Страница 17 из 22
Сказ про Игната — хитрого солдата (сказка)
— Что ж из этого выйдет? — спросил один из поваров, старик с большим черпаком в руке.
— Каша, — ответил Игнат, усаживаясь поудобнее на мешок с просом. — А какая — гречневая, овсяная, гороховая, — не ведаю ещё.
Второй повар, молодой парнишка, решетом выбирал из окутанного густым паром котла алых, пылающих, словно маки, раков, клал их на большое блюдо.
— Ух, не раки — жар-птицы! — причмокнул Игнат. — Каковы же они на вкус? Вдруг князю не потрафите — тотчас вас всех в батоги! Помню, после битвы Полтавской мы раков варили, так сам царь Пётр Алексеевич, по прозванию Великий, пробовал и хвалил…
— Как же вы их варили? — насторожился старый повар.
— Секрет! — покрутил ус Игнат. — Ладно, не печалься — помогу. Дай-ка вон того, что без клешни, пробу сниму… Сам знаешь, нет такой птицы, чтобы пела, а не ела.
Рак оказался таким вкусным, что Игнат даже глаза зажмурил от удовольствия.
— Что-то не распробовал, — сказал он, — вроде пересолили вы воду.
— Пересол? — испугался молодой повар. — Да что ты!
А старый повар схватил самого маленького рака, разломил его, понюхал, пососал:
— Нет вроде бы в самый раз.
— А почему этот вот усатый тёмный какой-то? — строго спросил Игнат, кивая на большущего, с громадными усами рака. — Давай-ка его сюда.
— Что с ним? — спросил опасливо молодой повар. — Вроде не снулый он.
— Может, яд в нём? — испуганно произнёс Игнат. — Может, перед тем как его из реки тащили, змея его укусила. А? Князь попробует да и… ох, не сносить вам голов, сердечные мои!
Игнат ловко разделал рака, съел шейку, вкусно причмокивая, обсосал грудку, разгрыз клешни, ни кусочка рачьего мяса не оставил.
— Ежели мне худо станет, — сказал он грустно, — то не поминайте лихом.
— Неужели зелье злое? — Старый повар от страха даже на ногах стоять не мог, присел на дрова.
— Вроде щемит уже, — положил руку на сердце Игнат. — Есть у меня последнее желание… Как у солдата перед сражением. Я вас, может, из беды большой выручил… Ох, щемит. Что ж, для меня дюжину раков пожалеете?
— Что ты, солдатик, что ты! — засуетился старый повар. — Вот тебе, брат, дюжина!
Игнат разделил дюжину раков на всех. Каждому досталось по две пары. Повара и солдат дружно их схрустали.
— Царские раки, — сказал Игнат повеселев. — Распробовал. Хороши.
— Нести их пора князю, — засуетился старый повар. — А то остынут.
— Да эти первые два решета и так уж остыли. — Игнат покрутил ус. Набирай другие — раков хватит. А те, что остыли, мы съедим — не в яму же их! Только караул нужно выставить, чтоб неприятель неприметно не подошёл. Да позвать конюков, псарей, челядь. Пусть раков отведают!
Один из конюхов вышел в караул, прихватив свою долю раков.
Собравшиеся сноровисто расправились с княжеской едой. Игнат от них не отставал — возле него быстро росла куча красной скорлупы.
— Спирька идёт! — сообщил караульный.
Весь рачий сор тотчас же был сметён в яму, присыпан другим мусором, чтобы Чёрт ненароком не приметил.
Прибежал Спирька, побуравил всех своими змеиными глазками, в котёл, где топор варился, заглянул:
— Спеет каша солдатская?
— Не пяль глаз на чужой квас, — сказал Игнат.
— Так я же о тебе хлопочу, — зашипел Спирька, — чтоб не усох ты от голодухи, солдатик,
— Живот уже к спине подтянуло, — вздохнул Игнат. — Ведь домой вечерять я не заходил, с мельницы прямо в усадьбу.
— Все вы любите зубами работать, — усмехнулся Спирька.
— Каков ни есть, а хочется есть, — ответил Игнат и снова вздохнул. Сам добудешь — сыт и будешь.
— Щемит сердце ретивое? — Спирька гордо поправил княжескую бляху на груди. — Ничего, солдатик, авось жив останешься… как тот жук из твоей притчи.
Эх, накорми меня…
Да напои меня,
Да разуй меня, да уложи меня,
А усну я сам!
запел Игнат.
— К чему это ты, солдатик? — насторожился Спирька.
— Сам ты, Чёрт, кашу эту заварил, — глядя в змеиные Спирькины глаза, сказал Игнат, — сам и расхлёбывать будешь, помяни моё слово.
И продолжал весело и бесшабашно:
Эх, всё плясал бы я,
Да ходить мочи нет!..
— Хорошо споёт тот, кто споёт последним. Князь-батюшка сам твою кашу топоровую пробовать будет, — прошипел Спирька. — Эй, снулые! — прикрикнул он на поваров. — Несите раков князю-батюшке. Да пива холодного с погреба малый бочонок катите!
И Чёрт убежал неслышными, мягкими шажками.
Топор кипел в котле. Игнат ломал голову: отчего это Спирька храбрым таким стал? Не иначе новая каверза Чёртом придумана… Но какая? Неладно что-то…
Голова ты, буйная головушка,
Двадцать лет и пять годков отслужила ты…
Ни корысти себе, и ни радости,
И ни славы, и ни слова доброго…
тихо напевал Игнат.
— Как, солдат, каша твоя? — спросил старый повар, вернувшись из княжеских палат.
— А твои раки князю по вкусу пришлись? — поднял голову Игнат.
— Одним даже из своих рук Данила Михайлович меня угостить изволил, усмехнулся повар. — Вестимо, потрафил я ему.
— Данила Михайлович мрачный, — сказал молодой повар. — Голова тяжёлая, поп Парамон пьявок ему поставил. И за одно ухо, и за другое! Потеха!
— Значит, лютовать ныне будет, — поёжился старый повар. — Беспременно лютовать. Не дай бог что ещё приключится — сразу батоги, в яму, на цепь.
— Спирька сказывал, собирался князь кашу мою пробовать, — покрутил ус Игнат, — кабы тут он и не осерчал. Топоровая каша вкусна, но на вкус, на цвет товарищей нет. Мне достанется да и вам под горячую руку.
— Как же делу пособить? — засуетился старый повар. — Присоветуй, солдат.
Игнат взял ковш, зачерпнул из своего котла кипящую воду, подул, остудил, попробовал на язык, сморщился:
— Крепкий навар… Нужно туда сольцы бросить горстку.
Старый повар дал соли. Игнат бросил её в котёл, помешал, снова попробовал.
— Ну, как теперь? — следя за лицом солдата, спросил молодой повар.
— Вроде подходяще. — Игнат поглядел на потолок, словно обдумывая что-то важное. — Нужно только туда немного проса добавить — для вкуса.
Второй повар поднёс мешок с просом. Игнат, прикинув, сколько ему нужно крупы, отсыпал десяток горстей в котёл.
— Каша — матушка наша, а хлеб ржаной — наш отец родной, — размешивая кашу, приговаривал Игнат. — Гости на печь глядят, видно, каши хотят… А горе наше, что без сала каша… Заварил кашу, так не жалей сала. А салом, что маслом, кашу, известно, не испортишь.
— Сколько тебе сала-то? — спросил старый повар.
— Да не мне, а каше. Подай эту вот жаровню. — Игнат выбрал чугунный котелок, чуть побольше солдатской фляги. — Клади сюда три куска сала да ставь на огонь…
Сало сразу зашипело, растопилось, забулькало. Игнат бросил в кипящее сало мелко резанного лука и чеснока. Потом вылил сало из жаровни в котёл с кашей.
— Распоясывайтесь, гости дорогие! — громко сказал Игнат. — Кушаки под лавки — каша топоровая поспевает, князь-батюшка пир горой начинает!
Повара оглянулись и замерли от испуга: в дверь кухни входил Данила Стоеросов собственной персоной. За ним шли Спирька и поп Парамон.
«Что-то Дурынды не видно нигде, — подумал Игнат, — куда же это его Чёрт услал?»
— Кашу, я слыхивал, солдат, ты из топора варишь? — спросил князь.
— Уже сварил! — вытянулся Игнат. — Изволите пробу снять?
— Неужто из топора? — покрутил носом поп Парамон.
— Нынче я занедужил, — сказал князь плаксиво. — В рот ничего не идёт.
«Сотню раков съесть — и не так заболеешь!» — подумал Игнат и громко произнёс:
— Больному и мёд невкусен, а здоровый и камень ест. Каша наша, солдатская, не побрезгуйте!
— Так то ж обычная просяная! — сунув нос в дымящийся котёл, захрипел Спирька. — А где топор?
— Топор на дне! — Игнат подмигнул поварам. — А навар сверху. Вот, Данила Михайлович, ложка — сами зачерпните.
— Невелик котёл, — сказал князь. — А дух от него великий!
Князь отведал каши — понравилась. Тогда и Спирька начал криво улыбаться.
Затем кашу попробовали все. Допробовались до того, что топор на дне показался.
Топор достали, отмыли, положили сушиться.
— Другой раз ты, Спирька, сам князю из топора щи сваришь, — сказал Игнат.
— Разве и щи можно? — удивился Стоеросов.
— Что хочешь, князь. Топор варят, парят, жарят. Даже блины из него выходят, — отрапортовал Игнат. — Не каша кормит — ложка, не припас стряпает, а рука. Со смекалкой солдатской не только из топора, из пушечных ядер гороховый кисель изготовить можно.
В дверях показался Дурында, поманил Спирьку.
Игнат приметил это. Спирька перехватил взгляд солдата, недобро ухмыльнулся.
— Перстень спрятал, — прошептал Дурында Спирьке в ухо, — как велели.
— Старой ведьмы Ульяны в избе не было? — спросил беспокойно Спирька.
— Не-е. С девчонкой, Стёпкой, к мельнице ушла, — улыбнулся Дурында. На воду смотрят, как она по полю течёт.
— Ну, иди отдыхай, — сказал Спирька. — Понадобишься — кликну.
— Молодец, потешил меня топоровой кашей, — сказал Стоеросов и вместе с попом Парамоном двинулся к выходу. Спирька склонился перед проходящим князем в низком поклоне.
«Ох, вырыли, видно, мне ещё одну ямку вороги мои, — подумал Игнат. Ну, да ладно — не такое видели…»
Но не успел ещё Игнат и с поварами проститься, как слуги принесли из княжеских палат дурную весть: пропал из шкатулки у князя перстень бесценный, алмазный.
— Вот и горе к нам пожаловало! — всплеснул руками старый повар. — Как чуяло сердце — быть беде!
«Заварил кашу Черт! — подумал Игнат. — Князь меня сейчас к себе призовёт, заставит отгадывать, где перстень. Прятал же перстенёк стоероовский, видно, Дурында… Об этом он Спирьке и шептал… А у князя разговор один: либо перстень найдёшь, либо голову потеряешь…»
Только подумал Игнат — и как в воду поглядел: кличут к князю.
Стоеросов возлежал, как обычно, на низком турецком диване, покрытом ковром, среди разноцветах подушек. Играли, искрились, мерцали камни разноцветные на пальцах княжеских рук.
Поп Парамон с горшком пиявок сидел у изголовья.
Спирька стоял возле двери, ведущей в княжескую опочивальню. Глаза Чёрта радостно сверкали.
— Ты, Игнатик, про беду нашу слыхал ли? — спросил поп Парамон.
— Перстень, сказывают, бесценный у князя пропал, — ответил Игнат.
— Ты сам, солдатик, похвалялся, что всё найти можешь, — проговорил хрипло Спирька. — Коня нашёл боярского… тогда, в лесу, у семи берёз.
— Вот и ныне покажи себя, — улыбнулся поп Парамон и взболтнул воду в горшке. — Найди, Игнатик, перстень княжеский. А батюшка Данила Михайлович наградит тебя по-царски.
От царя я награду богатую получил уже один раз, — усмехнулся Игнат, пять ран да пулю в ноге.
— Найдёшь — шубу с моего плеча получишь, — тихо молвил князь, и нога его в сафьяновом расшитом сапоге дёрнулась, словно за голенище заползла пиявка. — Не найдёшь — голову с плеч.
— Сроку тебе — два дня, — подал голос Спирька.
— Даже в сказках и то три дня на дело даётся, — сказал Игнат.
— С кем торгуешься-то, рядишься, солдатик? — грозно захрипел Спирька. — Как у тебя язык ворочается…
— Добрый разум наживают не сразу. — Игнат взглянул в немигающие Спирькины глаза. — Не князь мне два дня дал, а ты. С тобой и торгуюсь.
— Три дня и три ночи даю тебе, — почти простонал князь. — Ищи, солдат, ищи… Либо перстень сыщи, либо вора… Ох, плохой сон мне недаром привиделся. Корова безрогая — всегда к пропаже.
— Ладно, — согласился Игнат, — авось найдём. Нужно перво-наперво чёрту хвост завязать.
Солдат вырвал из ковровой бахромы толстую нитку, завязал ею свой железный посох, приговаривая:
— Чёрт, чёрт, поиграй да отдай! Чёрт, чёрт…
Игнат глядел на Спирьку, а тот отвечал ему кривой тонкогубой улыбкой.
— Отыщу, князь, вора, — уверенно сказал Игнат.
…Всю ночь в избе Игната теплилась лучина. Спала только Стёпка. Её тонкая загорелая ручонка свесилась с печи и в полумраке казалась тёмной струйкой, сбегающей по белому печному боку.
— Братья, поп да Чёрт, сызнова сговорились-сторговались тебя погубить, — молвил дед Данилка, когда Игнат рассказал о беде.
— К соседям за умом не пойдёшь, его взаймы не возьмёшь. Самим надо выход искать, — сурово молвила бабка Ульяна.
— Что-то Спирька-Чёрт нынче храбрый, — задумчиво проговорил Игнат и полез в потаённое место, где хранил заветную расписку. — Ну да ладно, я ему, змею подколодному, дам выволочку, век помнить будет… Сам, скажу. Чёрт, заварил кашу, сам и расхлёбывай… Куда ж бумага-то делась, а?..
