Страница 11 из 16
Лето разноцветно-косолапое (повесть)
«Кошельковый» способ лова
Лохматый южанин Бхалу долго не решался войти в ледяную воду. Боялся, что его снова унесёт течением по камням.
— Эх ты, учись, моряк сухопутный! — сказал Умка и с разбегу сиганул в стремнину.
И вдруг — Умку самого подхватило и понесло. Нет, не по течению!
Против течения! Белый медвежонок попросту запутался в плотной рыбьей стае, не в силах ни нырнуть, ни выплыть, лишь кувыркался и беспомощно размахивал лапами. Знакомый спаситель Беркут, который со своей супругой носился тут же, на лету вынимая из воды рыбину за рыбиной, уже был готов прийти на помощь, когда Умка у самого водопада сумел вскарабкаться на раскорявистое бревно. Там, обдаваемый роями брызг, он и дожидался, когда добредёт за ним Аксинья Потаповна. Мимо него пролетали снизу вверх аппетитнейшие лососи — протяни лапу и возьми, но все четыре Умкины лапы были заняты тем, чтобы удержаться на скользкой древесине.
Когда вожатая, ухватив за шкирку, несла Умку на берег, красивая медведица Светланка проводила его снисходительным взглядом:
— Ну что, наловил рыбки, мальчик с острова Врангеля?
— Однако так нечестно, — хмуро пробурчал Умка. — Рыб много, а я один, вот они меня и поймали. Не буду больше рыбачить.
Но вскоре Умка забыл про свой зарок. Нашёл себе тихую заводь, где рыба пореже, да и начал ловить привычным для себя способом.
Теперь уж Светланка делала вид, что не замечает Умкиных рыболовных успехов. А на самом деле тайком косилась и завидовала. И больше всего — тому, как Умкина шёрстка моментально становится сухой и пушистой, стоит ему лишь как следует встряхнуться. Откуда ей, неучёной, знать, что белый медведь — зверь наполовину морской?
Умка не забыл своего обещания поучить рыболовству Панду Пай Сюн, свою сестрёнку. Но при первом же нырке ей в нос и в уши попала вода. У северных-то медведей под водой ноздри смыкаются, ушки прижимаются, а панды так не могут.
Зато именно Панда изобрела замечательный способ ловить рыбу — бригадный. По плану Панды Тедди зашёл в речку по пояс и, растопыря лапы, загонял рыбу к плоскому камню, на котором стоял Бхалу. Губачонок, прицелясь, делал гребок своими длинными когтищами и, если удавалось, выбрасывал в воздух рыбину. На берегу вылетевшую добычу хватала Панда. Если помните, есть у Панды на передних лапах по шестому пальцу — вот тут-то они и пригодились, чтобы удерживать сильное, скользкое тело рыбины. А стерегла улов от всевозможных «халявщиков» Аксинья Потаповна. Честно стерегла, сама не ела. А ведь неплохо у детишек получается! Вот уже на обед наловили!
Только австралийская бабушка Коала никак не желала подойти к реке. Не едят коалы рыбы и совсем не любят воды. Вы спросите: а как же они пьют? А никак! Имя «Коала» и означает по-австралийски «Не пьёт». Им вполне хватает горького сока эвкалиптовых листьев. Вот и сидела серая бабушка на пеньке и с интересом глазела на рыбалку: когда ещё такое представление увидишь?
— Греби, Бхалу! — кричал Тедди, подгоняя к камню стайку рыб.
— Хватай, Пай Сюн! — кричал Бхалу, подбрасывая лосося в воздух.
— Держу! — крикнула Панда, бросаясь на летящую рыбу, как вратарь на мяч.
Хвать! — но удержать на этот раз не сумела, а только отпасовала рыбу Аксинье Потаповне. Медведица тоже взмахнула лапой — рыбина снова изменила направление полёта… и попала в объятия Коалы!
Маленькая австралийская бабушка с визгом покатилась по траве. И Аксинья Потаповна, и Панда, и Бхалу, и Тедди бросились ей на помощь; Умка и тот выскочил из своей заводи.
— Бабуля! Что с тобой? Тебе больно? Где рыба? — тормошили все Коалу.
— Ой!.. Не могу!.. Ой! — стонала Коала, извиваясь на траве. — Ой, мамочки! Щекотно!
И, ко всеобщему изумлению, вытащила из брюшной сумки… рыбу!!!
То-то было веселья!
— Ай да бабуля! Поймала рыбу животом!
— Хи-хи-хи!
— Коала — чемпион!
— Австралийский способ — кошельковый!
— Всем за рыбалку ставлю пятёрки, — объявила Аксинья Потаповна. — А бабушке Коале — пять с плюсом, за оригинальность! Что ж, наловили, теперь неплохо бы и поесть.
— Глядите, наш улов тырят! — закричал Тедди. — Эй, эй, не имеете права, это наша рыба!
Конечно — нельзя оставлять рыбу без присмотра. Кто смел, тот и съел. Вон Росомаха вприпрыжку потащила самую большую рыбину, а вон — не кто иной, как Ворон, озираясь, словно последний воришка, терзает клювом красное лососёвое мясо. Ну не стыдно ли мудрому потомку великого создателя мира?
— Ладно, ладно, — миролюбиво сказала медведица. — Рыба в реке не кончилась, сейчас ещё наловим.
И она зашла в воду и показала настоящий мастер-класс рыбной ловли: просто наклонилась, расставив задние лапы, и заработала передними, словно бы хотела вырыть в реке яму. Но швыряла назад себя не песок и не камни — рыбины одна за другой вылетали из-под медведицы и, кувыркаясь, шлёпались на берег! Медвежата лишь успевали подбирать улов, а рыбачившие рядом молодые медведи просто замерли, разинув рты.
— Учитесь, молодёжь, пока жива старуха, — сказала им Аксинья Потаповна.
(Если вы не медведь, вам трудно понять, что такое свежий лосось прямо из реки. Особенно в первый день рыбалки, которая снилась вам всю зиму и о которой мечталось всю весну. Для камчатского медведя рыба и счастье — почти одно и то же.)
Первую свою рыбину, с полным брюхом прозрачно-алой зернистой икры, Тедди не променял бы ни на какой американский попкорн, ни даже на сгущёнку, ни хоть на целый улей мёда.
Рыжий Бхалу просто стонал, закрывая глаза от удовольствия. Банан, конечно, вкусно, и манго — очень вкусно, и термиты — просто замечательно вкусно… но лосось… тут слова заканчиваются, остаются только слюнки, только «м-м-м!», только «о-ох!» и «а-а-ах!».
Что уж говорить об Умке — белый медведь любовь к рыбе получает с молоком матери.
(Это не для красного словца сказано: густое молоко белой медведицы действительно пахнет рыбой!)
Сгрызла рыбку и Панда и вздохнула с сожалением: больше нельзя, диета. У панд диета древесная, бамбуковая. Разве только изредка, по большим китайским праздникам, чтобы не испортить желудок, можно позволить себе мышку, или птичку, или рыбку.
И лишь Коала категорически отказалась даже пробовать лососину. А вдруг понравится? И всю жизнь потом будет хотеться? И где её потом взять дома, на эвкалипте? Там, над Австралией, лососи не летают — зря только сумку будешь держать нараспашку.
Ни сесть, ни встать, ни почесаться…
С началом рыбалки медведи начинают добреть, набирать вес, и продолжается это до глубокой осени, пока раздобревшему медведю не настанет пора ложиться в берлогу. По справедливости, камчатский медведь должен бы называться не «медведем», а «рыбведем». Что ему мёд? Только ароматная мечта. А рыба — она и жизнь, и радость, и здоровье.
Вот и раненый медведь Топтыжка на лососёвой пище быстро пошёл на поправку и уже на другой день занял своё почётное рыболовное место на водопаде.
Но вот Аксинья Потаповна — охохонюшки! — расхворалась, да не на шутку: уж так ей «в поясницу вступило», что ни сесть и ни встать; даже и лечь-то не знаешь как: больно и больно.
— Охоньки, охоньки, — стонала медведица. — Довыделывалась перед молодёжью, балда старая… Ох!.. Ходила бы уж по берегу, побиралась, чем подадут… Нет, решила удаль былую вспомнить, в ледяной-то воде!
Юные питомцы наперебой предлагали свои медвежьи услуги.
— Давайте, Аксинья Потаповна, я вам по спинке попрыгаю, разомну, — вызывался барибальчик Тедди.
— Ой, ой, спасибо, Феденька, в другой раз, — благодарно морщилась вожатая.
— У-у-у, может, какую травку найти, корешок целебный? — спрашивал рыжий губачонок Бхалу.
— Сама я найду корешок, — отвечала Аксинья Потаповна, — пусть только полегчает.
— Надо её на муравейник положить, — озарило Умку. — Муравьи накусают, спина и занемеет.
(Это уж он на своей шкуре успел узнать, как немеет спина от муравьиных укусов.)
— Сама я, сама лягу, — простонала вожатая, через боль радуясь Умкиной сообразительности. — Вот только очухаюсь маленько. Идите пока без меня порыбачьте, никто уж вас не обидит.
А чёрно-белая медведевочка Панда запустила пальцы в медведицыну шерсть и стала ощупывать больную поясницу.
— Ай! — вскрикнула медведица. — Ай, что ты там ищешь, Пай Сюн?
— Точки, — непонятно ответила Панда. — Вам поможет точечный массаж. Вот тут больно?
— Ой-ой-ой!!! — чуть не подпрыгнула больная. — Хватит, хватит, уже легче, спасибо, детка. Ступай помоги мальчикам рыбку ловить, они ж без тебя не справятся.
А маленькая пушистая бабушка Коала просто прижалась к Аксиньи-Потаповниной спине своим мягким тёплым животом, уцепившись лапками за бока вожатой. И то ли это прогревание помогло, то ли китайский точечный массаж сработал, но через некоторое время боль в пояснице чуточку ослабла. Кряхтя и отдуваясь, медведица поднялась на лапы. Надо идти.
— Куда мы пойдём? — спрашивали медвежата. — Искать корешок? Или на муравейник?
— Недалеко, — отвечала вожатая. — Увидите.
Но «недалеко» — не значит «быстро». Аксинья Потаповна даже не шла, а еле как ковыляла, одну ногу подволакивая, а другую упирая на коленку. Встретив широкий пень, она улеглась на него животом, свесив голову и лапы — так спина болела меньше. Чуть отдохнула — и снова продолжила нелёгкий путь.
— Когда мы уже придём? — изнывали медвежата.
Нетерпеливый Тедди наворачивал круги вокруг медленной процессии, а Умка даже успел прилечь и немного вздремнуть. Зато Коала наконец-то шагала по Камчатской земле пешком, никуда не спеша, но и нисколько не отставая.
Долго ли, коротко, а пришёл медвежий отряд… в тупик. Представьте: слева шумит быстрый холодный поток, что и здорового медведя с лап собьёт; справа — отвесная скальная стена; задрать голову — там высоко-высоко за макушку скалы ухватилось странное плотное облако.
Между скалой и рекой — узкая полоска берега, да и ту впереди завалил большой ребристый камень. Куда ж теперь идти? — оглядывались медвежата.
— Пришли уже, — пробормотала вожатая. — Хватило бы мне только сил перелезть через этот камень. Заберись-ка на него, Феденька, да скажи, что видишь?
Умка подставил чёрному медвежонку своё сильное плечо, Тедди, подтянувшись, вскарабкался на обломок скалы и присвистнул:
— Вау! Тут в скале дырка, ручеёк вытекает, пар ползёт. И пахнет… — чем именно пахнет, Тедди уточнить не смог.
— Ну вот, — вздохнула Аксинья Потаповна. — Стало быть, нам в эту самую дырку и надо. Полезу, что ли. Поберегитесь-ка, детки, кабы кого не задавила ненароком.
Позвольте не описывать скалолазных мучений старухи медведицы. Больно ей было и трудно, даже нос высох и побелел, а глаза, напротив, покраснели и увлажнились. Медвежата помогали как умели — и тянули вожатую, и подсаживали, и вот она перевалила через камень и скатилась по другую его сторону, как скрипучий куль с капустой. Отдышалась, собралась с духом и на локтях втащила свою тушу в скальную расселину, по дну которой струился тёплый ручей. Как ни рвался первым в разведку Тедди, отважный сын Дикого Запада, Аксинья Потаповна никого вперёд себя не пустила. Расселина превращалась в узкий тоннель, его каменные стенки сжимали рёбра медведице, и дышала она часто и мелко, как загнанный волчишка. Окажись вдруг тоннель обрушен — задним ходом уже не выбраться, помирай тогда в этой каменной берлоге. Потому-то она и не пустила детей вперёд: если что, так хоть на воле останутся.
Аксиньина Юдоль
Но мало-помалу медведица выкарабкалась из тоннеля по другую сторону и без сил легла пластом на берегу ручья. За ней вышли медвежата, щурясь на свет. Но где же они оказались?!
— Вау! — воскликнула Панда.
В другой бы раз Тедди удивился, чего это она по-американски заговорила, но сейчас был совершенно согласен: вау!
— Это что, Занебесье? — предположил Умка.
— Это, наверно, Луна, — догадался Бхалу. — По-нашему Чандра. Тут живёт Лунный Заяц?
(Индийские и цейлонские звери, глядя на лунные пятна, угадывают в их рисунке заячью тень.)
И вправду, на Земле ничего похожего медвежатам не встречалось. Почва под ногами была красновато-коричневая, приятно тёплая, а местами из трещинок сочились струйки серого пара. Аксинья Потаповна улеглась на эти струйки прямо спиной и в изнеможении прикрыла глаза. А медвежата всё оглядывались. Камни и скалы — словно кто их специально раскрасил: голубые, чёрные, жёлтые и даже фиолетовые, как цветок ириса. Трава растёт не всюду, и та какая-то неземная — то чахлая, желтоватая, то, наоборот, длинная, с глянцевитым лиловым оттенком. Лишь высоко на склонах, окружающих этот странный дол, смутно различались в тумане знакомый кедрач и стволы корявых, необыкновенно толстых берёз.
— Между прочим, Луна — американская планета, — похвастал Тедди. — Её наши астронавты открыли.
— Какие ещё астронавты, оглянись! — скептически поморщился Умка. — Это русская медведица открыла, Аксинья Потаповна.
— Луна общая, светит всем, — сказала Панда.
Коала ничего не говорила, пытаясь разобрать запахи. Дома спросят, чем пахнет Луна, — как рассказать? Но так и не нашла сравнения. Нет в австралийских лесах такого, что пахло бы серой, содой, кислотами, банным паром, мокрой ржавчиной, тухлым яйцом и бог знает чем ещё…
— Что это там? Термитник?! — воскликнул Бхалу, увидев в отдалении серую пирамиду в волнистых натёках. — На Луне есть термитники! — И он, обрадованный, со всех лап ринулся к пирамиде, предвкушая, с каким хрустом сейчас расцарапает её бок и как потом будет высасывать из недр вкусных толстых насекомых.
— Стой, Бхалу, — простонала медведица, приоткрыв глаза. — Детки, верните его… Впрочем, пока ладно, ничего… Умоляю, не разбегайтесь от меня, тут есть опасности.
Тедди Блэк настиг лохматого Бхалу у заветной пирамиды. Индийский медвежонок был обескуражен: «термитник» оказался ему не по когтям. Конечно, и обычные термитники тоже крепки — насекомые лепят их из глины, замесив её на клейкой слюне, но этот был какой-то вовсе твердокаменный!
— Пойдём назад, — позвал Тедди. — Вожатая велела не разбегаться.
— Нет, погоди, — упорствовал Бхалу. — Помоги лучше.
Он безуспешно скрёб складчатый бок пирамиды вдоль и поперёк, даже пытался надкусить его клыком.
А Тедди услышал какой-то звук и припал к пирамиде ухом.
— Шевелятся, — сообщил он. — Шипят и булькают.
Бхалу удивился и тоже приложил мохнатое ухо к термитнику. Странно. Цейлонские термиты никогда так не пыхтели! Бульканье стало громче, перешло в клокотание — и вдруг пирамида ЧИХНУЛА!!! Из её верхушки с шумом вылетел султан пара и воды — и горяченький ливень обрушился на медвежат, окатив от ушей и до пяток!
— Ай, ай! — закричали Бхалу и Тедди, бросаясь прочь от коварного «термитника».
— Хи-хи, искупались? — спросила Панда.
— «Миши Мокрые», — фыркнул Умка.
— Не с чего хихикать! — строго сказала Аксинья Потаповна. — Ладно, искупались на этот раз — а могли свариться! Чтобы ни ногой от меня, пока не встану!
— У-у-у, это не термитник, — расстроенно протянул Бхалу, отряхиваясь от воды.
