Страница 2 из 16
Лето разноцветно-косолапое (повесть)
Знакомство
— Давайте знакомиться. Я ваша вожатая, Аксинья Потаповна, представила себя медведица.
— Хай! — воскликнул непоседливый чёрный медвежонок и оскалил белые зубы.
— Тебя зовут Хай? — переспросила вожатая.
— Нет, меня зовут Тедди. Я мальчик-барибальчик, медведь Скалистых гор. А «хай» — это наш американский привет, — пояснил чёрный медвежонок.
— Значит, Тедди. А зубы зачем показываешь? Мы же не враги.
— Зубы — это наша американская улыбка. Означает «хай», — сказал Тедди и снова старательно обнажил клыки.
— Понятно, — кивнула медведица. — Но знаешь, Тедди, у нас лучше такой зубастый «хай» не показывать, а то всех зверей распугаешь.
— Ну и ладно, — пожал плечами юный барибал и снова принялся скакать и кувыркаться.
Тут белый медвежонок, до этого лежавший на травке, без слов поднялся и пошёл в сторону моря.
— Постой, куда ты? — окликнула его вожатая.
— Однако жарко, — ответил тот. — Хочу купаться.
— Купаться — вот речка рядом. Ты у нас кто?
— Как «кто»? — удивился белый. — Я Умка. Значит, самый умный. — И Умка уверенным шагом направился к речке.
— Смотри, глубоко не заходи, а то унесёт в море, — предупредила вслед медведица. — А дай-ка я вас для начала сосчитаю. Чёрный — раз, лохматый — два, чёрный — три, пятнистый — четыре, опять чёрный… Тедди, да посиди немного на месте, а то сколько же у меня чёрных! Снова: раз, два, три, да четвёртый купается, да ещё серенький где-то был. Ах, вот он, на мне висит, пятый. Кто ты такой, лапочка?
Лопоухий серый лапочка ничего не ответил, только моргнул глазами-ягодками.
— Совсем малыш, плохо понимает, — догадалась Аксинья Потапов-на. — Ничего, на Камчатке медвежата быстро подрастают. А вот ты, лохмастик-губастик, кто будешь?
Рыжий лохматый медвежонок почесал за ухом когтистой задней лапой, сделал губы трубочкой и протянул, будто жалуясь:
— У-у-у… Я буду Бхалу. Вдефь вябко.
«Здесь зябко», — догадалась медведица.
Чёрный Тедди обхватил губастика лапами и повалил на траву:
— Давай бороться — согреешься!
— Ты, Бхалу, верно, из южных краёв? — предположила Аксинья Потаповна.
Бхалу только пыхтел, пытаясь перебороть Тедди. Зато неожиданно раздался голос серого лопоухого малыша:
— Я не подрасту. Я Коала. Я уже бабушка. Я из Австралии.
Тедди и Бхалу даже раскатились в разные стороны:
— Ничего себе бабушка из Австралии!
— Простите, бабушка Коала, — сказала вожатая. — А я вас — «лапочка». Что же вы сразу-то не сказали?
Но Коала опять не ответила.
Оставался ещё один медвежонок, с которым Аксинья Потаповна не познакомилась. Чёрные «очки» вокруг глаз, чёрные ушки, чёрные лапы, а остальная шерсть вся белая. Он сидел ко всем спиной и жевал ивовый прутик.
— Как тебя зовут? — спросила Аксинья Потаповна.
— Пай Сюн, — ответило чёрно-белое существо, не оборачиваясь. — Я девочка Панда.
— А почему ты прячешь лицо, Пай Сюн?
— Стесняюсь, — сказала девочка Панда и совсем сгорбилась, глядя себе в живот. Но грызть прутик не перестала.
— Вот такие разные пионеры, — подвела итог Аксинья Потаповна. — Значит, чёрный Тедди — это раз, лохматый Бхалу — два, бабушка Коала у меня на шее — три, девочка Пай Сюн — четыре. А пятый?
— Купаться ушёл, — подсказал Тедди.
— Правильно. Только что-то не видно его и не слышно. Умка! Охохонюшки! Как бы не утонул.
И медведица тяжёлыми скачками побежала к речке.
Коала только покрепче вцепилась в шерсть на медведицыном загривке, а трое остальных медвежат поспешили следом.
Но навстречу им из реки поднялся фонтан брызг, с фырком разлетелся в стороны — и на берегу объявился мокрый и довольный Умка. А в зубах у него трепыхалась серебристая рыба!
Разве это деревья?
Умка разжал зубы, рыбка ударила по земле хвостом и отскочила под ноги лохматому Бхалу.
— Ой, фто это?! — отпрянул Бхалу. Он никогда в жизни не видел рыбы.
— Вау, рыба! — завистливо сказал Тедди. — Где взял?
— В реке, — ответил Умка и ещё раз отряхнул от воды свою густую шубу. — Там ещё есть.
Аксинья Потаповна недоверчиво понюхала рыбку и сказала:
— Это голец. А настоящей рыбы в эту пору ещё не бывает.
Умка пожал плечами: не бывает так не бывает. Придавил гольца передней лапой и с аппетитом съел.
У чёрного Тедди прямо слюнки потекли:
— Я тоже хочу рыбу.
— Рыбы нет, — назидательно сказала вожатая, — медведи в июне питаются растениями. Сейчас пойдём на завтрак в заросли.
— У-у-у, в джунгли? — обрадовался Бхалу.
Что такое «джунгли», медведица не знала и сказала:
— Увидишь.
А белый Умка заявил:
— Я наелся. Я хочу спать. — И прямо тут же на месте повалился на бок и закрыл глаза.
— Да брось ты прикидываться, эскимос, — потряс его за плечо Тедди. — Вставай, на завтрак пойдём.
Но Умка самым честным образом крепко спал. И даже не слышал, как Аксинья Потаповна взяла его зубами за шкирку и понесла.
— А у ваф в джунглях ефть муравейники? — спросил Бхалу.
(Тут надо пояснить, что все медведи-губачи немного шепелявят: так уж у них устроены передние зубы.)
— Ефть, ефть, — пропыхтела вожатая, у которой в зубах висел спящий Умка.
— У-у-у, а вкуфные?
(Пожалуй, я больше не буду передразнивать, как губачи шепелявят. Они ведь не нарочно.)
— У-у-у, а вкусные?
— Вкуфные, — ответила медведица. Потом опустила Умку на траву, чтобы передохнуть, и повторила: — Вкусные.
Тут — как всегда, неожиданно — заговорила маленькая бабушка Коала, ехавшая на Аксинье Потаповне верхом:
— Коалы живут на деревьях. Где у вас деревья?
— Да вот же вокруг деревья, — показала медведица. — Вот берёзы, вот ива, вот ольха.
А Умка проснулся, открыл глаза, открыл рот и сказал:
— Это для неё очень большие деревья. Вот у нас в тундре деревья нормальные — по брюшко высотой.
— У-у, по брюшко — это не деревья, а дохлые кустики, — поправил Бхалу. — А нормальные растут в джунглях — до неба.
— А вот врать не надо, — посоветовал Умка. — Или, может, у вас небо низкое?
— А вот узнаем, кто врёт, — сказал губач Бхалу и толкнул Умку, опрокидывая на траву.
— Большие деревья! — рявкнул Умка и обхватил Бхалу поперёк живота.
— Маленькие! — прорычал тот и перекатил Умку через себя.
— Самые большие деревья — в Америке, — ревниво сказал чёрный Тедди и тоже ринулся в схватку. — И самые маленькие — в Америке, — добавил он, ногами отпихивая губача, а зубами пытаясь схватить мохнатое белое ухо.
Застенчивая девочка Панда в потасовку не лезла. Размеры камчатских деревьев её вполне устраивали. К примеру, ива — легко залезть и дотянуться до вкусных зелёных веточек.
Вот и сидела Панда на иве и спокойно пожёвывала ветки.
— Ладно, — сказала медведица Аксинья Потаповна. — Порезвились — идём дальше. Прекращайте возню, говорю.
Где там «прекращайте»! Борьба кипела вовсю!
— Большие!
— Маленькие!
— В Амер-рике!
— В тундрре!
— В джунглях!
— Р-р-р!!!
— А мой старший брат тебя одной лапой!
— А мой дядя Гризли твоего брата…
— Ах так, — сказала тогда вожатая и отвесила три точных шлепка своей медвежьей лапой. И в разные стороны раскатились три шерстяных клубка — чёрный, белый и самый лохматый, рыжий.
Снова разноцветный медвежий отряд пустился в путь и вскоре прикосолапил в заросли.
Ну и заросли это были!
— Вау! — воскликнул Тедди, оглядываясь.
— У-у-у, это джунгли? — спросил Бхалу.
— Это бамбук? — спросила Панда.
— Это высокотравье, — сказала Аксинья Потаповна торжественно.
А маленькая серая бабушка Коала медленно покачала пальцем и произнесла:
— Драться нехорошо!
Травоедение
Высокотравье — это не просто высокие травы. Это такие высокие травы, что взрослой медведице надо на задние лапы встать, а передние вверх поднять, чтобы до верхушек этих трав дотянуться. А широкие листья почти сплошь заслоняют небо. Сквозь них даже солнечный свет становится зелёным — очень красиво.
— Хи-хи, Зелёный Медведь, — Тедди показал на Умку.
— Кто не голодный, может урока не слушать, — сказала медведица. — Смотрите, это всё можно есть. — И она с треском заломила ближайший стебель. — Вот шеломайник. Найдите такие же растения. Листья большими ладошами. Набиваем пасть и жуём: хрум, хрум, хрум.
— Хрум, хрум, хрум, — дружно повторили медвежата.
— Вкусно! А вот это морковник, листья метёлками. Чав, чав, чав. Корешок выдираем, от земли отряхиваем и тоже съедаем: чав, чав, чав!
— Чав, чав, чав, — прочавкали медвежата.
— Вкусно! А вот сладкая пучка, стебель — толстая трубка. Листья не трогаем, чтобы нос не обжечь! Кожицу с молочным соком счищаем, её не едят. Давай, Умка, помогу, вот так. А мякоть — объедение: м-м-м, хруп, хруп, хруп!
— М-м-м, хруп, хруп, хруп! — согласно прохрустели медвежата.
— Тьфу, тьфу, тьфу! — отплевался Умка. — Однако не хочу больше травы. Пойду ещё себе рыбы поймаю. — И он, раздвигая заросли, безошибочно двинулся в сторону речки.
(Ведь и в самом деле, белые медведи травой не питаются — им рыбалку подавай или охоту.)
Тут Аксинья Потаповна завертела носом, завертела головой, да и вся завертелась, принюхиваясь:
— Это чем таким пахнет? Откуда так пахнет? Это не нашими травами! Коала, это же у тебя так пахнет, что это?
Серая лопоухая Коала хитро прищурилась и показала вожатой маленький стеклянный флакончик. Потом капнула оттуда себе на язык пахучего масла и спрятала флакончик в шерсть на животе. Что это?! На животе у Коалы имелась тёплая меховая сумка! Медвежата завистливо ощупали свои животы — ни у кого такой не было. Даже у Аксиньи Потаповны.
(Грамотный читатель наверняка знает, что сумка на животе — особая дамская мода австралийских зверей. В Австралии ни одна кенгуру, ни одна коала, даже ни одна белка без сумки из дому не выйдет. Предназначены сумки для того, чтобы носить в них детёнышей. Но если дети уже выросли, как вот у Коалы, то почему бы не держать в сумке полезную дамскую мелочь?
А пахучее масло во флакончике было эвкалиптовое. Дело в том, что коалы в Австралии всю жизнь проводят на эвкалиптах. Это очень большие деревья, некоторые высотой с тридцатиэтажный дом! Так вот, живут коалы на эвкалиптах и жуют эвкалиптовые листья. Другой пищи им не надо. Спешить им некуда. Слезать с деревьев незачем. Разговаривают они мало, потому что рот занят едой. Верите ли, наша бабушка Коала среди эвкалиптовых медведей считалась болтливой и непоседливой дамочкой.)
Любопытный Тедди Блэк выпросил у Коалы капельку эвкалиптового масла себе на язык. Почмокал, почмокал, потом сморщился, расфыркался и стал вытирать язык травой. Горькое у эвкалипта масло и чересчур пахучее. Зато от простуды помогает.
Из камчатских трав Коале больше всего понравился тонкий иван-чай с длинными листиками. Лохматый длинноносый Бхалу научился вынюхивать под землёй зернистые луковки чёрной саранки и ловко выкапывать их своими когтищами — настоящее лакомство! Панда, всё перепробовав, остановилась на полюбившихся ей ивовых ветках. На вкус, на цвет товарища нет! Чёрный Тедди тоже веточку пожевать попробовал и опять поморщился: как это можно есть?
Дерево деревом! Вообще, непоседливый барибальчик не столько ел, сколько носился, с треском ломая растения. Так что вскоре медвежье пастбище из зарослей превратилось в полянку.
— Вот не надо так делать! — погрозила Аксинья Потаповна. — Ешь, сколько надо, а лишнего не погань. Мы, медведи, свой лес должны беречь, а не вести себя как люди.
Зато именно Тедди нашёл у самой реки травищу с такими широкими листьями, что в каждый лист можно целого медвежонка завернуть. Рассказать в Америке — не поверят. А стебли толстенные, мясисто-трубчатые, вкусные-превкусные! Даже Аксинья Потаповна подивилась:
— Молодец, Тедди. Это самое лучшее растение, только редкое в наших местах: медвежья дудка!
Тедди чувствовал себя героем, Америка могла им гордиться.
А что же Умка? Ведь говорила же ему Аксинья Потаповна, что в начале июня в речке рыбы нет. Так ведь не послушал, белый упрямец. Наловил рыбы из пустой реки — и сам наелся, и других медвежат угостил.
