Страница 28 из 30
Кто главнее?
Крепкий узелок
Древнегреческое предание гласит, что родоначальник одной из фригийских династий Гордий, основав новый город, пожертвовал в честь столь знаменательного события в храм Зевса свою колесницу. К дышлу колесницы хитроумным узлом он привязал ярмо. Узел был настолько сложным, что распутать его не удавалось никому. Поэтому никого не удивило, когда оракул предсказал, что человек, развязавший гордиев узел, станет владыкой Азии. Предсказанию суждено было сбыться. Когда Александр Македонский вступил в Гордиан, так был назван город в честь его основателя, он, не утруждая себя распутыванием узла, разрубил его ударом меча.
С тех пор прошло немало времени. Морской флот, бывший поначалу преимущественно гребным, стал оснащаться парусами. Привязывая снасти, моряки научились вязать узлы не хуже знаменитого Гордия. Сначала морских узлов было немного. Завязать и развязать их мог почти любой член экипажа. Но со временем количество их видов достигло пятидесяти, а сколько было «подвидов» и разновидностей! Сотни.
Теперь не каждому члену команды было под силу распутывать замысловатые сплетения канатов. Воспользоваться же способом Александра Македонского моряки не могли: корабль не колесница. Волей-неволей приходилось искать, кто завязал узел. Приходил хмурый бородатый матрос и одним движением распускал узел, к всеобщему изумлению.
Высоко ценилось на флоте и на корабельных верфях искусство вязания морских узлов! Одно из увлечения отдельных людей стало превращаться в профессию.
Во времена парусного флота специальность такелажника была не менее распространенной, чем сегодня, скажем, профессия слесаря. Она была нужна на берегу при постройке судна, но была нужна и в море. Любой матрос был в известном смысле такелажником. Название ее происходило от голландского слова, к нему лишь добавили французское окончание.
Не только вязанием узлов занимался такелажник. В его ведении были все корабельные снасти — такелаж. Весь он делился на две основные части: стоячий и бегучий — подвижной. Стоячий такелаж закреплял на кораблях неподвижный рангоут — мачты, реи, гафели — подобие рей, но идущих лишь в одну сторону. Бегучий служил для подъема и уборки парусов.
Работа такелажника сегодня может показаться простой, но на самом деле она требовала исключительной сноровки и довольно глубоких знаний. Чего стоила одна такелажная терминология! Крякнув, набрав воздуха в могучие легкие, боцман рявкал на все судно: «Поднять фор-бом-брам-штанг!», и матросы немедленно бросались выбирать канат, идущий с носа корабля на макушку фок-мачты — ближайшей носовой части корабля. Где еще, в каком ремесле можно найти подобное слово? Для хорошего такелажника эти слова звучали, как музыка, как песня ветра в тугих снастях. Знание морских терминов было для него предметом законной гордости, ничуть не меньшей, чем умение вязать «особые» узлы. На каждый случай жизни знал такелажник несколько подходящих узлов. Ветер срывает пенные гребешки с волн, кренится бригантина. Пляшет в сумасшедшем танце верхушка мачты, на десяток метров вылетает вправо и тотчас несется влево! Даже птицы шарахаются от «взбесившейся» мачты, стараются облететь ее стороной. Задрав головы, со страхом видит экипаж, как над головами болтается кусок оборванного каната. Его надо немедленно закрепить. Но кто на это решится! «Боцман, готовь бочонок рому!» — несется над палубой матросская шутка. Вперед выходит высокий, стройный матрос, ловкими руками вяжет он двойной беседочный узел — самый подходящий для крепления предохранительной веревки вокруг пояса человека. Помочь ему вызывается другой матрос. Вместе они поднимаются по мачте наверх. Раскачиваясь на страховочном канате, как воздушный гимнаст в цирке, матрос ловит обрывок каната и прямым морским узлом намертво закрепляет его. Под дружный одобрительный рев команды спускается на палубу. Боцман вручает храбрецу заслуженную чарку — таков морской обычай.
Надо ли зачерпнуть за бортом воды, привязать шлюпку или канат к скобе якоря — везде нужны умелые руки такелажника. Хорошо известно, как классифицировались парусные корабли, — по мачтам, по количеству пушек. Но наверное, никому не приходило в голову посчитать, сколько же узлов нужно было завязать такелажнику на самом обычном, заурядном корабле. Тысячи. И чем больше и сложнее было парусное оснащение, тем больше было на судне такелажных работ…
Теперь осмотрим 64-пушечный «Ингерманланд» — один из лучших кораблей русского флота Петровской эпохи. Он был спущен на воду 2 мая 1715 года с верфи Санкт-Петербургского адмиралтейства. На коротком баке корабля красовались две 12-фунтовые пушки, фок-мачта, два трапа по левому и правому борту. Здесь были размещены бронзовые пушки, грот-мачта, запасной рангоут. Даже одного беглого взгляда на паруса и такелаж судна было бы достаточно, чтобы понять огромную разницу в такелаже судов древности и XVIII века. Бесчисленное переплетение корабельных снастей походило на сплошную сетку, повешенную на просушку. На реях и мачтах судна виднелось множество переплетений, узлов, сращенных канатов.
Но было бы ошибочным думать, что искусство такелажника исчезло. Конечно, оно стало менее нужным, но не угасло. Даже на современном судостроительном заводе вы найдете участок такелажных и парусных работ. По-прежнему они нужны флоту. Не обойтись без такелажа ни буксиру, ни океанскому лайнеру. Дело в том, что такелаж — не только паруса и снасти, это еще многие другие «канатные» устройства. Если бы мы с вами могли понаблюдать за тем, как швартуется стопушечный фрегат, то, без всякого сомнения, обратили бы внимание, что делает он это почти так же, как современные теплоходы.
Медленно и величаво, боясь зацепиться своими стальными боками за причал, теплоход подруливает к берегу. Толпа встречающих держится на почтительном расстоянии, чтобы не мешать швартовке. Все — и сотни пассажиров лайнера, и встречающие — следят за движением двух людей — вахтенного на судне и дежурного матроса на причале. В какой-то момент громада теплохода замирает. Всего несколько метров отделяют его борт от причала. Пора. Что есть силы вахтенный швыряет груз с намотанным на него тонким, но прочным шпагатом. Встречающие невольно подаются в сторону. Каждому кажется, что груз летит прямо в него, — так же шарахаются от шайбы, вылетающей за поле, сразу десятки зрителей. И напрасно — движения моряков точно рассчитаны. Руки привычны к такелажу. Подхватив груз, матрос вытягивает поданный с теплохода пеньковый канат толщиной с пожарный рукав и, как во времена парусников, накидывает его конец на чугунную тумбу. Все, теперь теплоход надежно крепится к причалу. Почему для этого используют пеньковый канат, а, скажем, не стальной трос? По той простой причине, что его было бы не поднять даже самому дюжему матросу: весил бы он не одну сотню килограммов. К тому же стальной трос не безопасен — при изгибании его жилы, бывает, ломаются и, как острые вязальные спицы, торчат во все стороны. Не спасают даже брезентовые рукавицы. «Спицы» легко протыкают их. Пенька намного удобнее — легче, не ржавеет, не колется, не пачкает, при этом ее запаса прочности вполне хватает. Вот почему моряки и сегодня ценят хорошую такелажную работу. Кропотливо и старательно готовят такелажники швартовы для нового судна. Их рабочие места оснащены многими механизированными инструментами, но многое осталось здесь в таком же виде, как на первых верфях в Санкт-Петербурге или Ливерпуле.
Такелажник подходит к бухте — огромному мотку корабельного каната. Отмеряет нужную длину. Большим, остро отточенным такелажным ножом перерезает канат. Осторожно собирает распутавшиеся пряди нитей; проходит немного времени — и швартовый канат готов. Опытный моряк сразу обратит внимание на то, как ровно и чисто заплетены жилки каната, как плотно и надежно он сработан. Такие канаты всегда ценились на судах, за их прочность можно было не беспокоиться.
Искусство и профессиональное мастерство такелажника — в умении крепко, надежно собрать снасть, и швартовую, и якорное хозяйство. Сколько страшных морских трагедий разыгралось из-за обрыва якорей! Особенно часты они были во времена парусного флота не только потому, что деревянным парусным судам труднее было противостоять натиску стихии, но и потому, что быстро надвигавшаяся буря не позволяла парусникам уйти в безопасное место. В особенности это было сложно, когда ветер дул с моря на берег. В таких условиях современное судно может уйти подальше от береговых мелей — могучая сила дизеля «протолкнет» его сквозь ревущие волны и ветер. Капитану парусника нечего было и думать уйти в открытое море в таких неблагоприятных условиях. Вся надежда была на якоря. Со страхом смотрели моряки на натянутые до предела канаты — выдержат или не выдержат? Не оторвется ли якорь? Здесь все зависело только от одного человека — такелажника, который оснащал якоря, приделывал к ним канаты. От его добросовестности и профессионального мастерства зависела теперь судьба многих людей.
Разумеется, в наши дни морякам легче бороться с самыми страшными шквалами. Но бывает и так, что силы двигателей не хватает. Раскаленные до предела дизели работают на полную мощность, винты бешено режут воду за кормой, но свирепые волны продолжают нести судно на берег. Вот когда выручает якорь, сделанный умелыми руками такелажника! Если внимательно присмотреться к конструкции современных якорей, можно заметить, что они имеют немало общего с якорями прошлых лет: тот же самый массивный стержень, острые, впивающиеся в грунт лапы. Правда, якоря наших дней сложнее и надежнее. Якоря раньше были жесткими, их стержень был наглухо прикреплен к поперечным лапам, сегодняшние якоря имеют подвижные лапы. Это дает им возможность хорошо вцепляться в дно. Сила их зацепления огромна. Значит, еще опытнее, профессиональнее должен быть такелажник.
Выросли за последние десятилетия и размеры судов. Появились громадные супертанкеры, лайнеры размером с многоэтажный дом. Их борта как крепостные стены возвышаются над водой. С борта старинных парусников и даже судов совсем недавнего прошлого мог благополучно нырнуть даже посредственный пловец, каких, к слову сказать, между нами большинство. С многоэтажной высоты супертанкера отважится броситься в воду далеко не каждый профессиональный трюкач. Как спуститься вниз к воде, как поднять на борт человека, если сам борт высок и неприступен? Обычно для этого служил штормтрап, в переводе с голландского — «штормовая лестница». И в самом деле, это была веревочная лестница с деревянными перекладинами (балясинами). Ее выбрасывали за борт, когда возникала необходимость подъема или спуска людей. На новейших судах обычный штормтрап не годится, нужен суперштормтрап — более надежная и длинная штормовая лестница; и опять от такелажника требуется повышенное мастерство — ведь штормтрапы его традиционное изделие.
На рабочем месте такелажника вы увидите оснастку спасательных шлюпок и плотов. Бывают среди них и довольно внушительные суда, рассчитанные на несколько десятков гребцов и пассажиров. Задача такелажника — вооружить шлюпки отличной оснасткой, целым набором тросов и механизмов, без которых они окажутся бесполезными.
У спасательных шлюпок должно быть два очень важных свойства, которые полностью зависят от мастерства такелажника, — в любой час дня и ночи они должны быть готовы к аварийному спуску. Сам спуск должен произойти молниеносно. Почему? Потому что высадка команды и пассажиров — крайняя мера. Разве легко решиться капитану сменить пусть даже неисправный корабль, который с каждой минутой все глубже оседает в пучину, на танцующую в воде скорлупку шлюпки? До самого последнего момента, пока капитан надеется продержаться, он не отдает приказа спускать шлюпки на воду, и только когда станет окончательно ясно, что судно вот-вот затонет, он дает последнюю команду. Теперь все решают секунды. Шлюпка с отличным такелажем ласточкой слетает в воду. Но стоит какому-то тросу «заесть», она зависает носом вниз, падает и тут же погружается в воду. Опытный такелажник хорошо знает это. Поэтому монтирует шлюпочный такелаж с особым усердием. Много раз проверяет он, хорошо ли работают блоки, тали (подъемники), гарантируют ли они быстрый и безопасный спуск шлюпок на воду.
Не только это волнует такелажника. К сожалению, нередко бывает, что в самый ответственный момент, когда команда бросается к шлюпкам, их не оказывается на месте. Со шлюпочной палубы их срывают яростные удары волн. Чтобы этого не произошло, такелажник надежно найтует — крепит шлюпки. Секрет этой работы в том, чтобы хорошо привязанная шлюпка могла быть моментально разнайтована — подготовлена к спуску. Закончив работу, такелажник с удовлетворением проходит вдоль ряда шлюпок, укрепленных на палубе нового судна, покидающего судостроительный завод, — они готовы в любую минуту к спасению экипажа.
Следующий этап работы — установка лееров. Как и большинство других такелажных терминов, это слово тоже голландского происхождения. Переводится оно просто — «веревка». Так же как и швартовые канаты, шлюпочный такелаж, леера готовятся на такелажном участке судостроительного завода. Затем они устанавливаются на судне. Леер — это канаты на столбиках, «веревочный забор», который мы с вами, едва научившись держать карандаш в руках, рисовали на бортах пароходов. Не на всех судах есть леера. Там, где достаточно высок фальшборт, леер не нужен. Но во многих местах судна фальшборта вообще нет. Моряк может по неосторожности выпасть за борт. Чтобы этого не произошло, такелажник устанавливает веревочное ограждение на опорах — оно-то и называется леером. Бывают они прутковые, трубчатые, сетчатые, а также постоянные и временные. Последние натягивают вдоль всего судна, если есть основание ждать серьезный шторм, во время которого волны могут ворваться на палубу и смыть людей.
Много работы у такелажника на судне. Из троса или такелажных цепей он монтирует стропы — для судовых лебедок, гаки — крюки для захвата грузов, рымы — металлические кольца-держатели и множество других, нужных на кораблях вещей.
У такелажника есть все основания гордиться своей древней и молодой профессией. Лучшее подтверждение тому — якорьки, которые украшают погоны и фуражки моряков. Заметьте — не паруса, не паровая машина, двигатель внутреннего сгорания, турбина, атомный реактор, а якорьки, которые вы увидите и на стареньком музейном паруснике, и на атомном ледоколе. Якорь — символ надежды — предмет заботы такелажника, его главная обязанность.
Я внимательно следил за тем, как Тима слушал рассказ о такелажнике. Взволновал ли он его? Оказавшись в цеху, Чижик даже попытался сам заплести канат. Удивительно, но это у него получилось сразу и хорошо.
Пожилой такелажник в брезентовой фуражке, со смешными, торчащими, как ворс из платяной щетки, усами похлопал его по плечу и сказал, что хоть сейчас готов взять Тиму в бригаду, отчего он явно загордился.
Но меня больше интересовало другое: как воспринял паренек близость веков, их соприкосновение в профессии такелажника?
— Может быть, надо было интереснее и больше рассказать об истории специальности? — прошептал мне на ухо мастер, когда Тима на минуту отвлекся.
— Может быть, — согласился я, — а знаешь что, Олег, попробуй вдохновить его следующей профессией. Вспомни о славе русского флота, о царе-плотнике. Наверняка парень заинтересуется.
— Хорошо, — кивнул Олег. И опять торопливо взглянул на часы — времени оставалось в обрез. В широкие окна цехов было видно, что рабочие уже собирают в шкафчики инструмент, сметают стружку со станков. Смена заканчивалась. Поэтому, не теряя ни секунды, мы направились в новый цех, слушая на ходу рассказ Олега…
