, — не соглашались другие.
Разгорелись страсти. Много было сказано под горячую руку слов, которые говорить бы не следовало. Мастер тоже оказался в затруднительном положении: кому поручить ответственное дело? Он еще раз обвел взглядом разгоряченных фрезеровщиков, ища поддержки. Молчали только двое рабочих. Один из них — Фрол Исаевич, бывалый специалист, не один десяток лет отработал за станком — был известен в цехе как артист своего дела. Ему бы вмешаться, уважали его на участке, но он молчал, словно происходящее его не касалось. Другой, его давний приятель, тоже молчал, но, видно, из последних сил. Хотелось ему вмешаться в спор, но, глядя на товарища, держался. К нему-то и обратился мастер:
— Ну, а ты что скажешь?
Все умолкли.
— Славка парень толковый, — он посмотрел на молодого фрезеровщика, — справится, конечно, только Исаевич эту работу сделает с закрытыми глазами.
— Ну хватил, — ахнул приятель Славки, стоявший рядом с ним и кричавший всех громче.
Переглянулись фрезеровщики: возможно ли такое?
— Согласен, — нарушил молчание Славка. — Кто с завязанными глазами не вытянет работу, тому неделю бытовку подметать, — кивнул он на метлу, которой фрезеровщики по очереди подметали раздевалку. — Согласен, Исаевич?
Все повернулись к пожилому фрезеровщику. Хотя он и сохранял самообладание, но при последних Славкиных словах мелькнула в его глазах задорная азартная искорка.
— Попробуем, — кивнул он.
Предстоящая работа заключалась в следующем: в заготовках надо было вырезать фигурные отверстия. Причем, сделать это с точностью, которая требовала большой сосредоточенности и от зрячего. «Слепому», по общему мнению, тут делать было нечего.
Две первые детали закрепили в станках почти одновременно. Загудели электромоторы и фрезы, послушные умелым и уверенным рукам, впились в металл. Десятки глаз напряженно следили за каждым движением участников этого необычного турнира: умудренного опытом, знающего и расчетливого бойца и молодого — цепкого, глазастого и ловкого.
Летела, крошилась металлическая стружка. Приближался ответственный момент. Наконец предварительная обработка была закончена. Теперь предстояло главное — вырезать отверстие. Оба фрезеровщика остановили станки, старательно смахнули стружку, всю до последней пылинки. Чтобы, прилипнув, «прикипев» к фрезе, она не повлияла на точность обработки.
— Ну давай! — Славка подставил голову «секундантам» Исаевича — они тщательно завязали ему глаза, подергали, нет ли щели, чтобы все было без подвоха. Не менее тщательно друзья Славки завязали глаза Исаевичу.
Глубоко вздохнув и задержав дыхание, Славка положил руки на рычаги управления. Короткое, точное движение. Серебристая струйка срезанного металла, закручиваясь, полетела к ногам. Казалось, кончики пальцев в этот момент непосредственно подключены к мозгу; с безукоризненной точностью они выполняли команды, которые молниеносными импульсами, сам того не сознавая, отдавал им Славка.
Исаевич чувствовал себя менее напряженным; хотя глаза его и были завязаны темным платком, он как будто видел сквозь него столь привычный ему станок. За долгие годы работы он так привык к нему, что порой казалось, эти отполированные ладонями рычаги и переключатели — продолжение его собственных рук. «Видел» он и заготовку. Отличная зрительная память опытного станочника подсказывала ему, где она. И если бы понадобилось, он тонкой иглой мог бы точно показать все ее контуры.
Не спеша, ласково он слегка повернул ручку. Фреза послушно сняла слой металла. Новое движение — и опять точная, быстрая операция… Исаевич работал намного спокойнее. Он не боялся проиграть. Только вначале почувствовал легкое азартное волнение, но все, что было потом, он воспринимал с доброй внутренней улыбкой. Поэтому руки были послушны, даже унялась обычная для его возраста дрожь, которая усиливается, когда человек, закрывая глаза, пытается что-то делать.
Первым кончил работу Славка. Сорвал с глаз платок, вытер им вспотевший от напряжения лоб. Деталь извлекли из станка и вручили мастеру, выступавшему в роли арбитра. Промерив ее штангенциркулем, он озадаченно посмотрел на Славку.
— Не ожидал, ну, молодец!..
Деталь была выполнена с профессиональным блеском. Замеры укладывались в пределы, предусмотренные технологией допусков. Но вот закончил работу Исаевич. Нетерпение зрителей достигло предела. Замерили его деталь. И она была безукоризненной, даже больше того, точно соответствовала идеальному размеру.
— Выиграл! — обрадовался мастер за старого фрезеровщика, за которого от души «болел». — Ну, поздравляю…
К концу смены рабочие разыскали огромный лохматый веник на длинной суковатой ручке и как бы невзначай поставили его на видном месте. Славка хмурился, работал, стараясь не поднимать головы. Даже в обеденный перерыв не пошел со всеми в столовую, а один просидел в курилке. Когда заводской звонок оповестил о конце смены, ни слова не говоря, он взял веник и пошел с ним в бытовку, где собрался уже почти весь участок. Нахлобучив поглубже кепку, не глядя ни на кого, начал подметать. Со всех сторон посыпались веселые, колючие шутки.
Вдруг он почувствовал, что чья-то спокойная, сильная рука задержала веник. Поднял глаза и, к своему удивлению, увидел Исаевича.
— Давай-ка сюда, — тот отобрал метлу и принялся подметать сам.
Шутники удивленно умолкли. Все поняли, что этим хотел сказать старый фрезеровщик: Славка тоже был победителем. В его годы проделать такой трюк — очень много значило. А еще Исаевич в глубине души был доволен, что молодежь, идущая ему на смену, достойна наследовать ветеранам. Сноровка эта дается нелегко. Он-то хорошо знал, как она дается. Сколько фрезерных станков прошло через его руки, прежде чем он стал асом! Были среди них продольно-фрезерные станки с длинным, далеко «вылетевшим» за габариты столом. Такие особенно нужны в судостроении. В них зажимались большие плоские детали, каких много на кораблях.
Не одна фреза, а сразу несколько пускались здесь в ход. Ускорялась работа. Отрадно было видеть, как «вгрызаются» в сталь блестящие фрезы; ровные, как «по ниточке», вырезы тянулись на несколько метров. Детали, полученные на продольно-фрезерном станке, отличались большой точностью, их не надо было подгонять вручную. Они точно соответствовали чертежу.
Были в его многолетней практике и резьбо-фрезерные станки. Веселые это были машины, работящие. Тот, кому приходилось видеть, как нарезают на толстых железных болтах резьбу вручную, конечно, знает, как тяжела и непроизводительна эта работа. Стальную резьбонарезную гайку — лерку — наворачивают на неподатливый стержень. Усилие человека, до дрожи напрягающего мышцы, заставляет лерку лишь на «полнитки», на небольшой кусочек резьбы продвинуться вперед. Иное дело — резьбонарезной станок: только-только кольцевая фреза успевает коснуться металла — готова резьба! Всего полтора оборота заготовки уходит на это. А станок уже «просит» следующий болт. С таким не соскучишься, только успевай поворачиваться. От станков, как от хороших товарищей, остались у мастера добрые воспоминания.
Нередко он ловил себя на мысли, что и в самом деле относится к ним почти как к людям. Даже не потому, что ухаживал за ними, был с ними «вежлив» и внимателен — не позволял себе грубостей, рычаги переключал ласково, спокойно, отзывался на каждый стук и скрип, искал его причину, смазывал, притирал детали, — скорее потому, что они действительно имели свой характер. Обстоятельным был характер продольно-фрезерного, веселым — резьбонарезного, решительным — агрегатного станка. Последний был, пожалуй, самым современным. Его особенностью было то, что он состоял из множества агрегатов — силовых головок, колонны, салазок, станины… Головки создавали вращение, колонны удерживали конструкцию… У каждого агрегата было свое назначение. Общим же было то, что их можно было раскладывать, как кубики, как элементы мозаики в разных сочетаниях. Профиль станка, даже его назначение при этом менялось. То он был фрезерным, то сверлильным, то расточным…
Но все же наибольшей любовью сложившегося профессионала пользовался несомненно консольно-фрезерный станок, на котором он работал последнее время. Про себя он называл его «универсалом».
А интересен он был тем, что каждый день работы на нем приносил что-то новое, чего еще не было раньше — новые чертежи, новые профили деталей. Лишь изредка попадались ему одинаковые детали. Кое-кому из фрезеровщиков это не нравилось, — набив руку на каких-то определенных деталях, они не любили менять свой «профиль». Старому мастеру, наоборот, становилось неинтересно, когда работа была однообразной. Даже в этих случаях он старался ее оживить — использовать новый прием или сделать рационализаторское предложение, ускорявшее работу. Немало у него накопилось этих рацпредложений. Можно было гордиться ими, считать себя непревзойденным мастером. Но иначе смотрел на них старый рабочий. Они были для него своеобразными вехами, ступенями мастерства, по которым он поднимался и останавливаться не собирался. Ибо профессиональное мастерство, имея начало, не имеет конца.
…Как-то очень уж внимательно и заинтересованно приглядывался Чижик к работе фрезеровщика. Я уже начал было думать, что именно на этой профессии он остановит свой выбор, посчитав ее главной. Но неожиданно наш юный друг резко повернулся к мастеру:
— Олег Иванович, а что дальше?
— Дальше очень деликатная работа, почти ювелирная, — Олег явно подшучивал, и Тима это почувствовал.
— Извини, — перебил я, — но, по-моему, даже на самом большом судостроительном заводе пока еще нет ювелиров.
— Ну, это как сказать… — Олег не спешил, он явно хотел подогреть наш интерес, и ему это вполне удалось. Откровенно говоря, ни я, ни Тима даже не догадывались, о какой профессии пойдет речь теперь.
— Действительно, ювелиров нет, — согласился мастер, — но ювелирные приемы и точность есть.
— Ну, это совсем другое дело.
Теперь-то мы с Тимой легко могли угадать, о чем пойдет рёчь дальше. Назвали одну профессию, другую, третью…
— Нет, нет и нет, — торжествовал Олег. — Ладно уж, не мучайтесь, все равно не отгадаете. Сейчас я познакомлю вас с работой шлифовщика…
Инструмент — песчинка
Среди других «станочных» профессий, необходимых судостроению, нельзя не назвать профессию шлифовщика.
Фрезеровщик режет сталь фрезой, токарь — резцом, а шлифовщик — крошечными песчинками, которые хорошенько разглядишь разве что под увеличительным стеклом. Эти песчинки называются абразивами.
Все-таки не очень понятно: как можно песчинкой, которую и в руки-то не взять, строгать сталь?
Одной, разумеется, нельзя. А сотнями тысяч и миллионами можно. Для этого их связывают, а проще говоря, склеивают, специальными составами. Представьте себе канцелярский клей, в который насыпан обыкновенный песок. Клей твердеет, образуется плотная масса. Если она имеет форму бруска, ею можно содрать ржавчину, но не больше. Ваш «абразивный инструмент» не годится для серьезной работы. А тот, который получают в производственных условиях, «склеивая» крошечные ядрышки корунда, наждака или алмаза, способен справиться с самой упрямой сталью.
Вот мы и встретили хорошо знакомое слово «наждак». Он есть в каждом доме — бледно-розовый брусок, которым точатся хозяйственные ножи. Он есть в каждом цехе. Если услышите, что кто-то «пошел на наждак», — значит, рабочий пошел затачивать что-то на наждачном круге.
Так что же, в конце концов, наждак — брусок для точки ножей, станок или микроскопические ядра — абразивы?
Нет. Наждак — горная порода. Состоит она из кварца, пирита, многих других минералов и, что самое важное, из мелких зерен корунда. Вот эти-то зерна и используются для изготовления брусков, наждачных кругов — абразивного инструмента шлифовальщика.
Инструмент этот весьма разнообразен. Чего только здесь нет — кольца, диски, конические чашки, головки… всего не перечислить. У каждого свое назначение, но свойства общие. Главнейшее из них — высокая твердость. Абразивные инструменты легко впиваются в сталь и… не тупятся. Это тот редкий случай, когда мы имеем дело с самозатачивающимися инструментами. Превосходно было бы перенести это замечательное свойство на другие изделия — ножи, плуги — все, что исправно служит, пока не притупится. Но к сожалению, это невозможно.
Как ни странно, самозатачивание абразивов — результат их затупления. Происходит это так. Абразив касается стали. Острые грани крошечных кристаллов, из которых он состоит, начинают сдирать с нее тончайшие, невидимые глазу стружки. Но вот грани ядрышек притупились. Теперь они уже не режут, а яростно трут металл. Как будто тупой плуг идет по полю. Тормозит его земля, пытается остановить и ломает.
То же и с нашим абразивом. Затупившиеся зерна выкрашиваются. И снова острые грани легко режут сталь.
Возможно, у вас возникает вопрос: для чего нам абразивный инструмент? Его режущие кромки микроскопически малы и не могут снимать достаточно толстую стружку. В том-то и достоинство абразивов. Срезая невидимо тонкий слой с металла, они позволяют рабочему с большой точностью подогнать деталь до требуемого размера. А кроме того, сделать ее поверхность гладкой, что очень важно для деталей многих судовых механизмов. Не отшлифованные, они просто не смогли бы работать.
Возьмем лезвие остро отточенного ножа. Оно легко впивается в дерево, рассекает на лету падающий лист бумаги. Кажется, острее уже и некуда. Оказывается — есть. Положим нож под микроскоп. Что это? Там, где проходила ровная, блестящая кромка лезвия, — безобразные зазубрины, как у старой пилы. Да, как ни странно, наше острое лезвие при сильном увеличении выглядит именно так.
Втулка для корабельного подъемного механизма, только что снятая с токарного станка, сверкающая свежим металлом, ничуть не лучше. Ее поверхности покрыты такими же зловещими зубьями. Теперь представим, что во втулку входит вал. Его крошечные зубцы зацепляются за зубцы втулки. Вал не провернуть.
Иное дело, если втулка и вал будут предварительно обработаны шлифовальщиком. Тогда твердые ядрышки абразивного инструмента срежут все неровности на поверхности деталей. Вал будет легко вращаться во втулке.
Отшлифовать можно не только круглые, но и плоские, даже фигурные поверхности. Порой это приводит к очень неожиданным результатам. И может очень пригодиться в разных жизненных ситуациях…
На даче у многих ребят есть мопеды. Ну и шуму от них! Всем надоели — носятся целый день без толку. Вот один отдыхающий — мотогонщик — и решил занять ребят спортом. Довольно долго с соседнего пустыря доносился шум моторов — ребята тренировались. А потом появилось большое красивое объявление. Все желающие приглашались на гонки мопедов. Их решено было провести в два тура. В первом могли участвовать все желающие, а во втором — только пятеро гонщиков с лучшими результатами. Победителя ждал приз — кубок.
Наш сосец Леша, большой любитель мопеда, незадолго перед этим устроился на завод учеником шлифовальщика. Времени для тренировок у него не было вовсе. Рано утром, когда все еще спали, он бежал на электричку, чтобы успеть к началу смены. А когда возвращался домой, наши «местные» спортсмены уже заканчивали тренировки.
