Сказ про Игната — хитрого солдата — Привалов Б. — Отечественные писатели

Страница 8 из 22

Сказ про Игната — хитрого солдата (сказка)


Он вынул из принесённого Ульяной узла чистую рубаху.
— Солдатское богатство известное, — сказала бабка, — две дыры да две заплаты.
— А что солдату нужно? — уже с порога обернулся Игнат. — Дождь его вымочит, солнце высушит, кудри ветер расчешет! А насчёт баньки я, дед, вот какую думку имею: пар подавать нужно с мятой да с настоем ромашки. И не просто, а так, как в морозных, северных краях делают…
…Когда Игнат и дед, алые, пунцовые, возвращались из баньки в избу, то солнце уже во всю мочь сияло на небе.
— Вот на солнцепёке к полудню такой пар-жар набегает, — сказал дед, жгёт насквозь. Засуха — та же банька сухая… Ахнуть не успеешь — сгоришь!
— Пару-жару бояться — в баню не ходить, — разморённым голосом отвечал Игнат. — Так и с засухой: с ней воевать нужно…
— С лёгким паром, мужики! — сказала Ульяна, когда они вернулись в избёнку. — В бане веник господин, а здесь я хозяйка. Чем богаты, тем и рады, однако еда ждать не любит!
Щи хлебали все из одной большой миски. Ломти хлеба отламывал от каравая Игнат на правах хозяина.
— Вот, Игнатка, примечай: тут все собрались, кто тебя помнит, — сказал дед. — А остальные соседи либо из других сёл переселились, либо народились за эти-то двадцать пять лет…
— Деревня большая была, — произнёс Василий, — а теперь каждая третья изба пустая стоит. Бегут многие, голода страшатся.
— Засуха злая пришла, — вздохнула Ульяна, — ручьи ссохлись, речку курица вброд перейдёт…
— Какая курица в такую жару из прохлады вылезет? — улыбнулся Демид. Клюва из-под избы не высунет, хоть коршуном её пугай.
— Даже петухи не кукарекают, а хрипят, что телеги несмазанные, добавил Василий.
— Так петухи ваши от жарищи такой почти жаренными стали! — сказал Игнат. — А куры, верно яйца несут уже сразу печёные.
— Кому страсти-мордасти, — заметил дед, — а кому смехи-потехи. Ох, трудно будет эту зимушку прокормиться, ох, трудно!
— Откуда у тебя, Игнатушка, синяк-то под глазом? — участливо спросила Ульяна и, не желая, чтобы разговор и дальше шёл о горестных делах деревенских, толкнула деда: мол, хватит солдата пугать бедами.
— Откуда синяк? — переспросил Игнат. — Наткнулся глазом на кулак. Подрался, так хоть синяк в прибыль достался.
— С кем дрался, Игнат? — с любопытством спросил Василий и даже ложку в сторону отложил.
— Долго рассказывать, — со вкусом продолжая хлебать щи, отмахнулся Игнат.
— Да чего крутишь? И без тебя знаем — с Дурындой! — весело выкрикнул Демид. — Это, верно, тогда стукнули, когда сзади на тебя накинулись, скатертью заматывали.
— Дурында-то не всегда Дурындой звался, — сказала Ульяна. — Было время, его Яковом кликали на селе. Остался, сиротина, без отца-матери. Силушкой парень не обижен — оглобли ломал, когда ещё дитём был. А потом его этот Спирька-Чёрт попутал, в услуженье взял. Вот и стал Яков чужеумом.
— Да, у него разум не свой — чужой пустил на постой, — задумчиво произнёс Игнат. — Глаза у него грустные. Словно понимает, кем сделался…
— Псом цепным — вот кем, — подхватил Демид,
— Спирька-Чёрт — тот вертит языком, как корова хвостом, — сказал дед. — И думы у него что ужи скользкие — не ухватишь. Где уж тут Дурынде уразуметь, что к чему.
— Рассмотрел я этого Спирьку со всех сторон, — усмехнулся Игнат, — не так страшен черт, как его малюют. Кафтан-то у него новый, а умишком он давно обносился.
— Ой, Игнатушко, Спирька-то не так прост, — покачала головой Ульяна. Он кого хочешь обманет. Спирькин родной брат, поп наш, отец Парамон, и тот не верит ни слову его, ни вздоху. Целые дни Чёрт по деревням да сёлам бегает, принюхивается, присматривается, а ночью князю прислуживает. Спит-то он когда, нечистая душа?
— Сказывают, один глаз у него недреманный, — с испугом произнёс Василий. — Мол, Спирька спит, сны смотрит, а глаз всё видит, всё слышит.
— Глаз слышать не может, — рассмеялся Демид. — Это уж ты, брат, со страху!
— Охочи братья, поп да Чёрт, до зелья всякого, — сказала Ульяна. Чего только я им не варила: баюн-траву, полынь горькую, черемшу, бруснику…
— А пуще всего — первуху-медовуху! — подмигнул игриво дед Данилка. Нет никого в нашем краю, Игнатка, кто бы лучше Ульяны первуху-медовуху варил! Так и намотай себе на ус!
— И нынче вот им бочонок наварила, — сердито ответила Ульяна. — Что делать — грозятся! Остерегайся их, Игнатушка!
— Да что со мной Чёрт и поп сделать могут? — покрутил ус Игнат. — По миру пустят? Мокрый дождя, а бедный разбоя не боится. А вот кто это с князем нынче ночью пировал — боярин губастый, шепелявый? Ну и губищи — из таких только студень варить!
— То — Голянский, князев дружок, — пояснил дед. — Как он у нас в Болотном краю объявляется, так жди беды-горя. Точная примета.
— Да будет тебе, старый, каркать! — рассердилась Ульяна. — Накаркаешь ещё чего! Ешь, Игнатушка, ешь поболе…
— Ложка эта узка, таскает по три куска! — сказал Игнат.
— Нужно её расширить, чтоб таскала по четыре! — подхватил Демид.
— Рот уже болит, а брюхо всё есть велит! — весело продолжал солдат. А ну-ка, честной народ, отгадай загадку: сидит на ложке, свесив ножки? Что это?
— Лапша! — пискнула от печки Стёпка.
— Ого, какая отгадчица растёт! — удивился Игнат, покрутил ус и спросил: — А ну-ка, честной народ, второй оборот. Загадка старая, для малых деток. Пробил стенку — увидел серебро, пробил серебро — увидел золото. Что сие?
— Знаю, да не скажу, — пискнула Стёпка. — Яйцо!
— Ну и ну! — развёл руками Игнат. — Смекалиста!
— Вся в меня пошла, — гордо заявил дед Данилка. — Уж сколько я этих загадок ей перезагадывал — не счесть. Она их, как орешки, щёлкает.
— Удивил нас загадками! — махнула рукой Ульяна. — У нас исстари в каждой избе свои загадки придумывали… В других краях припевки, пляски, а наши, болотные, всегда загадками славились…
— Как они мне помогали… — вспомнил Игнат и отложил ложку. — Бывало, перед сражением сидим, ждём команды. Тихо. Каждый о своём думает. А я начинаю загадки загадывать. И сразу веселее всем, думы уходят, страха у молодых солдат меньше становится…
— Что ж, Игнатушка, ты за-столько годов не выслужил у царя с царицей ничего? — спросила Ульяна.
— Промашку, бабушка, дал, — очень серьёзно ответил Игнат, — один раз вместо «ура» закричал «караул»! Вот и попал в немилость!
— Да ну тебя! — отмахнулась Ульяна. — Не шуткуй.
Голову в целости назад принёс — что тебе ещё надобно? — сказал дед.
— А кафтан солдатский? — улыбнулся Игнат, и одна бровь его изогнулась дугой. — Поспорили однажды Солнце и Мороз с Ветром — кто сильнее? «Вот, говорит Солнце, — стоит Солдат на часах. Кто из нас заставит его кафтан снять, тот и сильнее». Согласились. Первому выпало Морозу силу свою доказывать. Такого он холоду нагнал, даже Солнце с Ветром зубами застучали, в ознобе задрожали. Сколько было на земле людей — все попрятались. Кто не успел — сосулькой стал ледяной… А Солдат на часах стоит, его никакой мороз не берёт — потому на нём кафтан солдатский. Отступил Мороз. Ветер за Солдата взялся. Крыши с домов посрывал. Орудия с позиции сдул, унёс, как перышки куриные. Реки вспять потекли, а кафтан не сдувается, только крепче, плотнее к Солдату прижимается. Отступил и Ветер. «Ну, теперь мой черёд», молвило Солнце. Как начало жарить да парить — похуже, чем этим летом. Медведи в лесах шкуры посрывали с себя — вот какое пекло было. А Солдату хоть бы что. И порешили тогда Солнце, Мороз и Ветер — кафтан солдатский сильнее их… Вот как дело было, а вы кафтан мой за богатство не считаете!
— Ты, Игнатушка, не серчай, — вздохнула Ульяна, — я ж от сердца спрашиваю. Двадцать пять лет, видано ли дело, землю топтал и сапоги без подмёток выслужил.
— Истинно, бабушка, истинно, — откладывая ложку и отдуваясь, сказал Игнат. — У меня в кармане, как в барабане, пусто. Да я не кручинюсь. Руки зудят, работать хотят. Надоело мушкеты да ружья таскать, порох переводить, раны перевязывать. Поработать бы на поле да на вольной воле. Солдаты землю мирную любят…
— А князь своё добро — превыше всего, — мрачно вставил Василий.
— Ефимку-сборщика, пока вы в баньке парились, батогами до полусмерти избили на княжеском дворе, — гневно произнёс Демид.
— Вот, Игнатик, дела-то какие! — молвил дед Данилка. — Ефиму, соседу нашему, приказал князь Ночной с нас собрать все подати сразу. Среди лета где ж это видано? Да мало того — вперёд за весь год.
— А Ефим что мог поделать? Князь да Спирька-Чёрт назначили его сборщиком — и весь сказ, — молвила Ульяна. — Податей Ефимка не собрал, под батоги попал.
В избе наступила тишина.
— Кого-то теперь заставят подати собирать? — вздохнул дед Данилка. Найдёт князь пса вроде Дурынды. А то и сам Спирька возьмётся… Худо будет, ох и худо…
— Наши коровы да бараны на острове живут, посреди болота, доверительно сказал Игнату Василий. — Чего нам Спирьки бояться? Будь он сам сатана — не сыщет.
— У Василисы-вдовы корова в лесу спрятана, за старым скитом, продолжал Демид, — у Егора — животина возле большой берлоги, а стадо — за Волчьей падью. Хоть полк солдат пусть присылает князь, ничего не найти.
— Наши деды да прадеды, сказывают, так от татар своё добро прятали, мрачно произнесла бабка Ульяна. — Не думала я, не гадала, что и мне придётся до такого времени дожить… Где ж это видано?
— Пошто ты, Игнат, кровососа и душегуба Спирьку-Чёрта нынче ночью пожалел, живьём из рук выпустил? — спросил вдруг Демид. — Пусть бы князь с ним расправился, как с Ефимом, батогами…
— Отцепись, Демидка! — стукнула клюкой по полу Ульяна. — Дал Игнатушка промашку — в другой раз умнее будет. Не в Спирьке суть. А в отце Парамоне. Он князю главный советчик.
— Издали наш поп некрасив, зато поближе — ещё хуже! — улыбнулся Демид, и его озорная борода поползла вбок. — А уж как он пиявки князю ставит посмотреть любо-дорого! И всё вздыхает:
«Ах, мне бы на небеса… Там пожить по-райски…»
— Вот бы Парамону поскорее на небесах очутиться — всем бы стало легче, — произнёс дед Данилка. — Но он-то ловок, хитёр! О небесной жизни языком чешет-мелет, а с земной расставаться не желает… Охоч поп до зелья хмельного — другого такого охотника во всей округе не сыскать. Любит выпить, особенно на дармовщину. У меня с ним один раз такой случай вышел…
Но какой у деда вышел случай, Игнат так и не узнал: в избу влетела Стёпка и сказала, что по улице едет возок со Спирькой-Чёртом и Парамоном.
— И Дурында с ними — верхом! — звонко закончила Стёпка и снова убежала.
Игнат повернулся к оконцу, но сквозь старую, потрескавшуюся слюду ничего нельзя было разобрать.
— К нам, верно, едут-скачут, — молвил дед Даиилка. — Опять что-то Чёрт надумал!
— Известно что, — покачала головой Ульяна, — беду новую…
Демид и Василий вышли из избы.
— Врага встречают за околицей, — сказал Игнат, вставая с лавки.
Он потянулся было рукой к висящему в углу своему зелёному солдатскому кафтану, но передумал и, как был — босой, в чистой холщовой рубахе, шагнул к порогу.
Слегка прихрамывая, он вышел на улицу, где уже стояли Демид и Василий. Стёпка удобно устроилась на плетне.
Дед Данилка и Ульяна показались на пороге избы в тот момент, когда возок, запряжённый двумя лошадьми, остановился возле Демида и Василия. Дурында верхом на чалом коне сопровождал братьев.
Спирька-Чёрт держал вожжи, а рядом с ним восседал маленький, худенький попик в коричневой рясе. Рыжая бородка его была едва приметна. Бросалась в глаза непомерно большая, похожая на пузырь голова. Казалось, подуй сейчас хотя бы самый лёгкий ветерок — и улетит поп в выси поднебесные.
Но ветерка не было, и отец Парамон благополучно сошёл на землю, произнося нараспев:
— Мир да любовь, люди добрые!.. Ага, вот ты каков, Игнатик? — с ласковым любопытством оглядел он солдата. — Мужик, истинно мужик. Не отличишь!
— Я мужик и есть, за то мне и честь! — ответил Игнат.
— Э-э, Игнатик, врёшь! — усмехнулся поп, и толстые губы его зашевелились, как алые тряпицы на ветру. — Честь тебе за то, что ты двадцать пять лет царю-батюшке отдал.
— Я под началом царя был да родной земле, народу своему служил, прямо смотря в поповские глаза-горошины, сказал Игнат.
Парамон улыбнулся ещё шире, толстые красные губы расплылись, ощерился большой чёрный зуб.
— Я, Игнатик, радостную весть привёз, — умилённо проговорил он.
— Может, дожди пойдут? — хитро спросил Игнат.
— Ах, дожди, дожди… — вздохнул поп и перекрестился. — Засуха, пожар, наводнение — всё не от нас, а оттуда! — Он ткнул пальцем в небо. — Мы должны ждать да о жизни небесной не забывать. Вот там, — поп во второй раз поднял тонкий пальчик и ткнул его в белёсое от зноя небо, — нет ни дождей, ни засухи — никаких забот. Рай! Не то что здесь.
— Если там так хорошо, — сказал Игнат, — так чего мы здесь топчемся? Спеши на небо, отец Парамон, а мы — за тобой!
— Но попадёт на небо только тот, кто на земле живёт тихо, послушно, елейным голоском произнёс Парамон. — Затем, кто достоин, придут ангелы, раздастся трубный глас, и откроется ему дорога на небо… И увидит он бога-создателя…
— Видел я его, бога. — Игнат подкрутил усы. — Шёл я степным шляхом, попросился в хату на ночлег. А в той хате богомаз жил — все стены в иконах. Куда ни глянь — святые лики…
Поп Парамон перекрестился смиренно.
— Попросил я этого богомаза, — продолжал солдат, — отца моего покойного нарисовать. «Как же родителя твоего рисовать, если я его не видел?» — удивился богомаз. «Бога же тоже никогда не видел, а рисуешь!» говорю-я ему.
— Ну, и чем дело кончилось? — спросил поп.
— Переночевал среди богов, вот и всё. Теперь любого из них встречу сразу узнаю, — одними глазами усмехнулся Игнат.
Спирька-Чёрт слез с возка, передал вожжи сидящему верхом Дурынде.
— Отец Парамон, — поклонился попу подошедший поближе дед Данилка, пять молебнов было о дожде, два водосвятия, а ни капли не упало с твоего неба.
— Чудо надо ждать смиренно, — ответил Парамон. — Верить в него.
— И тогда с неба закапает? — спросила Стёпка.
— Цыц, несмышлёныш! — прохрипел Спирька. — Распустила язык!
— А отчего бы тебе, отец Парамон, не сотворить чудо? — спросил Игнат. — Я видел во славном городе Санкт-Петербурге, как попы чудеса творят. Прямо на площади. И на улицах тоже могут… Сотвори нам чудо, отче. Маленькое какое-нибудь.

Рейтинг
( Пока оценок нет )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: