Страница 9 из 33
НОВЕНЬКИЙ
В середине января Олев заболел. Зима была жестокой, и он, очевидно, простудился. Ежедневно после школы я заходил к нему, показывал, что задано, и рассказывал новости.
Учеба шла напряженно. Учебный год был коротким, а программу предстояло пройти всю. И главное — в этот год мы кончали начальную школу.
Бурные настроения первого дня словно бы поутихли. Конечно, я знал, что Гуйдо никогда не простит нам провала на выборах старосты класса. Атс иногда бросал плоские замечания по поводу Олева и Линды или Линды и меня. Но до прямого столкновения дело не доходило. Так сказать, огонь тлел под пеплом.
Во время болезни Олева однажды ко мне на перемене подошел наш новенький. Мы почему-то все еще звали его новичком, хотя у него имелись имя и фамилия — Хельдур Трей. Он спросил, можно ли ему пересесть ко мне за парту, пока Олев не выздоровеет. До сих пор Хельдур сидел за своей партой один. Конечно, я не был против — вдвоем веселее и легче, хотя бы насчет подсказок.
Честно говоря, до сих пор я как-то не замечал Хельдура. Это было странно. Обычно появление в классе нового ученика — событие. Но на него никто не обращал особенного внимания. Может быть, оттого, что сам он был очень тихим и несловоохотливым парнем. Он был дружелюбным, но в то же время держался настороженно. О новенькой девочке уже в первый день все было известно: что она приехала из Таллина, что она играет на рояле, что отец у нее инженер, что у нее есть собака, которая умеет ходить на двух лапах, разумеется задних. А о Хельдуре мы как-то ничего не знали, кроме того, что его зовут Хельдур Трей. Но даже это казалось лишним, его прозвали просто «Новичок».
Теперь, очутившись с ним за одной партой, я узнал его получше.
Однажды субботним вечером, когда мы вместе шли из школы, я спросил, как он попал в наш город. Казалось, Хельдур несколько минут сомневался, потом сказал:
— А ты никому не расскажешь?
Я с удивлением посмотрел на него:
— Если это тайна, не стоит рассказывать даже мне. Мы ведь слишком мало знакомы.
— Ты меня мало знаешь, — сказал Хельдур.
Я понял, что он имел в виду. В то время, как мы ничего о нем не знали, он успел все-таки изучить нас. Он говорил мало, мало спрашивал, но замечал все, что происходило вокруг и делал из этого свои выводы.
— Мы с мамой приехали с острова Сааремаа, — вдруг сказал он. — Мой отец был журналистом. Он хотел бежать в Россию, но, кажется, опоздал. В руки к немцам он тоже, видимо не попал, иначе мою маму не стали бы допрашивать. Но мы действительно не знаем, где он теперь.
— Из-за этих-то допросов вы и бежали из дому? — спросил я.
Хельдур кивнул.
— Думаете, здесь спокойнее?
— Пока что спокойней. Мы живем у дальних родственников. Вот если бы только мама смогла устроиться на работу…
— Вам, наверно, довольно трудно?
— Да, нелегко. К счастью, нам достали дополнительные карточки, которые дают больным. Денег пока хватает, чтобы выкупать норму продуктов. Вообще это был случай, что нам удалось достать дополнительные карточки. Один мужчина приходил к нам насчет обмена квартиры, совсем чужой человек: правда, квартирами мы с ним не поменялись, но он теперь стал как бы другом нашей семьи. Мама всегда говорит: «Что бы мы делали без господина Велиранда!» Велиранд — фамилия этого человека. Он и достал нам карточки…
Хельдур продолжал говорить. Пожалуй, он никогда не говорил так много сразу.
Но я уже не слушал его.
Велиранд! Опять этот господин Велиранд! К нам он заходил уже четыре раза. Его по-прежнему интересовало садоводство. Но он вообще был человеком с широкими интересами. Он любил поговорить о политике, войне, правах человека. Частенько он сворачивал разговор на моего отца. В последнее посещение он принес полную банку брусничного варенья, но мама отказалась принять такой «подарок». У нас-то господин Велиранд работал впустую, потому что мы видели его насквозь. Но в семье Хельдура дело, казалось, обстоит иначе.
Как мне хотелось сейчас предупредить Хельдура! Что-то словно грызло меня изнутри, когда он радостно говорил о Велиранде. Но я не смел проговориться. Велиранд был тайной. И не мог же я выдать эту тайну малознакомому парнишке. Правда, Хельдур доверял мне: он рассказал мне свой большой секрет. Но Велиранд был общей тайной — Олева и моей.
На следующем углу улицы мы расстались.
— Ты никому не скажешь, да? — спросил он.
— Можешь быть уверен.
— Заходи как-нибудь ко мне. Парковая улица, четырнадцать, квартира пять, дом во дворе.
У меня было тяжело на сердце. Я даже не заметил, как затрусил полубегом к Олеву. И, едва присев на край постели своего друга, я сказал:
— Знаешь, Велиранд интересуется и другими людьми.
— Куда же он еще ходит?
— К Хельдуру.
— Кто этот Хельдур?
— Новенький, который пришел в наш класс.
— Да, верно. А где его родители?
— Знаешь, он просил, чтобы я об этом никому не говорил.
— Разве с ними что-нибудь случилось?
— Случилось.
— Мы просто дураки.
Я смотрел на Олева с недоумением.
— Мы просто ужасные дураки, — повторил он.
— Я не совсем понимаю, о чем ты.
— Мы должны были бы сразу догадаться, что Велиранд интересуется не только вашей семьей. Это же нелогично. За Велирандом надо было понаблюдать, чтобы точно установить куда еще он ходит вынюхивать. И тогда следовало бы как-нибудь предупредить этих людей.
— Может быть, еще не поздно, — сказал я.
А сам в это время подумал: вдруг мать Хельдура успела открыть Велиранду душу больше, чем надо. Правда, пока особенно бояться нечего. До тех пор, пока отец Хельдура не нашелся, его матери ничего не сделают. Она просто должна служить приманкой. Но, конечно, это было очень слабое утешение.
— Надо дать знать матери Новичка, — считал Олев.
— Может быть, я завтра скажу Хельдуру, — предложил я.
Олев был против.
— Не стоит. Подумай сам. Предположим, ты все ему расскажешь. Он пойдет домой и скажет матери: «Я слышал от одного мальчика из нашего класса, что Велиранд — шпик». Что сделает его мать? Конечно, ужасно испугается. А потом она спросит: «Кто этот мальчик из вашего класса?» Допустим, Хельдур откажется отвечать. Мать его начнет плакать, она ведь как-никак женщина. Сердце Хельдура смягчится. Затем его мать воскликнет: «Я должна сама поговорить с этим мальчиком из вашего класса!» Нет, поверь мне, может получиться жуткая белиберда.
Я был согласен с Олевом. Дело действительно выглядело слишком серьезным, чтобы действовать абы как.
Но что-то надо же было делать.
После долгих рассуждений мы решили послать матери Хельдура письмо.
Но об этом письме я расскажу уже в следующей главе.
