Страница 5 из 18
Тайны средневековья
ПИПИНГ ТОМ. ЛЕДИ ГОДИВА
Давайте займемся английским языком.
В нем есть такое словосочетание «Пипинг Том», и означает оно «подглядыватель», то есть человек, который приникает к замочной скважине и исподтишка подсматривает за тем, что ему видеть не положено. В общем, фигура неприятная.
Далеко не просто разобраться в том, кем был Том, с которого все и началось, когда он жил и чем так неприятно прославился.
В одном мы можем быть почти уверены: Пипинг Том жил в Англии.
Но если нам удалось найти верный путь к разгадке этого имени, то, значит, мы уже кое-что знаем о леди Годгифу, супруге графа Мерсии Леофрика. Этот могущественный властитель правил одной из английских провинций тысячу лет назад.
Имя Годгифу означает «Божий дар», но графиня предпочитала, чтобы ее называли Годивой.
Насколько Леофрик был человеком жестоким, бессердечным и нахальным, настолько его прекрасная молодая жена отличалась набожностью, добротой и любовью к небольшому, но талантливому мерсийскому народу.
Центром графства был город Ковентри. Его жителям приходилось тяжелее прочих мерсийцев, потому что Леофрику всегда были нужны деньги — то на войну с соседом, то на свору собак, то на новую кольчугу.
Ясное дело: супруги ужиться не могли.
Годива часто ссорилась с графом из-за его отвратительного характера и умоляла получше относиться к людям.
Леофрик только хохотал в ответ.
Прекрасная графиня кидалась на колени перед жестоким мужем и кричала:
— Люди умирают от голода! Они не могут купить корову! Дети ходят без зимних сапожек и не посещают школу!
— Мне не нужны грамотные подданные, — отвечал Леофрик. — А то начитаются книжек и начнут бунтовать. Я вот сам ничему не учился, даже ни одной молитвы не знаю. А какой молодец!
— Но что мне сделать, чтобы ты, мой супруг, отменил новый жестокий налог? Я готова на все.
— На все? — захохотал распущенный Леофрик, который старался придумать, как бы отучить жену от заботы о бедных и немощных. — А вот смогла бы ты выйти на улицу голой?
— Ты с ума сошел! — воскликнула Годива.
И щеки ее залились густым румянцем. Годива подняла руку, чтобы скрыть лицо от взгляда Леофрика. Он не должен был увидеть слез стыда.
— А что? — Леофрик еще больше разошелся. — Если ты согласишься раздеться и совсем голенькой проехать верхом через весь город, то я отменю в Ковентри все налоги.
— Мне не позволяет этого сделать честь и христианское смирение! Пожалей меня, нечестивец!
— И не подумаю жалеть! — хохотал Леофрик. — Или голой, или пускай все помирают от голода и неграмотности.
И тогда гордая Годива ответила:
— Я готова.
— Чего? — не поверил своим ушам граф. — Не может быть!
— Когда ехать?
— Завтра с утра! — сказал упрямый Леофрик, который, честно говоря, уже сам был не рад, что затеял такую шутку. — В восемь твоя белая лошадь будет оседлана. И только попробуй отказаться!
— Завтра с утра, — повторила Годива и пошла к себе. Разумеется, Годива рассказала об удивительном споре с мужем своим подругам и служанкам.
А те, несмотря на поздний час, кинулись в город, и уже через час весь Ковентри знал о завтрашнем событии.
Почти все жители города молились, чтобы Годива не отказалась от своего слова и решилась пожертвовать честью ради спасения горожан от налогов. Но были, конечно, и те, кто посмеивался и говорил:
— Ну что с богатых возьмешь! Этой графине только и хочется показаться нам во всей красе.
А один человек по имени Том никому ничего не сказал, а задрожал от нетерпения. Дело в том, что ему уже приходилось видеть, как графиня скакала по улицам на своей белой лошади, а то и ходила пешком, помогая беднякам. И этот Том мечтал о том, чтобы поглядеть хоть одним глазком на ее коленку или локоток. А тут — такое счастье! Он увидит графиню целиком!
Оказалось, что все не так просто.
Когда на Ковентри опустилась ночная тьма, старейшины города пошли по улицам. Они стучали во все двери и предупреждали жителей, что в восемь часов, когда Годива поедет по городу, ни один житель — ни ребенок, ни старик — не должен выглядывать на улицу. Ни один человек не должен был увидеть графиню обнаженной!
И все согласились, что так будет правильно.
Только Том начал сверлить в двери маленькую дырочку, чтобы подглядывать в нее.
Утром во двор замка вывели белую лошадь.
Затем, окруженная подругами и служанками, во двор спустилась закутанная в покрывало леди Годива.
Леофрик стоял на галерее и кричал жене:
— Ладно уж, я пошутил! Иди обратно в спальню!
— А налоги отменишь? — спросила снизу графиня.
— А налоги не отменю, — ответил граф.
Тогда графиня вскочила в седло и поехала к воротам замка.
Ворота растворились.
Трубачи поднесли к губам трубы.
Под звуки труб леди Годива сбросила с себя покрывало и лишь чуть прикрытая длинными золотыми волосами поехала по городу. Город казался покинутым.
Все ставни были закрыты, рынок пуст, мастерские и лавки заперты.
— Как я вам благодарна, мои дорогие подданные! — шептала леди Годива.
Она неспешно проехала круг по всем улицам, за ней ехали ее служанки и подруги, а еще дальше — жестокий Леофрик.
И вдруг, когда путешествие уже подходило к концу, за одной из запертых дверей раздался пронзительный крик.
Годива вздрогнула, но останавливать лошадь не стала.
Она благополучно возвратилась в замок, где ее уже ждали с развернутым покрывалом.
Годива прошла в свои покои. Она дрожала не столько от холода, сколько от стыда.
За ней в комнату вбежали служанки и принялись разводить в камине огонь, чтобы леди Годива не простудилась после такой поездки.
Тут вошел сэр Леофрик.
Он был удручен и подавлен.
— Во-первых, — сказал он, — ты поступила нечестно. Зачем ты приказала всему городу сидеть дома и не смотреть на тебя?
— Я никому ничего не приказывала. Но в Ковентри живут замечательные люди, которые любят меня за доброту и понимают, как мне сложно было проехать по городу обнаженной.
— Прости меня, Годивочка, — сказал тогда устыженный Леофрик. — Я тебя недооценил и уж конечно недооценил своих подданных. С завтрашнего дня я отменяю все налоги в городе. Жители его это заслужили.
— Спасибо, милый, я знала, что в душе ты не такой плохой, каким кажешься снаружи, — сказала Годива и кинулась мужу на шею.
Они принялись целоваться, а все служанки и подруги Годивы на цыпочках вышли из комнаты.
Тем временем люди в городе, которые слышали крик из-за двери, стали стучаться в этот дом.
Дверь открылась не сразу.
За ней стоял Том, прижимая к глазам ладони.
Оказывается, он ослеп.
И все поняли, что подвиг Годивы не остался не замеченным на небе, где приняли все меры, чтобы обнаженную графиню никто не увидел.
На следующий день был объявлен указ Леофрика об отмене налогов.
А Годива после этого подружилась со своим мужем, который стал относиться к ней с уважением.
Они жили долго и счастливо и родили пятерых детей. Все они были похожи на Годиву и очень красивы.
А Тому пришлось уехать из города.
Историю о Годиве уже тысячу лет рассказывают в Англии. Даже маленькие дети знают все об этой замечательной графине. Знают и о несчастном Томе, который подглядывал, и о том, как плохо для него это кончилось.
Отсюда и пошло выражение — Пипинг Том.
СТАРЕЦ ГОРЫ. АССАСИНЫ
В Средние века в Европе все знали, что где-то на Востоке, вернее всего, в Персии, есть гора. На горе стоит замок, где живет древний старец, который повелевает сотнями убийц, именуемых ассасинами. Они послушны ему беспрекословно. Рассказывали, что однажды старец пригласил в гости одного эмира. И эмир усомнился: так ли послушны убийцы старцу? Тогда старец вывел гостя на небольшую террасу, которая нависла над пропастью, и указал ему на часового, стоявшего на вершине крепостной башни.
Затем старец гортанно крикнул, крик этот пронесся над ущельем подобно клекоту орла.
И вдруг часовой сделал шаг вперед и кинулся с башни в пропасть.
— Ты убедился? — спросил старец и вернулся в свои покои, вырубленные в скале.
Говорили также, что никто на Востоке не смеет перечить старцу. Будь ты хоть король, хоть эмир, хоть рыцарь — участь у тебя одна: смерть.
Так говорили.
Но никто в Европе не видел старца, никто не встречал ассасинов. И люди, скептически настроенные, трезвые, полагали, что это еще одна сказка, привезенная крестоносцами из Палестины.
Постепенно накапливались факты. Многое смогли рассказать арабы из Дамаска и Багдада. Оказалось, что убийцы старца горы воюют не с христианами и не с христианскими рыцарями. Главные их враги — арабские халифы и другие правители исламского мира.
В главных религиях мира — христианстве и исламе — действует печальный закон: собственные еретики куда страшнее и ненавистнее иноверцев. Страшной была вражда между старообрядцами на Руси, которые придерживались правил старых времен, и сторонниками патриарха Никона, вводившего некоторые новые правила. И те и другие были христианами, более того — православными, принадлежащими к одному и тому же ответвлению христианства. Но мелочи (с нашей точки зрения) были для них страшнее, чем вера в другого бога. К примеру, тремя пальцами креститься или двумя, когда каждый палец означает один из образов Бога, было столь важно, что старообрядцы, которых в XVII и XVIII веках именовали еще раскольниками, добровольно сжигали себя в церквях. Так погибали одновременно сотни людей.
А скольких раскольников сожгли на кострах или четвертовали! Среди них был и крупнейший русский писатель XVII века протопоп Аввакум.
Подобное печальное свойство человеческой натуры еще триста лет назад высмеял Джонатан Свифт. В книге «Путешествия Гулливера» он рассказал о вражде двух партий — сторонников того, чтобы разбивать яйцо с тупого конца, и тех, кто любил разбивать яйцо с конца острого.
Так вот, загадочный старец горы, который, существовал на самом деле и сказки о котором оказались по большей части правдой, был человеком вполне реальным и звали его Хасаном ибн-Саббахом.
Родился он в иранском городе Рее в середине XI века.
Среди торговцев и ремесленников Рея был распространен исмаилизм.
Дело в том, что пророк и основатель ислама Магомет являлся лицом историческим. Даже известна дата возникновения ислама. В 622 году Магомету пришлось бежать от врагов, и с этого года ведется мусульманское летоисчисление.
О семейном положении основателей крупнейших религий мы знаем немного. К примеру, известны родители Иисуса Христа, но ни они, ни другие его родственники в политической жизни тех времен не участвовали. Что касается Будды, то он еще молодым ушел из своего королевского дома и стал вести жизнь нищего отшельника. А вот у Магомета все было иначе. И хоть детей у него не было, другие родственники еще при жизни пророка стали бороться за власть. Ведь Магомет был не только духовным учителем, но и главой военизированного государства, вожди которого стремились распространить учение пророка на весь мир силой оружия. В этом состояло еще одно главное отличие христианства и буддизма от ислама. Христос и Будда учили, что их идеи должны распространяться любовью ко всем людям. Лишь через много лет их последователи взялись за оружие. Ислам же был боевой религией с самого начала.
После смерти Магомета его родственники вступили в отчаянную борьбу за трон халифа и звание духовного вождя — имама. Али, двоюродный брат и зять Магомета, требовал власти. Он утверждал, что именно ему Магомет передал все тайны учения и его выбрал в преемники. Сторонники Али стали именоваться шиитами. Противники — суннитами. Это основное деление сохраняется в исламе по сей день.
Затем, как и положено, в среде шиитов возник раскол. Шестой по счету имам Джафар лишил наследства своего старшего сына Исмаила. Но у Исмаила были сторонники, которых другие шииты жестоко преследовали, убивали и изгоняли из городов. Тогда эти люди, которых по имени вождя назвали исмаилитами, ушли в подполье и стали проповедовать идею о «скрытом» имаме, тайном вожде, который в один прекрасный день придет и возглавит религию и мир ислама.
Исмаилизм не только пережил все гонения, но и был признан официальной религией в Египте. Исмаилиты до сих пор сильны и в Таджикистане, особенно на Памире. Они верят в живого бога — имама, живущего в Пакистане.
Я все это рассказываю, потому что молодой Хасан ибн-Саббах был исмаилитом и уехал в Египет, где получил образование. В Египте ему не понравилось, и исмаилизм его устраивал не до конца. Он стал проповедовать собственное учение, ибо утверждал, что только ему известен скрытый имам и потому все, кто хочет попасть в рай, должны беспрекословно подчиняться Хасану ибн-Саббаху.
