Страница 4 из 5
Домовёнок Кузька и враг-невидимка (сказка)
Глава 5
Кузькино горе
Очень красиво ночью в городе. Огни горят ярче, чем звезды на небе. Фонари старательно освещают улицы, разноцветные огоньки витрин веселят поздних прохожих, тихо мерцают окна. Вот одно из них погасло, потом открылось, и из него тихо выскользнула худая и сутулая фигура с большой коробкой под мышкой.
Фигура крадучись подобралась к дереву и тихонько постучала по стволу. Потом постучала не совсем тихонько, потом совсем уж громко. Чего хотела от дерева фигура, непонятно, но сердилась она все больше и больше, барабанила по дереву сначала кулаками, потом ногами, потом головой. Когда она совсем уже отчаялась, с дерева свалилось что-то большое. Свалилось набок, потом качнулось и встало в полный рост.
— Это не ступа, это безобразие какое-то, — ворчала фигура, пытаясь залезть в предмет, — договаривались же, три стука по дереву, и она плавно пикирует вниз.
Странно, что Баба Яга столько лет прожила со ступой, а так и не догадалась, что та не умеет считать даже до трех. А странной фигурой, вылезшей из окна, и была Баба Яга.
— Нагостилась у городских, пора и честь знать, — пробормотала она, стукнула три раза помелом об асфальт и взмыла в ночное небо.
Считать ступа не умела, но летала просто отлично и с легкостью несла и лесную бабушку, и черный ящичек, который та взяла с собой.
А Кузька у Нафани всю ночь чаи гонял. Возвращается он утром домой, а кругом одни неприятности. Наташа с шишигой телевизор засмотрелись и посуду помыть забыли. Прибрался он быстренько на кухне, побежал Бабу Ягу будить, пока родители Наташи не проснулись и ее не заметили. А вместо Яги — пустое место. И вместо телевизора — тоже.
— Охти, батюшки, охти, матушки, — причитает Кузька, — не уберег добро хозяйское. Сам в дом воришку пригласил, сам дверь ей открыл, сам с хозяевами познакомил, сам задание извести телевизор дал. Да как же мне после этого всему белому свету в глаза смотреть? Ой, горе мне, горе!
— А почему тебе горе? — интересуется шишига.
— А потому, что жил-был на свете замечательный домовой Кузька. Хозяйство в исправности держал, пожилых уважал, малых уму-разуму учил. А теперь вместо него — некошный домовой, Непойми-Какой. А слово «некошный», Юлька, для домового самое страшное обзывательство.
Ничего не понимает Юлька. Вроде бы и Кузька перед ней, а говорит как-то непонятно. И что за напасти с утра? Сидела себе спокойно под кроватью, деревянную ножку у кровати подгрызала, пока никто не видит, а тут шум, гам, причитания. И все от одного совсем маленького домовенка — Кузьки.
Шишига хоть и шустрая была, но еще молодая, сама такие непонятные сложности решить не могла. Разбудила она Наташу и давай ей жаловаться:
— А он говорит, что ему горе, а я говорю, что почему, а он говорит, что Непойми-Какой, и кошкой какой-то ругается. Чего делать-то?
— Подожди, Юлька, я спросонья никак не пойму, что происходит. Ты можешь мне по-человечески все объяснить?
— Ой, не могу по-человечешки, — уже в голос ревет шишига, — я же не человечек!
— Ладно. Пойдем Кузьку спросим. Он существо разумное, быстренько все прояснит!
Ох и намучилась же Наташа, пока разобралась, в чем дело!
— Успокойтесь, мы что-нибудь придумаем, — решила она, — в конце концов, никакая вещь не стоит таких страданий. Давайте лучше думать, как с этой неприятностью справиться.
Сели они и стали думать. Раз Баба Яга телевизор в темный лес унесла, спасти его трудно. Одного домовенка на выручку Наташа не отпускает, потому что это опасно, а сама идти не может, потому что ей мама не разрешит. Если не верите, то спросите свою маму, не отпустит ли она вас с домовым и шишигой в темный лес с Бабой Ягой разбираться. Сами увидите.
А если мама увидит, что телевизор пропал, у нее могут возникнуть вопросы, на которые Наташе будет трудно ответить. Попробуйте скажите своей маме, что ваш телевизор унесла Баба Яга, сразу поймете, как трудно было девочке. Правде никто не поверит, а неправду говорить неприятно.
— Знаете, — решила Наташа, — мама почти не заходит в мою комнату. Сейчас они с папой на работе, а после сразу пойдут в гости, домой придут совсем поздно, а утром — опять на работу. Только вот послезавтра у них выходной, мама будет проверять, как я комнату убрала. Захочет посмотреть, как я пыль на телевизоре вытерла, а телевизора и нет. Так что давайте будем надеяться, что Баба Яга до выходного раскается.
Кузька согласился подождать, когда Бабу Ягу совесть замучит, пока ничего нового придумать не сможет. Неприятность неприятностью, а жить-то как-то надо, даже если ты совершил ошибку.
Сначала девочки по привычке садились на диван и сидели смирно, как при телевизоре, но это им быстро надоело.
— Давай, как красны девицы, будем крештиком прекрасные шалфетки вышивать и песни петь! — предлагает шишига.
— Глупости какие, — пожимает плечами Наташа, — разве это развлечение? Да сейчас в любом магазине можно салфетки купить, какие хочешь.
— Лошадки у вас нет, косички некому заплетать, теленка вошпитывать тоже не надо, — перечисляет шишига, — чем у вас тут по хозяйству в городе занимаются?
— Разве хозяйство это развлечение? — вздохнула Наташа. — Хозяйством занимаются, чтобы мама не ругалась, и потому, что так надо. Если бы можно было не мыть посуду и не ходить в магазин, никто никогда бы этого по доброй воле не делал.
— Я тоже так думала, — согласилась шишига, — только тогда я сидела в грязной норке, и никто меня не любил. А как Кузька меня в семью взял, оказалось, что печку цветами рашписывать интереснее, чем ручки у чашек подгрызать, а цыплят от коршуна спасать веселее, чем горшки со шметаной с полки сшибать. Переполох — тот же самый, только все шмеются и радуются. Может, и у вас что-нибудь интересненькое найдется. Покажи-ка мне свое хозяйство! Сейчас живо что-нибудь шумное сообразим.
Для простой деревенской шишиги в доме и правда много всего интересного нашлось. Сначала ее не могли оттащить от стиральной машины, уж больно смешно в ней белье бултыхалось и в окошко билось. Потом не могли ее из этой стиральной машины вынуть — закрылась она изнутри, дверку держит, а сама жалобным таким голоском просит кого-нибудь на кнопочку нажать. Уж больно ей понравилось, какое белье из этой машинки вынули — чистое, благоухающее, почти сухое.
Стиральная машина — это ладно, а вот что совершенно потрясло шишигу — так это пылесос. Сначала, когда только начала Наташа пылесосить, Юльке даже плохо сделалось.
— Это не чешно, — кричит, — я в гости приехала, мне шамый вкусный мусор и пыль положено отдавать, а тут какое-то чудище все подчистую шлизало, даже самой штаренькой бумажечки от конфетки не оштавило! Это пока я буду ждать, когда пыль накопится, ш голоду помереть могу!
— Успокойся, Юлька, сейчас чай с печеньем пить пойдем, я тебе ни за что не дам с голоду помереть, — утешает ее Наташа.
— Ага! Сами все вкушненькое съели, а гоштей всякой гадостью кормят! Для меня ваше печенье, может быть, самая вредная отрава!
— Ну раз ты так любишь пыль и мусор, придется тебе кое-что показать, — сдалась Наташа.
Открыла она пылесборник, а там для шишиги добра видано-невидано!
— Это ты что, ради меня с чудищем сразилась и его победила? — с недоверием спрашивает шишига.
— Нет, это он сам тебе свое сокровище отдал, — хохочет Наташа.
— Ради меня жизнью пожертвовал и шломался? — наливаются слезами глаза Юльки. — Он такой хороший был, а я для него еды пожалела?
Собрала тут Наташа пылесос, стал он опять, как новенький.
— Понимаешь, Юлька, он пыль собирает в одно место, а потом ее всю отдает, — объясняет она.
— Какой добрый, — восхищается шишига, — а я о нем так плохо подумала. Теперь уж мы точно дружить будем. Я теперь с вашим пылешошом никогда не раштанусь.
Шишига с таким интересом знакомилась с домом, что Наташе и самой все стало интересно. Она привыкла к работе умных домашних вещей и перестала обращать на них внимание. А оказалось, что когда моешь посуду, вода не просто течет из крана, а падает, как маленький водопад. И этот водопад слушается тебя, как воспитанный щенок.
А кроме водопада, в доме еще есть послушный огонь, который живет в газовой плите, ручные песни, обитающие в магнитофоне, воспитанный ветерок, сидящий в вентиляторе, и прочие очень удобные и полезные вещи. Наташа с шишигой словно ожили — совсем как прежние стали, только иногда телевизор вспоминают и вздыхают жалостно. А так — ничего. Очень даже веселые.
Конечно, не все дела по хозяйству у них гладко идут. То Юлька пытается в стиральной машинке чашки постирать, то в плюшки вместо муки стиральный порошок сыпет. Он же тоже белый, а у них в деревне раньше только мылом стирали, ни о каком таком порошке слыхом не слыхивали. Но Наташа всегда рядом и вовремя успевает подружку поправить и дело исправить. От этих мелких неприятностей у них только шум и хохот и совершенно никакого расстройства.
Все бы хорошо, да вот только Кузька в их делах совершенно никакого участия не принимает. Сидит он себе на карнизе, думу думает. Хоть и успокоила его Наташа, а все не по себе ему. Ящичек хоть и вредный, да хозяевами любимый. Хотел он только чары его снять, а вон как нехорошо вышло.
Как ни пытались его шишига с Наташей делами своими от мыслей грустных отвлечь, ничего у них не получалось. Юлька даже за занавеску неожиданно дергала, чтобы Кузька с карниза свалился и развеселился, да только домовенок равновесие крепко держал. А под вечер глянули девочки — карниз пустой.
— Наверное, к Нафане пошел, — решила Наташа, — ну ничего. Может, Нафаня его развеселит. Он мудрый и опытный, не то, что мы с тобой.
