Огонь в затемненном городе — Эно Рауд

Страница 25 из 33

ВОЕННОПЛЕННЫЕ

img34Снег уже выпал, и иногда, вечерами, садовая изгородь потрескивает от мороза. Немцев ждет новая злая зима. О молниеносной войне они, конечно, больше и не мечтают.
Немцам трудно. Но еще трудней всем тем, кто вынужден жить под немецким игом, особенно военнопленным.
Насколько мне известно, имеются какие-то международные правила обращения с военнопленными. Но фашисты не признают никаких правил. У них свои законы, очень жестокие.
Военнопленных привезли в наш город особым поездом в товарных вагонах с решетками на окошечках. На окраине города их заставили быстро построить для себя несколько длинных бараков; там они теперь и ютятся в жуткой тесноте. Вокруг бараков высокий забор, обнесенный колючей проволокой, а на сторожевых вышках бессменно дежурит охрана.
На пленных страшно смотреть — кожа да кости. Они едва передвигают ноги. А конвой кричит, чтобы шагали быстрее.
Пленные как будто и не слышат. Они просто не в состоянии идти быстрее. Настолько они отощали и измучены. Иногда случается, что кто-нибудь из них на ходу падает и остается лежать неподвижно. Для подобных случаев у пленных с собой имеется особая тележка с высокими бортами. Ее по очереди волокут те военнопленные, у которых еще сохранилось немного сил. Упавшего на дороге поднимают и кладут в тележку.
У нас прозвали эту тележку «повозкой для мертвецов».
Когда моя бабушка впервые увидела военнопленных через окно, она покачала головой и сказала, вздыхая:
— До чего же грубыми стали немцы.
— Разве раньше они были другими? — спросил я.
— Ну, такими ужасными они точно не были, — убежденно сказала бабушка.
Она помнит еще те времена, когда мой дедушка был молодым и находился в плену у немцев. Это случилось в первую мировую войну. Дедушку тогда просто передали на один немецкий хутор — работать. Не было около него ни конвоя, ни колючей проволоки. Вместе с другими людьми он выполнял на хуторе всякую работу и ел за одним столом с хозяйской семьей. А перина у него в постели была до того мягкой, что поначалу, с непривычки, он даже не мог спать.
Мы с бабушкой смотрели в окно, как пленных под конвоем ведут на работу. Один из них выбился из сил и чуть отстал, а конвойный зверски ударил его ногой.
Тогда я подумал, что такими зверями делает людей фашизм. Не имеет значения — ты немец, или эстонец, или любой другой национальности, но, если ты становишься фашистом, ты перестаешь быть человеком. Я сказал об этом бабушке. Бабушка считает, что человек должен всегда оставаться человеком. И тогда я еще подумал: самое страшное, что фашисты внешне похожи на остальных людей.
Военнопленных заставляют убирать с улиц снег. Прохожие время от времени дают иному пленному кусок хлеба или еще что-нибудь съедобное. Делать это запрещено, и конвойные каждый раз кричали людям, чтобы они отошли подальше. Но, несмотря на запрет, военнопленным все-таки кое-что подавали.
Однажды военнопленные чистили снег возле нашего дома. Было очень холодно. Лопат пленным хватало, но вот рукавиц почти ни у кого не было. А руки у них полиловели и одеревенели от холода.
img35И тут мама сказала мне:
— У нас есть пара папиных варежек. Может, отнесешь их какому-нибудь пленному?
Меня обрадовало, что мама согласна подарить папины варежки военнопленному.
Я накинул пальто и взял отцовские варежки. Они были еще совсем новые и с очень красивым узором. Я хотел было уже выскочить во двор, но вдруг вспомнил, что в кладовке у нас лежат два яйца, которые снесла Кыка. В каждую варежку я положил по яйцу.
Посреди двора стояла Дорит и кормила голубей.
— Гули-гули-гули-гули! — звонким голосом звала Дорит.
В одной руке она держала кусок хлеба, другой отламывала от него крохотные кусочки и кидала на снег.
— Гули-гули-гули-гули!
Голуби слетелись к ней. Да и почему им было не слетаться? Ведь около них не было конвоя, который запрещал бы им подбирать со снега крошки хлеба.
— Гули-гули-гули-гули!
Я посмотрел, как голуби сновали вокруг ног Дорит, и пошел к воротам.
И тут вдруг я увидел глаза.
Голодные глаза. И очень усталые.
Это один из пленных подошел вплотную к забору и смотрел оттуда, как Дорит кормит голубей. И мне действительно казалось, что у него на лице нет ничего, кроме этих глаз.

img36Я не раздумывал, пошел прямиком к этому пленному и протянул ему через забор отцовские рукавицы.
— Осторожно, — сказал я по-русски. — Там еще яйца.
Это был пожилой мужчина. Он принял от меня варежки и посмотрел на меня в упор. Но теперь уже взгляд его смягчился.
— Спасибо, сынок, — сказал он.
Пленный все еще пристально смотрел на меня. И я подумал: чего он так упорно на меня смотрит? Может быть, дома у него остался такой же, как я, сын… Может быть, поэтому…
Я уже повернулся и хотел отойти от забора, но он сказал:
— Подожди!
Он сунул руку за пазуху и вытащил самодельный маленький браслет.
— Возьми!
Я не решался взять, но он повторил:
— Возьми… на память.
Тогда я взял этот браслетик и тоже сказал:
— Спасибо.
Конвойный заметил нас и закричал что-то. Пленный быстро отошел от забора.
— Чем ты там торговал? — спросила Дорит.
«Торговал» — нашла же такое слово!
— Ничем… — буркнул я сердито.
Но Дорит уже заметила у меня в руке браслетик и закричала:
— Ой, покажи!
Я показал ей браслетик, и она сказала одобрительно:
— Очень тонкая работа.
Браслетик действительно был изготовлен с большим старанием. Он был сделан из десятикопеечных монет, обточенных в виде восьмиугольников и старательно отполированных с одной стороны. На гладкой поверхности каждой монетки были выбиты сердце или якорь.
— Ишь, — сказала Дорит, — Надежда и Любовь есть, а Веры нет.
— Не понимаю, — искренне признался я.
— Ну, — снисходительно объяснила Дорит, — существует такое выражение — Вера, Надежда, Любовь. Символ Веры — крест, символ Надежды — якорь, символ Любви — сердце. А тут креста нету, только сердце и якорь. Эти русские в бога не верят.
— Они верят в звезду.
Дорит оставила мое замечание без внимания и вдруг сказала:
— Знаешь, подари этот браслет мне, тебе все равно нечего с ним делать.
— Нет, — сказал я, — он мне самому понадобится.
Дорит нехотя вернула мне браслетик, и я подумал, что если мне когда-нибудь и придется подарить его, то уж, во всяком случае, не Дорит, а кому-нибудь совсем другому.
Я повернулся и пошел к дому.
Позади меня раздавался звонкий голос Дорит:
— Гули-гули-гули-гули!
К хлебным крошкам слетались новые голуби. А военнопленные уже чистили снег возле соседнего дома.

Рейтинг
( Пока оценок нет )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: