Страница 10 из 11
Красная звёздочка (повесть-сказка)
Роберт
— Здравствуй, Роберт. — Я стояла у двери крохотного, прямо-таки игрушечного домика, сложенного из ящиков и фанеры. Дверь была открыта, поэтому можно было делать два дела сразу: поздороваться с Робертом, сидевшим внутри, и рассмотреть сооружение, непонятно почему не развалившееся сразу, как его только слепили.
— Вот так гостья, — насмешливо протянул Роберт, даже не пошевелившись. Как будто ждал моего прихода. Или хотел показаться таким «железным», невозмутимым парнем. — Входи, раз уж пришла. Чего ж там стоять.
Пригнувшись, я вошла. Здесь можно было только сидеть, поскольку потолок очень низкий. На стенах — яркие картинки. Кажется, вот этот апельсин можно взять, только руку протяни. На ящике стоит бутылка с цветной наклейкой. Наверное, пепси-кола. Из-под мятой газеты выглядывает пачка сигарет. Пустая. Неужели Роберта?
— Ты что, куришь?
— А, не обращай внимания, — машет рукой Роберт. — То ребята оставили. Мы здесь собираемся, чтобы обсудить какое-нибудь дельце.
— Например, как стать богатым? — не удержалась я, чтобы не съязвить.
— Мой отец говорит — всё в мире от денег. И, прежде всего, счастье. У кого много денег, тот делает, что хочет. И может стать, кем хочет. Важно раздобыть много денег.
— Нет, Роберт. Никакие деньги не помогут стать добрым. Можно иметь много всего, но быть одиноким. И потом ведь есть совесть.
Я вспомнила про кошелёк.
— Можно присвоить чужие деньги, но никогда от этого счастливым не будешь.
Роберт почему-то рассердился:
— Ты чего пришла? Чего заявилась? Про совесть мне рассказывать?
— И про это. То есть не совсем. Просто я подумала… Ты ведь обещал поговорить с отцом. Чтобы их не выселяли.
Он растянулся на полу и заложил руки за голову. Теперь здесь и повернуться негде. Я примостилась на мягком кубике, обтянутом материей. Кажется, он называется пуфик. Похоже на собачье имя.
— Ничего у меня не вышло. Отец накричал на меня, не суйся, говорит, не в своё дело.
Глупо было надеяться на помощь Роберта. Напрасно я сюда пришла.
— Ты, наверное, думала, что сумеешь изменить мир: приехала, вмешалась — и всё будет так, как ты привыкла у себя, там, далеко, — он словно читал мои мысли. — Отцу Джоан будут платить за болезнь, сама она будет ходить не на работу, а в школу, а мой отец распорядится и никого не станут обижать. У нас всё иначе, понимаешь, иначе! Миллионер может купить дом, корабль, завод вместе с рабочими. А если мой отец будет своевольничать, его выгонят из полицейских, он будет таким же безработным, как отец Джоан.
Вдруг Роберт приподнялся и быстро заговорил:
— Лана, давай станем миллионерами! Ты сказала, звёздочка умеет перемещать с одного места в другое, правда? Пусть она переместит нас в банк, мы там схватим деньги и потом — сюда, обратно, а? Ну, боишься рисковать, пусть меня одного — туда и назад! Минута — и у меня мешок денег!
— Такой большой, а такой глупый! — как можно спокойнее ответила я. — Тебя же поймают там или здесь. Или чуть позже. И посадят в тюрьму. А миллион отберут.
Я всегда считала, что мечта — это замечательно. Почему же так грустно и даже как-то стыдно от мечты Роберта — достать много-много денег?
— Я не умею тебе рассказать, почему всё так, а не иначе. Это тебе надо к дяде Филиппу. В порт.
Порт — значит, волны плещут о берег, стоят корабли, гудят краны…
— Кто такой дядя Филипп?
— Там узнаешь. Может, твоя волшебная звёздочка покажет своё умение?
Конечно, можно было не тратить силу звёздочки на такую ерунду — добрались бы до порта как-нибудь иначе. Но так уж и быть.
«Хочу, чтобы мы оказались в порту», — произнесла я мысленно. Замерцал экран, подёрнулся пеленой, потом стало проясняться, уже видны очертания кораблей…
Дядя Филипп
Эй, Роберт, чего ты здесь околачиваешься? — невысокий человек, рыжий и кудрявый, приветливо помахал рукой. — В порту забастовка.
— А, дядя Филипп! Ты-то нам и нужен! — заулыбался Роберт и вполголоса мне объяснил: — Иногда вместе с газетами я продаю и их листки. Мне ведь всё равно, что продавать. Лишь бы платили.
Мужчина подошёл к нам, дружески хлопнул Роберта по спине и сказал:
— Как вы прошли — вокруг порта полиция. Кстати, как она там поживает?
— Отлично поживает, дядя Филипп. А если вы хотите узнать подробнее, спросите полицейских, когда они будут разгонять забастовщиков, — беззлобно пошутил Роберт.
— О, тогда не до расспросов, — усмехнулся дядя Филипп. — Что тебя привело к нам? Мы с тобой в расчёте или кто-то должен?
— Нет, нет, всё в порядке, шеф. Но видите ли, у этой девочки очень много разных вопросов, на которые я не могу ответить.
— Какие же это вопросы?
— Ну, например, почему вы бастуете.
Совсем не собиралась я про это спрашивать. Хотя, действительно, почему они бастуют?
Поглядывая на меня, Роберт достал жвачку, положил её в рот и, прищурившись, добавил:
— Она очень любопытная девочка.
Дядя Филипп почесал свою рыжую кудрявую голову испросил:
— Хочешь, чтобы я рассказал ей об оружии?
— Да, — коротко ответил Роберт.
— Но зачем ей знать о таких вещах?
— Ей хочется понять, почему одни живут хорошо, а другие — плохо, пожал плечами мой необычный товарищ.
Дядя Филипп наклонился ко мне:
— В самом деле тебе это интересно?
— Расскажите мне о забастовке, — попросила я.
— Попробую объяснить. — Он достал сигареты, спички, закурил. — Самая дорогая вещь в мире — оружие. Бомбы, танки, подводные лодки. Чтобы сделать такое чудовище войны, как бомба, надо денег во много раз больше, чем для того, чтобы построить дом. И потом — дом ведь для того, чтобы человек жил, а бомба для того, чтобы человека убить. Мы хотим, чтобы всё оружие на земле было уничтожено, чтобы его перестали делать во всем ми ре. Да понимаешь ли ты, малышка, о чём я говорю?
— Понимаю, но просто удивительно, что есть люди, которые хотят войны. Они ведь тоже могут погибнуть!
— Надеются уцелеть.
— Лучше бы позаботились о таких как Джоан, Майкл…
Роберт украдкой глянул на меня, и я добавила:
— Да и у Роберта, может быть, тогда была бы другая мечта.
Дядя Филипп удивлённо посмотрел на меня и обратился к мальчику:
— Ты не объяснил мне, зачем это девчушке знать?
— Она из Советского Союза, — как бы нехотя сообщил Роберт.
— Что, что? — не поверил своим ушам дядя Филипп, такое у него стало лицо растерянное, даже рот открылся. Он как будто хотел что-то сказать, но передумал. А рот закрыть забыл.
— То, что слышишь.
— Макс, иди сюда! — рыжеволосый мужчина схватил за полу проходившего мимо человека. — У нас гостья из Советского Союза.
Мне стало неловко. Какая я гостья! Так, обыкновенная девочка. Но вокруг стали собираться люди, все глядели на меня и улыбались.
— Ты ходишь в школу? — спросил усатый, присев передо мной на корточки.
— Конечно!
— И сколько платят твои родители?
— Нисколько. Разве за школу нужно платить?
— Эй, Том, спроси, какую помощь получают безработные! — крикнул кто-то сзади. За меня вступился дядя Филипп.
— Ну откуда девочка может знать, сколько платят по безработице!
— Про безработных я не знаю. Я только знаю, что возле трамвайной остановки, недалеко от школы, есть большая доска, и на ней много-много объявлений «Требуются на работу». Одно возле другого, густо-густо наклеены. Я их из любопытства прочитываю, когда мы с бабушкой трамвая ждем. Если куда-нибудь ехать надо.
— Говорят, в Советском Союзе в самом деле нет безработных, — пожимает плечами Том и приглаживает усы. Остальные переглядываются, хмыкают. То ли верят, то ли нет.
— А это правда, что все дети — и большие и маленькие, летом уезжают к реке или к морю, там загорают, купаются и даже лечатся, если нужно?
— У Тома трое ребятишек, вот его всё и интересует, — как бы извиняясь, говорит худой, в клетчатой рубахе человек, которого дядя Филипп назвал Максом.
— Конечно, правда! У нас есть ещё самый главный пионерский лагерь — Артек. Туда едут самые лучшие ребята, отличники, ну и если хорошую стенгазету выпускают или поют, танцуют. Спортом занимаются. Но кроме Артека ещё тысячи пионерских лагерей. Я тоже в одном была. Прямо на берегу моря. Загорела, стала совсем чёрная. Чернее, чем Майкл.
Чего это я про Майкла? Они могут его и не знать.
Они расспрашивали о совсем простых вещах и удивлялись им. Казалось, мы все давно знакомы, такие славные, добрые люди! И я решилась сказать дяде Филиппу:
— У меня есть просьба. У вас работал один человек. Его плита придавила. А теперь Джон, вернее, Джоан, вместе со всеми на улицу выселяют. Просто ужас какой-то!
— Я его помню, — сказал Макс. Совсем седые, волнистые волосы делали его похожим на соседа нашего, профессора. Он тоже худой и высокий. И голос такой же — тихий, но строгий. — Надо помочь.
— С каждым может случиться, — вздохнул отец троих ребятишек усатый Том.
— Ладно, нам пора, — вмешался Роберт. Надо не надо — он вставлял это словечко: «ладно». И сразу за руку. Если у меня не осталось синяков от его хватаний, так это чудо. — Её поезд скоро уходит.
Только я хотела спросить, какой это, интересно, поезд у меня уходит, как дядя Филипп засуетился:
— Мы и так тебя задержали, малышка. Родители, наверно, волнуются. До свидания!
— Счастливо! Привет Советскому Союзу! — каждый хотел до меня дотронуться, улыбнуться на прощанье.
— Спасибо вам, дядя Филипп! Привет вашим малышам, Том! Не забудьте про Джоан, Макс! — мне вдруг стало жалко с ними расставаться, хотелось сказать что-то особенное, даже в горле защекотало. — Я вас всех не забуду. Пусть у вас будет всё хорошо!
Они махали мне вслед, а Роберт тянул меня, будто и в самом деле мы опаздывали на поезд.
Всё так неожиданно
Даже удивительно, что рядом с таким шумным местом оказался совсем безлюдный переулок. Ну вот, сейчас Роберт опять станет уговаривать: «Отдай звёздочку» — или просить: «Сделай меня миллионером». Я уже приготовилась стыдить его, вообще как-то выбить дурацкую мысль о миллионе, но он молчал.
Он стоял, засунув большие пальцы рук под пояс и раскачиваясь с носков на пятки, с пяток на носки. Стоял и смотрел в землю, хотя там ничего не было. Нет, по земле полз-переваливался чёрный жук, совсем такой, как дома. Может, крылышки у него другие, но он же не летел, рассмотреть нельзя. Остановился у самой моей босоножки, потрогал её усиками и пополз в обход. И мне до слёз захотелось домой. Домой хочу! К маме, к папе, к сестричке! В наш двор хочу! И ещё к бабушке! Ой-ой-ой! Бедная бабушка, всё дожидается горчичников!
— Вот что, Лана, — на что-то решившись, глухо сказал Роберт. Я даже вздрогнула от его хриплого голоса. — Сейчас мы отправимся с тобой ещё в одно место. Только не знаю, как объяснить, где оно.
— А ты сильно думай, звёздочка поймёт, — великодушно ответила я. Мне не хотелось с ним ссориться.
Он наклонился к звёздочке. На экране появились непонятные тени, кресты.
— Что ты там видишь?
— Ты только не пугайся. Я хочу, чтобы мы оказались… на кладбище.
— Где? Ничего себе прогулочка! — воскликнула я. Прямо мороз по коже!
— Это очень нужно, честное слово.
Ну что ж, кладбище так кладбище. Хотя и страшновато.
«Пусть будет так, как хочет Роберт», — отдала я мысленно команду.
Тропинка шла между колючими кустами, неяркими цветочками.
— Здесь похоронен брат моей матери, — хмуро сообщил Роберт, останавливаясь возле тёмной таблички. — Видишь, написано: «Лётчик военно-воздушных сил Норман Мейлер». Он воевал с фашистами, ранили его. Возле Берлина. И не смогли спасти. Дома у нас не любят о нём вспоминать. То есть отец не любит, а мама иногда рассказывает. У него были русские друзья. Он вообще о русских говорил только хорошее. Вместе воевали против фашистов, должны и дальше быть вместе, — так он говорил. Мама ездила к нему в госпиталь. Но ничего нельзя было сделать. Я думаю, жаль, что его нет. Мы бы с ним дружили.
Задиристый, дерзкий Роберт повернулся ко мне, и глаза у него стали большими и светлыми, даже очень светлыми, как если бы он собирался заплакать. Он протянул ко мне руку, я невольно отшатнулась, но он всё-таки дотянулся до плеча моего — осторожно и ласково — как друг.
— Ты не думай про меня совсем плохо. Очень уж иногда хочется какой-то другой жизни, не бежать чуть свет за газетами, чтобы заработать, заработать, заработать…
Глядя на табличку, он спросил:
— Ты про пионерские лагеря не выдумала? Те, что у моря.
— Нет, — покачала я головой.
Ещё недавно я его прямо ненавидела, а сейчас он стоял такой беззащитный, хотя был на голову выше меня.
— Приезжай к нам учиться. К нам отовсюду приезжают учиться, столько иностранцев!
— Ладно! — оборвал меня Роберт. — Прощай, Лана.
Через кусты, не оборачиваясь, пошёл он к выходу с кладбища.
— Передай привет Джоан и Майклу! — кричу я.
— Если небольшой, то передам. Большой в карман не влезет! — Роберт всё же обернулся и шутливо оттопырил карман.
Мне пора возвращаться. Но отчего так щемит сердце?
