Древесный разбойник (рассказ)
Менгуза жила в глубоком дупле дряхлого кедра. Это была старая непальская куница — хозяйка древесного яруса смешанного леса. На ветвях высоких деревьев она чувствовала себя так превосходно и уверенно, будто имела крылья. Вытянутое тело Менгузы было немного длиннее метра, и при этом на хвост приходилось две трети длины тела. Яркой и пестрой окраской наделила природа куницу: грубый блестящий волос верхней части ее головы, лап и хвоста был черно-бурым, спина — темно-желтой, грудь — золотистой, а подбородок — чисто-белым. Но даже под лучами солнца, когда Менгуза затаивалась, растянувшись вдоль толстого кедрового сука, она так сливалась с коричневой окраской древесной коры, что становилась совершенно незаметной. Длинные стройные лапы Менгузы были вооружены светлыми острыми когтями, позволявшими ей легко взбираться на деревья, даже лишенные коры.
В лесу стояла та благодатная пора, когда все четвероногие отдыхают от гнуса и зноя. На земле лежал первый снег, но это еще не была зима. Приятно пригревало солнце, пахло увядшими травами и смолистой корой, пели, словно летом, дубоносы. Казалось, что вся природа нежится под ласковыми лучами яркого осеннего солнца. Пресыщенные на редкость большим изобилием пищи, дремали хищники. Сновали доверчивые и игривые белки, лениво копались в земле кабаны. Наступали сумерки. Сквозь почерневшие ветки кедров виднелся багряно-золотистый кусочек неба, но жизнь в лесу не замирала: на смену дневным обитателям леса появились ночные — заяц и белка-летяга. Да и Менгуза предпочитала охотиться ночью. Выйдя из теплого гнезда, она спустилась на землю и крупными прыжками направилась на северный склон сопки. Здесь росли густые ельники. С нижних усохших ветвей свешивались бородатые лишайники, любимое лакомство кабарожек — маленьких безрогих оленьков.
Менгуза долго бегала по кабарожьим тропам, принюхивалась к земле, искала свежие следы. Наконец нашла и устремилась вдогонку. Не подозревавшая опасности кабарга пощипывала лишайник, прыгала на валежник, разгуливая по стволам поваленных ветром деревьев. Услышав шелест бегущей куницы, кабарожка насторожилась. Рассмотрев врага, она пустилась вскачь в противоположную сторону. Как легко и грациозно уходила кабарга от опасности! Птицей перелетая над кустами в рост человека, спешила она к знакомому пихтачу, надеясь укрыться в его непролазной чащобе. Прихватывая тонким чутьем след, мчалась за ней вдогонку Менгуза. И хотя кабарга бегала значительно быстрее Менгузы и прыгала выше и дальше, расстояние между нами после длительного преследования начало сокращаться. Изнемогая от усталости, кабарга спустилась в застывший ключ и забежала в ветровал. Здесь и настигла свою жертву Менгуза. Будь кабарожка совершенно здоровой, может, и хватило бы у нее сил убежать от куницы, но недавняя болезнь истощила ее.
Убив кабаргу и насытившись, Менгуза с трудом затащила остатки жертвы под выворотень, затем наелась снега, утоляя жажду, и направилась к гнезду. Три ночи ходила она к своей добыче, справиться с которой ей помогли колонки и вездесущие сойки.
Недалеко от убежища Менгузы у самого ключа стояла крохотная избушка охотника Усова. Ее высота немного превышала рост человека, поэтому входивший должен был пригибаться, а затем протискиваться в узкую дверь. Маленькое подслеповатое оконце скупо освещало грубую обстановку охотничьего жилья: нары, устланные лапником и сухим вейником, жестяную печь в углу и крохотный столик, заваленный кусками засохшего хлеба, немытой посудой, пустыми гильзами. Около избушки виднелся лабаз — незатейливый помост из ряда жердей, закрепленный на деревьях, своими кронами закрывавших его от снега. На лабазе охотник хранил хлеб, сахар, крупу и мясо. Рядом лежал мешок с высохшими шкурками белок и колонков. Просыпался Усов рано. Потемну ходил за водой на ключ, готовил к завтраку неизменную похлебку и крепкий чай. На четыре стороны от избушки уходили в глубь леса путики — протоптанные в снегу тропы. На них были расставлены кулемки, замаскированные капканы. За день всех ловушек не обойти, да к этому и не стремился охотник. В кулемки попадали чаще всего колонки и норки, но иногда охотник вынимал из них и дорогую добычу — соболя. Добытых зверьков приносил в избушку, снимал с них шкурки, высушивал на правилках. Беличье мясо съедал сам, а тушки колонков разрубал пополам и клал в кулемки. Получалось у него, что колонки ловятся на колонков. Поначалу белок было много. Усов приносил их по два десятка в день. Затем их стало значительно меньше.
Менгуза тоже любила белок. Найдя гайно, она проникала внутрь и хватала спящую хозяйку. Да с некоторых пор охота на белку перестала быть удачливой: редким стал этот обычный в этих местах зверек. Исчезли и кабарожки.
Однажды, пересекая путик, Менгуза наткнулась на только что попавшего в кулемку колонка. Дурно пахнущее мускусом мясо рыжего зверька ее обычно не привлекало, но на этот раз Менгуза была так голодна, что от колонка вскоре осталась только передняя часть, придавленная бревном кулемки. После этого случая Менгуза часто направлялась вдоль путика, если ее охота протекала неудачно. На путике всегда можно было утолить голод если не попавшим в ловушку зверьком, то приманкой, которую Менгуза научилась вытаскивать из ловушек для себя. Огорчению охотника не было предела. Он то ставил на Менгузу крупный капкан, то ходил по ее следам в надежде встретить и подстрелить нахального грабителя. Но каждый раз получалось так, что поставленный на Менгузу капкан спускали другие звери, а выследить и догнать куницу, ночной нарыск которой достигал двадцати километров, было Усову не под силу.
Как-то охотнику удалось подстрелить у самой тропы двух косуль. Подвесив их на дерево, он хотел приберечь добычу до своего выезда из леса. Но через неделю оказалось, что одна из коз изрядно изъедена куницей. Проклиная непрошеную гостью, Усов принес капкан, поставил его под початой косулей и притрусил козьей шерстью. Чтобы куница не утащила за собой далеко капкан, он привязал к нему проволокой поленце.
Отлежавшись после сытной трапезы, Менгуза направилась снова к косулям. Стояла тихая лунная ночь. В лесу было светло. Хорошо виднелся вчерашний след. Бесшумно прыгая с валежины на валежину, Менгуза пробиралась к чужой добыче. Вот и косули. Подвешенные за нижние сучки дерева, они были недоступны колонкам и волкам, но от медведей и куниц добычу не спрячешь. Легко взобравшись на дерево, Менгуза прыгнула на ту косулю, что поближе, и, повиснув на ней, принялась за ужин. Насытившись, она решила спрыгнуть прямо на землю и угодила задней лапой в капкан. Почувствовав под пятой железо, Менгуза молнией метнулась в сторону, но дужки капкана успели сомкнуться на одном из ее пальцев. Круто развернувшись, хищница с ожесточением накинулась на «врага», но капкан держал крепко. Тогда Менгуза поползла, волоча его за собой. Выбившись из сил, она отдыхала на снегу, а затем снова продолжала ползти. Когда поленце застревало в валежнике, куница оборачивалась, в бешенстве грызла капкан и снова тащила его под косогор.
Всю длинную ночь Менгуза не переставала бороться с ненавистным «врагом». Ущемленный палец одеревенел и потерял чувствительность. Тогда Менгуза отгрызла его и поспешила скрыться в своем гнезде.
Обойдя путик, Усов решил проверить ловушку. Еще издали он увидел, что капкан утащен. Обрадованный охотник зашагал по следу Менгузы в надежде догнать и убить ее. Каково же было его огорчение, когда, спустившись по косогору, он нашел капкан с зажатым в нем пальцем куницы. Вернувшись к косулям, охотник снова приготовил хороший сюрприз для ночного вора, но Менгуза, как будто догадавшись об этом, больше не появлялась.
Больная лапа мешала ей предпринимать далекие походы, и она время от времени обходила путики и «собирала дань» с охотника.
Немало съела харза даровых колонков. Выведенный из терпения Усов решил во что бы то ни стало выследить и убить проклятую куницу. Он знал, что если харзу и удастся выследить, то она не полезет на дерево, а попытается уйти по земле. Загнать же ее на дерево сможет только собака. Пришлось идти в деревню за лайкой. Теперь на охоту Усов ходил с Бельчиком, ведя его сзади на поводке. Не каждая собака умеет ходить по лесу на поводке. Но Бель-чик был хорошо воспитанным зверовым псом.
Как-то, осматривая утром свои ловушки, Усов заметил наконец мелькавшую в чаще Менгузу. Быстро отвязав Бельчика с привязи, он показал ему направление и приказал взять зверя. Догнав куницу, Бельчик с ходу попытался схватить ее за длинный хвост, но промахнулся. А Менгуза тем временем заскочила на высокий кедр и затаилась в густой кроне. Подозвав к кедру охотника громким лаем, Бельчик начал крутиться вокруг дерева, задирая вверх морду и нетерпеливо поскуливая. Обойдя кедр и тщательно осмотрев каждую его ветвь, Усов так и не обнаружил спрятавшуюся там харзу. «Ничего, теперь ты от меня никуда не уйдешь», — проговорил охотник, обращаясь к невидимой Менгузе. Отойдя в сторону, он решил выстрелить в верхнюю часть дерева наугад. После выстрела что-то там слегка шевельнулось, и в темном переплетении сучьев показался силуэт сидящей куницы. «Так вот ты где спряталась! Сейчас я тебя угощу!» — и с этими словами охотник снова выстрелил. Но пуля, попав в мерзлый сук, пошла рикошетом.
Испуганная Менгуза быстро поднялась на самую вершину сорокаметрового кедра и без колебаний, широко распластав лапы и распустив длинный хвост, прыгнула вниз. Даже бывалый Усов не ожидал от нее такой прыти. Увидев летящую к земле харзу, Бельчик замер, задрав кверху морду и предвкушая момент, когда его зубы вопьются в шею зверя. Ловко планируя, куница отлетела от дерева на добрых два десятка метров и, мягко шлепнувшись в рыхлый снег, метнулась в бурелом. Опрометью бросился Бельчик к месту падения куницы, но ее и след простыл. Возвратясь к охотнику с вывалившимся из пасти розовым языком, пес тяжело дышал и с жадностью хватал снег.
В один из февральских дней Усову посчастливилось найти берлогу и убить медведя. Нарубив жердняка, он закатил на него медвежью тушу, затем прикрыл ее еловым лапником и развесил сверху стреляные гильзы и красные тряпочки для отпугивания хищных зверей. Вскоре на место удачной охоты Усова пришла Менгуза. Нисколько не испугавшись незнакомых предметов, она до отвала наелась медвежьего мяса и вернулась в гнездо. По ее пахнущим мясом следам к туше пришли еще две харзы и также изрядно полакомились. Усов, не подозревая о грабеже, не торопился проведать свою добычу, оставленную в лесу. А харзы до того обнаглели, что пировали не только ночью, но и днем. Снующие по лесу звери привлекли внимание кружившего в небе беркута. Орел снизился и в момент, когда Менгуза вылезала из-под лапника, закрывавшего медведя, камнем упал на нее.
Обычно беркут хватал свою жертву одной лапой за голову и, сжимая ей челюсти, не давал кусать себя. Но тут то ли он не рассчитал, то ли Менгуза успела увернуться, но первая хватка пришлась не по месту. И хотя беркут, сжав спину куницы когтями, стал быстро наносить ей сильные удары клювом по голове, Менгуза изловчилась и впилась зубами в орлиное крыло. Видя, что с куницей ему не совладать, орел хотел подняться в небо. Раскрыв свои метровые крылья, он взмахнул ими, но взлететь не смог — правое крыло не повиновалось. А Менгуза все глубже и глубже вгрызалась в незащищенный орлиный бок, из которого лилась кровь. Беркут рвал клювом шкуру куницы, судорожно хватая ее лапами, но ничего не мог поделать. Он терял кровь, а с ней и силы, задыхался от удушья. Тем временем Менгуза добралась до его шеи. Хрустнули позвонки — и поникла гордая орлиная голова. Затем харза перекусила сухожилия на лапах побежденного врага и, выскользнув из его разжавшихся когтей, медленно побрела к своему гнезду. Молодым куницам, пришедшим ночью к месту сражения, мясо беркута показалось более вкусным, чем мерзлая медвежатина, и к утру от царя птиц осталась куча разбросанных на снегу перьев.
Заканчивая зимний сезон охоты, Усов потерял всякую надежду застрелить или поймать Менгузу. Но однажды он увидел ее на дереве…
Случилось как-то кунице охотиться днем. Не сумев схватить на земле замешкавшуюся белку, Менгуза начала преследовать ее на деревьях.
С быстротой птиц неслись звери по ветвям, перепрыгивая с дерева на дерево. Иногда они спускались на землю и мчались по валежинам, кружились вокруг выворотней. Когда белка бежала по земле или по толстым сучьям, Менгуза догоняла ее и едва не хватала за спину. Тогда белка прыгала на тонкие ветки, сгибавшиеся под тяжестью куницы, но хорошо выдерживающие ее легкое тельце, и уходила от страшного преследования. В пылу погони Менгуза несколько раз срывалась с молодых деревьев, падала без всякого вреда для себя на землю и снова настигала свою жертву. Чувствуя, что в кедраче от куницы ей не уйти, белка направилась в молодой ольховник, росший по берегам заболоченного ключа. На голых деревьях она была вся на виду, но гнаться за ней по тонким, покрытым гладкой корой веточкам стало трудно для Менгузы. Перепрыгивая на далеко стоящую ольху, Менгуза не удержалась на слегка обледеневшем стволе и заскользила вниз, судорожно цепляясь когтями за кору. Один из сучьев ольхи, причудливо изогнувшись, образовал коварную развилку. В нее-то и попала шея куницы. Напрасно пыталась она высвободить голову, отогнуть защемивший ее шею сук Менгуза, конечно, не догадалась. Исцарапав кору и вконец обессилев, Менгуза затихла, вытянулась вдоль ствола и закоченела, словно кем-то повешенная за свои воровские дела.
Долго рассматривал Усов куницу, хотел было в нее стрелять, но, увидев шапку снега на ее голове, понял, что зверь безжизнен. Вынув топор, он срубил ольху, положил окоченевшую Менгузу в рюкзак и направился к избушке. «И со зверем приключаются несчастные случаи», — подумал зверолов, шагая потемневшим лесом.
— КОНЕЦ —
Автор рассказа Сысоев В. Иллюстрации Бастрыкин
