Страница 13 из 20
Истории из Бедокурии (сказки)
Каждый раз ссора кончалась тем, что разъярённый человечек грозил Анне-Барбаре самыми ужасными карами, когда она станет его женой. Пропищав угрозы, взбешённый человечек вскарабкивался по соломинке, плюхался в бутылку и так там бесновался, что вся поверхность раствора покрывалась пеной.
В этом глубоком мрачном подземелье, которое освещалось светлячками, ночь ничем не отличалась ото дня, и поэтому Анна-Барбара понятия не имела, сколько времени прошло от начала работы до того момента, когда она увидела дно последней бочки. Там лежал медный колокольчик. Как только девочка кончила чистить последний медяк, человечек сказал:
— Звони в колокольчик! — а сам быстренько нырнул в бутылку.
Анна-Барбара потрясла колокольчик. Ах какой раздался приятный гулкий звон! Ей сразу припомнилась родная деревня; пастух гонит стадо, а впереди выступает большая красно-пегая корова мельника и звякает боталом, висящим на шее. Девочка продолжала звонить, и внезапно заскрипел засов, дверь распахнулась, на пороге появился тощий желтолицый Ганс Жмот и хмуро спросил:
— Что, уже сделала? Все монеты вычистила? Ни одной не пропустила?
Он перерыл все бочки и, убедившись, что нет ни одного невычищенного медяка, сказал:
— Ладно, треть золотого талера ты отработала. Пошли, покажу работу, которую тебе придётся выполнить, чтобы заслужить вторую треть.
Анна-Барбара набралась решимости и стала жалобно умолять жестокого Ганса Жмота отпустить её на волю из этого мрачного подземелья, куда не долетают ни человеческие, ни птичьи голоса и не заглядывает солнце. В бутылке забурлил и начал выплёскиваться раствор: это человечек, слыша просьбы девочки, пришёл в негодование. Однако Ганс Жмот ледяным тоном заявил, что уговор есть уговор и он никуда её не собирается отпускать, пока она не отработает весь положенный срок. С этими словами он взял её за руку, собираясь отвести в следующую каморку.
Но Анна-Барбара вырвала руку, выскочила в огромный зал и со всех ног понеслась мимо нагромождений старых сапог и тюфяков, мимо гор пожелтевшей бумаги — к выходу. Ганс Жмот не стал гнаться за ней: он ведь знал, что мимо псов Зависти и Жадности девочка не проскочит. А те, увидев бегущую Анну-Барбару, рванулись ей навстречу (хорошо еще, цепи их удержали) и пыхнули таким ослепительным жгучим пламенем, что от жара она потеряла сознание и упала.
Ганс Жмот поднял её на руки, не торопясь отнёс в комнату за второй дубовой дверью и положил на солому. Придя в себя, Анна-Барбара обнаружила, что лежит в комнатке чуть побольше медной каморки. Вдоль стен стоят бочки с потемневшими серебряными монетами, но если в прошлый раз бочек было не больше двадцати, то тут их оказалось штук сорок, а то и все пятьдесят.
Увидев, сколько их, Анна-Барбара горько разрыдалась, оплакивая свою несчастную долю.
— Никогда, никогда, — причитала девочка, — мне не вычистить столько серебряных монет! Придётся мне до конца дней своих просидеть в этом ненавистном подземелье!
Вдруг до её слуха донёсся писклявый язвительный хохот. Она подняла глаза и увидела, что человечек сидит на столе и заливается смехом.
— Так тебе и надо, неверная милая! — злорадно сказал он. — Ты клялась выйти за меня замуж, а сама попыталась удрать на волю, оставив меня в бутылке!..
Анна-Барбара возмущённо крикнула:
— Да ни в чём я тебе не клялась! Неужели ты вправду думаешь, что я смогу выйти замуж за такого малюсенького старикашку с лысой, как яйцо, головой, носом-картошкой, лицом синее василька и клочковатой бородёнкой? Нет, никогда я не стану твоей женой!
— Ах так! — возмущённо воскликнул он. — Ты не станешь моей женой? Ну, тогда я перестаю тебе помогать и ты никогда не выйдешь из этой пещеры!
Человечек прыгнул в бутылку, но на этот раз на поверхности не появилось ни пузырьков, ни пены, то есть он не стал делать крепкий раствор. Анна-Барбара взялась за работу, но, сколько она ни чистила, сколько ни тёрла, серебряная монета не становилась белей. Отчаявшись, девочка легла на солому и решила: «Не буду больше ни есть, ни пить, умру с голоду и избавлюсь от всех мучений. А после смерти, может быть, повстречаюсь с бабушкой и забуду про все свои беды».
Заснула Анна-Барбара, и приснилось ей, что бабушка, как живая, сидит у её постели и говорит: «Уж ежели, внученька, берёшься за дело, то надо доводить его до конца. Поэтому, пока не получишь золотой талер, терпи. А с человечком как хочешь, но помирись: здесь, под зёмлёй, только он один может тебе помочь. Не бойся, потом он не будет таким уродливым и ничего невозможного от тебя не потребует».
Анна-Барбара вздохнула во сне и ответила бабушке: «Но ведь он хочет на мне жениться. А я же не могу жить в бутылке».
Тут бабушка нахмурилась и сказала: «Когда у тебя окажется золотой талер, всё будет хорошо».
В тот же миг бабушка исчезла, растаяла как дым. А Анна-Барбара проснулась от писклявого крика:
— На помощь! Спасите!
Вскочила она и видит двух крыс: одна держит в зубах хлебец, а вторая человечка.
Схватила Анна-Барбара из бочки серебряную монету, бросила в крысу, да так метко, что та, запищав, выпустила из пасти человечка и кинулась в нору. Следующей монеткой девочка подбила вторую крысу, которая бросила хлебец и тоже удрала. Анна-Барбара подняла человечка с пола и посадила на пробку.
— Ты меня спасла, — воскликнул человечек, — от свирепых крыс, которые собирались меня сожрать за то, что я отважно защищал от них твой хлебец. В благодарность я больше не буду требовать, чтобы ты стала моей женой, и стану делать тебе самый крепкий, самый лучший раствор, а ты мне только пообещай, что никогда не бросишь меня в беде.
Анна-Барбара сказала:
— Клянусь тебе в этом! Ведь ты жертвовал жизнью, защищая мой хлебец. Ни за что никогда я от тебя не убегу.
Они помирились, между ними установилось согласие и никогда больше не бывало ссор. Работа шла споро, и почти полсотни бочек с серебряными деньгами оказались вычищенными быстрей, чем два десятка бочек медяков. На дне последней бочки Анна-Барбара обнаружила красивый серебряный колокольчик, потрясла его, и такой звон раздался, словно мальчик-звонарь из их деревни звонит к обедне. Ах как тоскливо ей стало ни сердце, как захотелось в родную деревню…
Но тут заскрипел засов и вошёл злющий Ганс Жмот. Проверив работу и убедившись, что всё сделано, как надо, он схватил девочку за руку и потащил в третью комнату.
На этот раз Анна-Барбара не пыталась убежать: во-первых, знала, что адские псы её не выпустят, а во-вторых, она же обещала человечку не бросать его.
В третьей комнате стояло так много бочек с золотыми монетами, что Анна-Барбара и считать их не стала и лишь радостно воскликнула:
— Ой, наверно, среди них и мой золотой талер!
Ганс Жмот хмуро буркнул:
— Может, и среди них. Но знай: он станет твоим, если ты сама его найдёшь.
— Но как же я узнаю мой золотой талер среди стольких тысяч монет? — испугалась Анна-Барбара.
— А пусть тебе сердце подскажет, — ответил Ганс Жмот. — Ну, а не подскажет, — значит, ты его не заслужила. Но даже если ты его и узнаешь сердцем, но не сумеешь отчистить, чтобы на нём не было ни единого пятнышка, ты его не получишь.
Ганс Жмот вышел и запер дверь, а Анна-Барбара обратилась к человечку:
— А ты сможешь мне подсказать, какая из монет — мой золотой талер?
Но человечек печально ответил:
— Здесь моя сила кончается, и помочь тебе я не сумею. Слушай своё сердце, может, оно тебе шепнёт, какая из монет — настоящий золотой талер.
Анна-Барбара начала работать и, беря каждый золотой, прислушивалась, что скажет ей сердце, но оно молчало. Вскоре девочка заметила, что человечек стал тихим и неразговорчивым. Он больше не шутил, ни разу не разозлился на неё и не прикасался ни к хлебу, ни к молоку.
— Что с тобою, человечек? — удивилась Анна-Барбара — Ты молчишь, не ешь, не пьёшь. Уж не болен ли ты?
А человечек ей в ответ говорит:
— Оставь меня, Анна-Барбара!
Анна-Барбара заявила:
— Нет, я тебя не оставлю. Я обещала быть с тобой до конца жизни и теперь тебя не брошу.
— Всегда помни об этом, Анна-Барбара! — промолвил человечек, нырнул к себе в бутылку, но что с ним, так и не сказал.
И вот стал виден конец долгой работы: Анна-Барбара принялась за последнюю бочку. Она чистила монету за монетой, но сердце её всё так же молчало. Наконец открылось дно, но на этот раз золотого колокольчика не было. Человечек, бледный и печальный, сидел на пробке, а Анна-Барбара грустно говорила ему:
— Вот я и перечистила всё золото в этой комнате, и срок моей службы истёк. Однако на дне бочки нет колокольчика, Ганса Жмота вызвать я не могу. И сердце не шепнуло мне, какая из монет — мой золотой талер.
— Ни помочь, ни посоветовать тебе я не в силах, — огорчённо сказал человечек. — Но может быть, Ганс Жмот спрятал золотой талер где-то здесь. Попробуй поискать.
Принялась Анна-Барбара за поиски, обыскала, обшарила все углы и закоулки, но впустую: золотого талера нигде не было.
А когда, запыхавшись, уселась она за стол, человечек вдруг заявил:
— Я голоден, Анна-Барбара, дай мне хлеба.
— Но мы ведь сегодня уже поели, — ответила Анна-Барбара. — Остался только крохотный кусочек, который трогать нельзя, иначе, пока я буду спать, новый хлебец не вырастет.
Но человечек продолжал жалобно просить:
— Я страшно голоден. Если ты не дашь мне поесть, я сейчас же умру.
Анна-Барбара подумала: «Золотой талер я не нашла, и теперь мне всё равно. Все труды были напрасны. Ладно, отдам я ему последний кусочек, пусть уж досыта наестся. А завтра мы с ним вместе умрём от голода». И девочка положила остаток хлеба человечку в рот.
Зажмурившись от удовольствия, человечек жевал хлеб, но вдруг его лицо исказилось, он схватился за щеку и вскрикнул:
— Ой, зуб! Да что же это такое в хлебе?
Он вынул изо рта малюсенький жёлтый камешек. В тот же миг камешек начал расти и наконец стал таким тяжёлым, что вырвался у человечка из рук и, звякнув, упал на стол. Анна-Барбара поспешно схватила его. Сердце у неё часто-часто забилось, и она радостно воскликнула:
— Это он, мой золотой талер! Сердце подсказывает мне, что это он! Коварный Ганс Жмот спрятал его в наш последний кусочек хлеба!
Человечек не отрывая глаз любовался золотым талером и всё приговаривал:
— Наконец-то мы тебя нашли! Наконец-то ты у нас! Ах как ты блестишь, как сверкаешь! Ой! — вдруг вскрикнул он. — Анна-Барбара, посмотри, какое на нём ужасное красное пятно! Скорей отчищай его!
Анна-Барбара тоже заметила его, взяла тряпочку, смочила раствором и принялась тереть. Тёрла она, тёрла, вся вспотела, но — увы! — чем больше старалась, тем красней становилось пятно. И не только красней, но и больше, словно оно расползалось по талеру. Выбившись из сил, девочка вздохнула:
— Ничего не получается. Его невозможно оттереть.
— Ты только не падай духом! — стал успокаивать её человечек. — Сейчас я тебе приготовлю раствор такой крепости, какого ещё не было.
Прыгнул он в бутылку, и всё там заволновалось, забурлило, зашумело, заклокотало, а человечек знай перемешивает раствор — вверх-вниз, вниз-вверх, по часовой стрелке, против часовой стрелки — пузыри пошли, пена, над горлышком пар клубится. Наконец человечек вылез, сел, усталый, на пробку, отдышался и сказал:
— Ну, теперь чисти. Это самый лучший раствор, какой я только мог приготовить.
Смочила Анна-Барбара лоскуток, потёрла талер, и пятно начало светлеть.
— Получается! — ликующе закричала она. — Сейчас отчищу!
Однако отчистить его до конца ей не удалось: краснота на талере осталась, толщиной всего в волосок, но всё-таки осталась. Убитым голосом девочка обратилась к человечку:
— Видно, чего-то в твоём растворе не хватает. Ты не знаешь чего?
Человечек печально ответил:
— Я делал всё, как надо. Ежели в нём чего-то не хватает, то добавить недостающее должна ты. А ты знаешь, что нужно добавить?
— Нет, — сказала Анна-Барбара.
