Страница 28 из 29
След за кормой
Умилостивить злых духов «умели» только сведущие люди — шаманы и шаманки. Они знали заклинания против духов, а если заклинания не помогали, приносили жертвы.
Пурга бушевала, и «помочь беде» взялась шаманка Линга — старая женщина с лицом, точно вырезанным из мореного дуба. В её седые волосы были вплетены перья различных птиц, начиная от длинных — из хвоста орлана — и кончая крошечными перышками красношейки — колибри. Считалось, что это помогает колдовству.
Шаманка Линга кружилась посреди кажима в диком танце, ударяя в бубен, обтянутый моржовой шкурой. Она с пеной на губах выкрикивала непонятные слова, приводившие в трепет слушателей. А слушать Лингу собрались все жители посёлка от мала до велика, кроме совсем уж немощных, стариков и старух, прикованных к постели.
Пробрался в кажим и Рори. Притаившись у порога, он со страхом присматривался к колдунье. Положение его было опасным: а вдруг Линга укажет на белого человека, как на виновника бедствия, и потребует принести его в жертву духам зла… И тогда скрелинги, люди в общем-то мирные и совсем не кровожадные, не задумаются вырезать у него острым ножом сердце и преподнесут его шаманке.
Но, должно быть, к Рори перешла какая-то частица счастья от приёмного отца Лейфа. Случилось так, что, когда утомлённая долгими заклинаниями Линга затихла, собираясь с силами, буря над крышей кажима тоже начала затихать!..
Через час пурга совсем прекратилась, среди туч проглянуло солнце, и радостные охотники бросились готовить орудия лова.
Авторитет шаманки возрос необычайно, каждая семья поднесла ей ценный подарок, отняв у себя самое лучшее.
Но для таких обрядов, как заклинание пурги, кажим использовался редко. Обычно там находили приют мастера-резчики по дереву и кости, которым неудобно было работать в землянках среди тесноты и суматохи.
Владели резцом почти все скрелинги, но отдавались этому делу только старики, которые по слабости уже не могли охотиться: принести в становище тушу тюленя было неизмеримо важнее, чем вырезать из кости изображение того же тюленя, хотя бы и с немалым искусством.
Когда Рори наблюдал стариков, из-под резца которых рождались фигурки медведей, оленей с ветвистыми рогами, моржей с грозно торчащими клыками, его голову осенила мысль, которая принесла удивительные последствия. Что это была за мысль, читатель узнает из следующей главы.
Шахматная партия
Дни Рори Эйлифсона проходили очень скучно: ему нечем было заняться. Молодой Паок, с которым Рори подружился и который очень помог ему овладеть эскимосским языком, целые дни пропадал на охоте, а возвратившись усталым, заваливался спать.
Пробовал пленник вести разговоры с вождём племени Глимом, но старик назойливо твердил одно: его народ сильный, а белые люди слабые. В доказательство этого сомнительного положения он приводил тот факт, что Глим держит в плену Рори, а не Рори Глима. При этом старик щурил глаза и противно хихикал. Иногда он пускался в воспоминания о том, как он был в плену у белых людей, но и тут без конца повторял одно и то же и хвалился своей ловкостью, которая помогла ему сбежать от хозяина.
Рори выходил погулять, но и это мало помогало развеять тоску. Если погода была хорошая, солнечная, сияние снега слепило глаза, не защищённые снеговыми очками. А в ветер поземка била по лицу, забиралась под одежду, и юноша, вздохнув, возвращался в опостылевшую землянку.
Всё время Рори мучила неотвязная мысль: с какой целью скрелинги взяли его в плен, затратив на это столько времени и труда. Слегка издеваясь над самим собой, Рори признавал в душе, что, как раб в эскимосском стойбище, он пустое место.
Охотиться по-здешнему он не умеет, а дать ему в руки оружие белых — опасно для самих же похитителей. В домашнем хозяйстве он не нужен, с хозяйством управляются женщины, они сами не потерпят его вмешательства. Может быть, хотят сделать из него няньку для эскимосских ребятишек? Рори захохотал при одной этой мысли… Так зачем же всё-таки целый отряд скрелингов потратил две недели на далёкое путешествие к северу? Чтобы захватить одного-единственного, ни на что не нужного им европейца?
Ответ на этот вопрос оказался довольно неожиданным, и Рори получил его от самого вождя в минуту, когда старик разоткровенничался.
Глима давно грызла мысль, что его плен у белых остался неотомщенным. Но как отомстить? Подстрелить из засады одного-двух гренландцев? Какая же это месть? Переходя в другой мир, они даже не узнают, за что умирают. Месть хороша, когда она длительна, когда искупительная жертва чувствует, за что ей мстят. И тут старику пришла в голову мысль взять в плен европейца. Вот когда он полностью отплатит за свою обиду!..
Но выполнить такое намерение было нелегко. Когда скрелинги приплывали в Гренландию для меновой торговли, их держали под постоянным надзором. И если даже удалось бы похитить белого в момент отплытия, поселенцы догонят похитителей на быстроходных парусных кораблях и жестоко с ними расправятся.
Судьба помогла Глиму осуществить его дерзкий замысел. В Винландии появилась дружина Лейфа Эриксона. Проведав об этом, старый вождь обрадовался и послал отряд охотников с наказом украсть одного белого. Только одного, говорил он Теапу, предводителю отряда, — ведь сам он был в плену один. Хитрый старик приказал выбирать добычу полегче — какого-нибудь неопытного юнца. И упаси боже его поранить, а то он ещё умрёт, и месть Глима не осуществится. Вот почему добычей эскимосов стал Рори Эйлифсон, и борьба с ним велась без оружия.
Рассказав обо всём этом, старик гордо закончил:
— Раньше моя сиди плен, теперь Лоли сиди плен, пусть белый люди знай — Глим умей мстить!
Рори был крайне уязвлён, его самолюбие оказалось задетым.
«Ну ладно, старый петух, — сердито подумал он, — погоди! Придёт время, я над тобой посмеюсь!..»
Однажды, когда Рори от нечего делать забрёл в кажим и рассеянно смотрел, как умельцы вырезают из кости фигурки зверей и птиц, ему пришла в голову мысль, которая заставила юношу хлопнуть себя по лбу.
— Эх и дурак же я! Шахматы! — воскликнул Рори. — Мне надо сделать шахматы! Партнёров среди стариков найдётся достаточно. Да тот же старый Глим станет играть, стоит только его научить. Он же с тоски дохнет в своей землянке…
Пленник, не теряя времени, принялся за дело. Он выпросил у мастеров несколько осколков моржового зуба, взял резец и начал работать. Рори считал, что резьба по кости простое и лёгкое дело. Но он испортил несколько кусков материала, поранил руки, окровянил одежду и своей неловкостью рассмешил мастеров.
Впрочем, смех стариков был не обидным, они пришли ему на помощь. Когда Рори растолковал, что ему требуется, мастера воодушевились. Спортивный дух у скрелингов был силён: они постоянно, соревновались то в борьбе, то в беге, то в умении управлять каяком. Пленник объяснил им, что у белых есть занятная игра, похожая на войну волшебных фигурок, и мастера с жаром принялись за резцы. Рори понимал, что скрелингам ничего не скажут европейские названия шахматных фигур, да и сами эти фигуры будут им неинтересны. Короля он переименовал в вождя, ферзя — в шаманку, ладьи стали моржами, кони — медведями, слоны — дельфинами. Ну, а пешки, естественно, превратились в белых и чёрных охотников.
Через месяц упорной работы изящные шахматные фигуры были готовы. Шахматную доску из 64 чёрных и белых клеток Рори расчертил на куске выделанной моржовой шкуры.
Когда Рори впервые разостлал на возвышении посреди кажима доску и расставил на ней в должном порядке белую и чёрную шахматную рать, мастеров охватили благоговение и страх. Им показалось, что они присутствуют при каком-то колдовстве.
Первым захотел научиться правилам шахматной игры Паок. Но скрелинги очень уважали старших: чтобы начать даже пустяковое дело, младший испрашивал разрешения старшего. Молодёжь и на лавки садилась только с позволения стариков. И когда Паок попросил у Глима разрешения учиться волшебной игре белых, старик такого разрешения не дал: он заявил, что будет учиться сам. Старик добавил с важным видом, что игра эта для него не новость, что, когда он жил в Гренландии, он видел, как играли в неё белые люди, только у них фигуры выглядели по-другому, гораздо непригляднее, чем эти, сделанные мастерами его племени.
Глим оказался способным и упорным учеником. Он быстро усвоил правила игры и недели через две сделался завзятым шахматистом. Рори частенько получал мат, хотя виной тому была не столько хорошая игра Глима, сколько рассеянность пленника. В самый ответственный момент игры перед его взором вдруг вставала большая зала Торгильсдаля с очагом посредине, с сидящими вокруг него товарищами. Или он вспоминал туманные Гебриды, свои детские прогулки на лодке, весёлые сражения «пиратов» и «купцов»… Тогда Глим забирал у него одну фигуру за другой, и Рори моментально проигрывал партию.
Авторитет Глима, так легко и просто усвоившего мудреные правила колдовской игры, взлетел необычайно. И это отразилось на его партнёре, без которого невозможны были бы успехи вождя. «Лоли» получил в землянке лучшее место рядом с Глимом, во время еды ему подкладывали самые вкусные куски, женщины сшили ему новую, роскошно отделанную одежду. Старик сиял, когда ему удавалось выиграть у Рори, и мрачнел, терпя поражение.
Но терпеть поражения Глиму приходилось редко. Во-первых, результаты игры были глубоко безразличны юному норманну. И, во-вторых, он поддавался вождю, преследуя всё тот же хитрый план завоевать его расположение.
И вот однажды, когда они играли в кажиме в присутствии почти всех мужчин племени, Рори пришла в голову ослепительная идея.
— Послушай, Глим, — сказал он по-возможности спокойным голосом, хотя сердце его оглушительно колотилось. — Мы с тобой сыграли уже больше сотни партий, и всё впустую. А давай-ка сыграем на интерес.
— А что значит играть на интерес? — спросил старик.
И Рори, стараясь говорить понятно, объяснил Глиму, что у них, белых, заведено так. Проигравший отдаёт счастливому сопернику моржовую шкуру, или связку клыков, или охотничий нож (о деньгах эскимосы не имели понятия).
Мысль Глиму понравилась, но он недоумевал, что можно дать Рори: одежда у него новая, кормят пленника, как вождя, постель ему сделали из гагачьего пуха…
— А ты возврати мне свободу! — очертя голову, воскликнул пленник.
— Э-э-э, какой хитрый… — протянул старик. — Я тебе свободу, а что поставишь ты?
— Я?.. — Рори призадумался. Что же он, Рори, может, в самом деле, поставить?
— Я дам обязательство не пытаться бежать этим летом!
Теперь задумался Глим. Ставка Рори показалась ему неравной.
— А ты подумал, как трудно будет удержать меня летом? — стал горячо доказывать Рори. — Тебе у каждого каяка придётся поставить сторожа! А когда станете охотиться?
И пленник так умело развернул перед Глимом возможности летнего побега морем, что вождь заколебался.
— Ну-у… мы тебя свяжем, — нерешительно сказал он.
— Связанные в шахматы не играют! — отпарировал Рори.
И демон азарта, вселённый пленником в голову старого вождя, взял верх. Сыграло роль ещё и то обстоятельство, что в последнее время Глим выигрывал у юноши каждые четыре партии из пяти. Простодушный старик не догадывался, что Рори сдавал ему партии умышленно.
— Эх, ладно! — грохнул Глим кулаком по столу. — Выиграешь, твоя свобода! А ты… ты, Лоли, действительно не будешь пытаться бежать? — осторожно спросил он.
— Я-то не буду, слово викинга! — Рори вытащил из-за пазухи крест и поцеловал.
Скрелинги знали силу этого амулета и поверили Рори.
— Но поклянись и ты! — потребовал пленник.
Глим поклялся на священном ожерелье, снятом с шеи шаманки Линги.
Теперь, если кто-нибудь из двоих нарушит клятву, его ждёт вечный позор в этой жизни и за гробом.
Партия началась. Жребий играть белыми выпал Рори, и он увидел в этом счастливое предзнаменование. Теперь юноша был весь внимание. От исхода этой партии зависела его будущность, и Рори вложил в игру все свои знания, весь немалый опыт.
В те времена не было шахматных часов, игроки не знали, что такое цейтнот,[Цейтнóт (нем.) — недостаток времени для обдумывания ходов. Это случается тогда, когда игрок исчерпал положенный ему запас времени.] и Рори подолгу думал над некоторыми ходами. С его стороны это было весьма умно, потому что самоуверенный Глим, привыкший в последнее время к лёгким победам над Рори, ходил не раздумывая.
Многочисленные зрители сидели затаив дыхание. Они ничего не понимали в игре, и она казалась им каким-то колдовским делом, сказочным состязанием, где бились, наступали и отступали по чёрно-белому полю грузные моржи, свирепые медведи, улыбчивые дельфины, где смелые охотники с прямыми чёрными волосами, не жалея себя, уходили в другой мир за своих вождей (так понимали скрелинги исчезновение фигур с доски).
Азарт игры захватил и их, молчаливых и ничего не понимающих свидетелей жестокой, отнюдь не шуточной схватки. В душе большинство их, особенно молодёжь, «болели» за Рори, они понимали, как тяжёл юноше плен среди чужого народа. Но они боялись выражать свои чувства открыто, их лица были неподвижны, и лишь в узких чёрных глазах проскальзывали искорки одобрения, когда им казалось, что у Рори дела идут на лад.
Противники не имели ни малейшего понятия о шахматной теории, да и вряд ли она существовала в те времена. Игроки ходили что называется по вдохновению.
Рори начал игру ходом белого охотника. В ответ Глим передвинул своего. Страшный медведь Рори перескочил через своего охотника, угрожая чёрной пешке, выдвинувшейся вперёд.[Читатель не должен забывать, что по воле Рори в медведей обратились кони.] Зрители восхищённо покачали головами: какой сильный и ловкий этот зверь — прыгает через людей! Глим ответил ходом своего медведя, защитив чёрного охотника от посягательств чужой фигуры.
Рори подумал:
«Когда-то дельфины спасли меня от гибели. Пущу-ка я в плавание дельфина, и пусть это принесёт мне счастье!»
И он отправил своего дельфина (слона) почти к самому вражьему логову. Глим выставил своего дельфина. Чёрный и белый дельфины стали рядом, казалось, они вот-вот начнут весёлую игру…
И так постепенно, ход за ходом, развивалась партия. Ни та, ни другая сторона ещё не получила перевеса. Потом начались размены пешек и фигур, но и тут равенство сторон сохранялось.
И вот Рори задумал устроить своему противнику ловушку, успех которой сразу принёс бы ему победу. К этому времени шаманки (ферзи), уже в ту эпоху являвшиеся самыми сильными фигурами, покинули свои места рядом с королями и угрожали вражеским фигурам. И тут юноша умышленно подставил под удар чёрной шаманки своего незащищённого дельфина.
