Страница 18 из 29
След за кормой
На палубе «Артемиды», у её бортов, стояли камнеметные машины и возле каждой в ящике запас тяжёлых камней. При нападениях береговых пиратов баллисты могли сослужить хорошую службу: удачно пущенный камень пробивал лодку, и врагам приходилось спасаться вплавь.
Много бед грозило торговому судну на море, но и берег таил опасности. Если буря выбрасывала корабль на сушу, то прибрежные жители считали его своей законной добычей: они растаскивали груз, а экипаж забирали в рабство. Для такой «благой» цели они не брезговали обманом: зажигали огни, как на маяках, подавали фальшивые сигналы.
Так плавали по морям в древние времена.
* * *
На следующее утро «Артемида» держала свой путь вдали от берегов, не боясь нежелательных встреч.
Тиманф и его друзья вышли на палубу освеженные сном, отдохнувшие от тяжёлых переживаний предыдущего дня. И тут им пришлось убедиться, что не все опасности миновали, что на их пути стоит ещё одна серьёзная преграда. Об этом сообщил им Демарат.
— Придётся проходить по Геллеспонту, — сказал навклер. — Вам известно, что Писистрат захватил Сигей на его восточном берегу. Аттика также владеет полуостровом Херсонесом Фракийским, образующим западный берег Геллеспонта. Таким образом ваши сограждане крепко держат в своих руках ворота в Понт. [Древние греки часто называли Чёрное море, Понт Эвксинский, просто Понтом.] На пути в Аттику мой корабль был остановлен, записано его название, моё имя, число матросов. И я не сомневаюсь, что теперь меня спросят, откуда я взял лишних людей на корабле. Ответ я уже приготовил. Скажу им: «Часть моих наёмников совершает последний рейс, и я, пользуясь случаем, недорого купил по дороге рабов, которые заменят уходящих матросов». Этот ответ удовлетворит допросчиков, но вот руки…
— Руки? — с недоумением переспросил Тиманф.
— Конечно, — подтвердил Демарат. — За руки рыбака Феагена и смолокура Гелланика я не боюсь, это матросские руки. Но руки твои и Андротиона могут возбудить подозрение: видно, что они никогда не пропитывались смолой корабельных снастей…
Тиманф с облегчением рассмеялся.
— Только-то? Ну что же, мы с Андротионом поступаем к тебе в матросы, и я уверен, что ещё задолго до прибытия в Сигей наши руки осмолятся и загрубеют. Я даже думаю, что и Периандру такая работа пойдёт только на пользу. Но позволь, — спохватился Тиманф, — а как же быть с Эвротеей и Филиппом?
— На женщин и детей досмотрщики обращают мало внимания. Я скажу, что госпожа Эвротея — жена ольвийского купца и возвращается из Аттики, куда ездила навестить родных.
В тот же день экипаж «Артемиды» пополнился пятью новыми матросами.
Сбросив хитон, как обычно делали матросы, чтобы полы одежды не запутались в снастях, Периандр первым взобрался на длинную рею, удивив своей ловкостью даже бывалых моряков.
С этого дня на «Артемиде» было введено круглосуточное дежурство на мачте.
От Критского моря до Геллеспонта
Только небо вверху да море кругом, море да небо — так проходили последующие дни плавания «Артемиды». Демарат приветствовал всякий ветер: попутный, боковой, встречный. При всяком ветре «Артемида» более или менее быстро шла вперёд.
Но самым плохим, что могло выпасть на долю нашим мореплавателям, было безветрие. Это было опасно: безветрие задерживало корабль в пути, оно делало «Артемиду» беззащитной перед лицом сильного врага. Ведь если бы триера Гиппия напала на судно Демарата во время штиля, гибель Тиманфа и других беглецов при таких обстоятельствах была бы неизбежной.
При штиле матросы и пассажиры садились за вёсла и, пускай черепашьим шагом, всё же двигались вперёд. Днём они держали курс по солнцу, ночью — по звёздам.
Через несколько дней слева по борту остался остров Фера, один из самых южных на пути к Критскому морю.
«Артемида» повернула на северо-запад, в широкий пролив, разделяющий острова, примыкающие к Европе, и другие, теснящиеся у берега Малой Азии. Вот здесь, в случае безветрия, триеры Гиппия могли захватить «Артемиду».
К счастью, афиняне, очевидно, потеряли её следы. Да и Эол был благосклонен к беглецам.
Опасный пролив прошли менее чем за двое суток. Оставив справа острова Левандос и Икарию, Демарат проложил курс «Артемиды» по самой середине обширного Эгейского моря.
Теперь единственная серьёзная опасность могла ждать «Артемиду» при входе в Геллеспонт, но это в том случае, если там уже известно о бегстве Тиманфа и о погоне, от которой избавилось судно Демарата близ Эгины и Калаврии. Демарат уверял, что ни одно парусное и, тем более гребное судно не сможет попасть в Геллеспонт раньше «Артемиды», хотя она и сделала большой крюк.
Несмотря на увещания Демарата, сердца беглецов забились тревожно, когда от афинской триеры, стоявшей у входа в Геллеспонт, отделилась лодка с досмотрщиками и вооружёнными воинами.
Но всё обошлось благополучно. Досмотрщики старательно обшарили трюм в поисках запрещённых товаров, но там всё оказалось в порядке. Басне Демарата о покупке новых рабов поверили легко, начальник стражи мельком взглянул на Тиманфа и его друзей, возившихся у снастей, и у него не явилось никаких подозрений. Эвротея и Филипп также не заинтересовали досмотрщиков. Получив положенную пошлину, к которой Демарат прибавил три лишних золотых монеты, досмотрщики удалились.
Когда остались позади башни Сигея, Эвротея со вздохом облегчения сказала:
— Хвала бессмертным богам за наше спасение, но жалко, что нельзя побывать на развалинах священного Илиона…
В самом деле, остатки легендарного Илиона, или Трои, находились в недальнем расстоянии от Сигея, всего за каких-нибудь пятьдесят — шестьдесят стадиев. Это там, под стенами Трои, велась десятилетняя осада и происходили битвы царей и героев, описанные в поэме «Илиада». Оттуда пустился в многолетние странствования герой второй Гомеровой поэмы Одиссей. Долгие часы плавания она пересказывала их Филиппу, и вокруг неё всегда собирались внимательные слушатели-матросы.
Легенда о Фриксе и Гелле
Корабль шёл по Геллеспонту, похожему на тихую, спокойную реку меж зелёных берегов. Попутный ветер увлекал судно с распущенным парусом вперёд, и матросам было нечего делать. Усевшись на палубе в кружок, они слушали рассказ госпожи Эвротеи о том, откуда взялось название Геллеспонтского пролива.
— Давно это было, в те времена, когда боги чаще, чем теперь, спускались с Олимпа на землю, — повествовала Эвротея, и тихому её голосу сопутствовало мирное журчание струй за кормой корабля. — В те времена часто случалось, что боги женились на смертных женщинах, и от этих браков рождались великие цари и герои. В соседней с нами Беотии есть город Орхомен, и там некогда правил царь Афамант, сын бога ветров Эола и смертной женщины. Могучий полубог Афамант взял в жёны богиню ветров Нефелу, и от этого брака родились сын Фрикс и дочь Гелла. Но Афамант разлюбил Нефелу и женился на эллинке Ино.
Злая и коварная женщина невзлюбила божественных Фрикса и Геллу и решила погубить их. Страну постиг неурожай, и Афамант отправил послов к дельфийскому оракулу, [В городе Дельфах при храме Аполлона прорицательница Пифия, будто бы наделённая даром предвидеть будущее, делала предсказания, давала советы, как поступить в том или ином затруднительном положении. В действительности эти предсказания и советы делались дельфийскими жрецами и часто были двусмысленными.] чтобы узнать причину бедствия. Мачеха подкупила послов, и те привезли придуманный ею лживый ответ:
«Чтобы боги вернули свою милость Беотии, надо принести им в жертву Фрикса».
Уже всё готово было к жертвоприношению, уже жрец поднял нож над грудью невинного Фрикса, как вдруг с неба спустился волшебный золоторунный баран…
— Знаю, знаю! — захлопал в ладоши впечатлительный Филипп. — Он спасётся на этом баране, да?
— Не перебивай, мой сын! — строго сказала Эвротея. — Этого златошёрстного барана послала своим детям богиня Нефела. Фрикс вскочил на барана, прежде чем изумлённые люди успели удержать мальчика. Туда же прыгнула Гелла, и чудесный баран, взвившись в воздух, понёсся на дальний север… Сначала всё было хорошо, но дальше случилась беда. Когда баран летел над теми водами, где мы сейчас плывём, Гелла посмотрела вниз, у неё закружилась голова, она упала в волны и утонула. С тех пор люди прозвали этот пролив Геллеспонтом, морем Геллы.
— Жалко бедную Геллу… — прошептал Филипп. — Почему она плохо держалась за баранью шерсть?.. Вот я бы вцепился, меня бы никому не оторвать!
— Так и сделал Фрикс, — улыбнулась мать.
— Что же сталось с ним? Он спасся?
— Да, мой сын! Путешествие закончилось в дальней Колхиде, на берегу реки Фазис. Мясо золоторунного барана принесли в жертву Зевсу-тучегонителю, а чтобы никто не похитил драгоценную шкуру, к ней приставили огнедышащего дракона, никогда не смыкавшего глаз. Фрикс умер в Колхиде, а сыновья его вернулись в Элладу с Язоном, которому удалось похитить золотое руно после долгих странствований и многих опасных приключений…
Так закончила свой рассказ Эвротея.
За Геллеспонтом открылась Пропонтида, которую можно было бы назвать большим озером, если бы её не соединяли с другими морями два узких пролива.
«Артемида» держалась у северного берега, он был более населённым и приветливым, менее извилистым. Здесь, когда уже остались позади ворота в Понт, зорко охраняемые афинянами, и миновала опасность попасть в руки Гиппия, строгость Демарата ослабела. Если приходилось бросать якоря, он отстаивался близ городов и разрешал матросам и пассажирам сходить на берег. Тиманф и его друзья побывали в Гераклее, Ганосе, Перинфе. В Гераклее запаслись свежей провизией: овощами и фруктами, хлебом. Купили также несколько живых баранов и быка.
Баранов подняли на борт корабля без больших трудов, но с быком пришлось повозиться. Быка не закололи и не разрубили на берегу, потому что он предназначался для особой цели.
Когда корабль отплыл за несколько десятков стадиев от Гераклеи, «Артемида» остановилась у пустынного берега. Злополучного быка спихнули в воду с верёвкой на шее, за ним спрыгнул ловкий Периандр. Бык, отфыркиваясь и пыхтя, выплыл на берег, здесь его удержал эфеб. Капитан, пассажиры и все матросы, кроме вахтенных, приплыли на лодках. Из разбросанных по берегу камней был наскоро сложен алтарь, и быка закололи в жертву олимпийским богам. Жертву принесли в знак благодарности за избавление от прошлых опасностей — и как молитву богам о спасении в будущем от бед. Лучшие части разделанной туши были возложены на заранее разведённый на алтаре костер, и ароматный дым горящего мяса, поднимаясь к небесам, должен был порадовать обоняние богов и в то же время послужить пищей олимпийцам.
Не забыты оказались и подземные боги: властитель Аида, мрачный Плутон, и жена его, кроткая Персефона. Подземным богам не доступен восходящий к небу дым, и жертву им приносили по-другому. Закалывали чёрную (обязательно чёрную!) овцу, так чтобы жертвенная кровь стекала на землю и просачивалась в мрачный, бессолнечный Аид. Греки считали, что, получив такую жертву, суровый Плутон становился благосклоннее к жертвователям.
Совершив этот обряд, Демарат, Тиманф и остальные с чувством исполненного долга возвратились на корабль.
Пропонтиду прошли за три дня, иногда приходилось лавировать против ветра.
У ворот Боспора Фракийского стоял на европейском берегу город Византии, колония выходцев из Мегар. На правом берегу приютились небольшие городки Халкедон и Никополь.
Все эти три города позднее разрослись, слились вместе, и сотни лет спустя стал у ворот Чёрного моря огромный город Византий, столица большой империи.[Позднее Константинополь, а теперь Стамбул.]
Но во времена бегства Тиманфа Византий ещё не мечтал о своей грядущей славе, и жители его занимались садоводством, рыболовством и торговлей с соседними колониями.
После нескольких часов плавания Боспор Фракийский остался позади, а перед мореплавателями раскинулся необозримый Понт Эвксинский.
