Страница 3 из 3
Поездка из столицы в деревню (рассказ)
Крестьянская изба
Извозчик остановился кормить лошадей у знакомого крестьянина, изба которого была побольше и почище других. Приходилось простоять часа три, и путешественники наши вздумали, что недурно было бы напиться чаю; на вопрос о самоваре старушка усмехнулась.
— Какие у нас, батюшка, самовары! — сказала она. — Мы и чаю-то, почитай что, отродясь не пивали; а вот когда сливочек или яичек милости вашей угодно, так это у нас есть.
Пришлось довольствоваться тем, что было, и дети с удовольствием съели даже засохшую булку, которая одна только и осталась у них от последнего города. 
Старуха, правда, принесла краюху чёрного хлеба, но он был так чёрств, что избалованные горожане до него и не дотронулись.
Здесь в первый раз дети были в настоящей крестьянской избе. Нечего греха таить, она показалась им и грязна, и тесна, и душна. В углу стояла огромная печь, наверху половину избы занимали полати, закоптелые от дыма. Маленькие, запачканные окна мало пропускали света. Земляной пол был грязен. По голым стенам, между почернелыми брёвнами которых торчал мох, ползало множество тараканов. Вся мебель избы состояла из двух больших лавок по стенам, скамейки и большого деревянного стола. На столе стояла деревянная же солонка и лежал хлеб, закрытый грубым полотенцем. У печи висел на верёвочке глиняный рукомойник. В переднем углу видно было несколько почернелых образов, украшенных засохшими цветами и ветками берёзы. В другом углу, за ситцевой занавеской, стояла непривлекательная постель.
Дома, кроме старушки и двух маленьких ребятишек, русые всклоченные головки которых виднелись с полатей, не было никого, а, по словам старухи, семья у неё была большая: старик — муж её, двое женатых сыновей, две взрослые, ещё незамужние, дочери и даже внук, мальчик лет 10, с ранней зори ушли на косовицу.
Там они останутся целый день и воротятся только, поздно вечером, а может быть, и заночуют в поле. Трудную и нероскошную жизнь ведут наши крестьяне в деревнях, но трудами их кормится вся Россия.
Из таких маленьких, мрачных, курных изб выходят все те копейки и рубли, на которые выстроен и живёт пышный Петербург со всеми своими богатыми лавками и магазинами. Блестящие пароходы и громадные корабли, которые наши дети видели на Неве, пришли из разных государств большей частью за хлебом. 
Но хлеб в столицу собирается из самых отдалённых мест, по рекам, каналам и дорогам, из всех этих маленьких, бедненьких деревень. На подать, которую даёт крестьянин, содержатся блестящие войска, строятся корабли и крепости, из неё же платится жалованье чиновникам. Из крестьянского оброка строятся великолепные дома, покупаются блестящие экипажи. Так, маленькие, незаметные, роющиеся в земле корешки питают пышную, душистую розу, гордо качающуюся на своём тоненьком стебельке. Сорвите розу, — вместо неё появится другая; повредите корень, — весь куст завянет, и пышная роза не будет больше гордо качаться на тоненькой ветке.
Вёрст через семь или восемь дорога пошла по крутому берегу живописной речки: она извивалась, как огромная блестящая змея, на дне глубокой речки расстилались далеко луга; из них, в разных местах, видны были косари, сверкающие своими стальными косами. Извозчик с видимым удовольствием смотрел на эти обширные, зелёные луга.
— Вот луга так луга! — сказал он, обращаясь к Володе, который с позволения отца уселся возле ямщика на козлах. — Какая бы ни была засуха, на них всегда есть трава, и покос всегда хороший.
— Отчего же это? — спросил Володя.
— Да оттого, маленький барин, — отвечал ямщик, — что всякую весну эта речонка разливается куда как широко — вон под те самые лозы, вёрст, чай, на семь! Когда же вода потом сбудет, то и трава пойдёт расти шибко да гонко, — да такая зелёная, сочная! Эти луга, барин ты мой милый, поёмные,[Поёмные луга — луга по берегам рек, заливаемые водой в половодье.] дорогие луга, славные луга! Много они, сердешные, кормят лошадушек, а лошадушки, барин, кормилицы наши. Что бы мы без них стали делать? Они нас и возят, милые, они нам и пашенку пашут и боронят, а придётся ли дровец из лесу привезти, — опять-таки за лошадушку. Они нам и навоз дают: без навоза же наши поля родят плохо. Вот и выходит, барин, что луга-то вещь дорогая, особенно луга поёмные. Поле везде распахать можно, хоть бы из-под самого густого лесу: выруби деревья, повыкорчи корни, да и распахивай землицу-то; а поёмного луга уж не распашешь! Где Бог дал, там он и есть; а где сена много, там и лошадка, и коровка, и овечка сыты… Эй, вы, сердешные, трогай! — прибавил ямщик, подстегнув слегка правую пристяжную.
Начинало вечереть. Поверхность речки блестела розовым светом. Кое-где чернели на ней стада уток. Длинноносый бекас со свистом перепархивал с одного берега на другой, а белые чайки, блестя в воздухе крыльями, с печальным криком носились над водою, зорко высматривали они, не выкажется ли где-нибудь серебристая спинка маленькой рыбки. Рыболовы — так называют этих чаек — большие охотники до рыбы и в этот вечер, наверно, охотились удачно. Рыба то и дело всплёскивалась там и сям по реке, ловя комаров и мошек, которые, ища сырости и не находя её вверху, кучами толклись над водою, предсказывая, что и завтра будет такая же прекрасная погода. Солнце стало садиться и окрасило самыми яркими цветами — золотым, розовым и пурпуровым — серебряные облака, столпившиеся к западу. Отражая косвенные вечерние лучи, речка сверкала, как растопленное золото. Становилось прохладнее; а под ивами, свесившимися над водою, было уже совершенно темно. Утомлённые длинной дорогой, дети чувствовали усталость, но до деревни, составлявшей цель их поездки, было уже недалеко.
— КОНЕЦ —
