Страница 4 из 16
Лето разноцветно-косолапое (повесть)
Пылесосный талант
Лето на Камчатке недолгое и нежаркое. Хотя кому как: белому Умке всё-таки было жарковато, мечталось поваляться по холодному снегу. А медвежоночий возраст тем и хорош, что каждый летний день долог, как целое лето.
Но коренные камчатские растения знают, что надо торопиться. Когда наступает лето, в два дня распускаются листья берёз. Травы подрастают с каждым часом — посиди смирно, и заметишь, как тянется кверху юный побег. Дружно раскрываются навстречу солнцу одуванчики — вчера ещё склон был зелёный, и вот уже устлан мохнатым жёлтым ковриком. Можно покувыркаться, погоняться за бабочками, напудрить нос жёлтой пыльцой, пожевать цветочек — душистый, сладковато-горьковатый. А пройдёт день, другой и…
— Снег, снег! — закричал Умка. — Ура, все на снег! — и со всех лап ринулся к склону, недавно такому жёлтому, а сегодня сплошь белому-белому, пушистому. Ворвался в белизну, упал, чихнул… и заплакал:
— Это не снег… Просто фу, а не снег…
А над расстроенным медвежонком кружились сияющие пушинки — семена одуванчика.
Одуванчиковый пух, конечно, не снег, а если и «фу», то не в плохом смысле, а в том смысле «ф-ф-фу-у-у», что его сдувать можно. Можно просто пускать стайки пушинок по ветру, но ещё лучше соревноваться, кто на кого сдует больше пуха. Тут равных не было губачонку Бхалу. И немудрено — вон у него какие губы дудочкой! Даже вдвоём Тедди и Умка не могли его передуть. Помогла Панда: подкралась к Бхалу сзади и закрыла ему рот ладошкой, а Тедди с Умкой дружно дунули — и наконец-таки запорошили всю рыжую мордашку пухом.
— У-у-у, нечестно! — возмутился Бхалу. — Все на одного! И всё равно я вас больше наодуванил.
Тем временем Аксинья Потаповна сидела, прислонившись спиной к раскорявистой берёзе, и радовалась на резвящихся детей. Запрокинула голову, чтобы почесать темечко о шершавый ствол, и увидела на ветке над собой длиннохвостую пестрогрудую птицу. Кукушка!
— Кукушка, кукушка, спела бы что-нибудь, — попросила медведица.
— А годы тебе не накуковать? — вопросом ответила кукушка.
— Да я, собственно, только до пяти считать умею, — призналась Аксинья Потаповна.
— Думаешь, тебя на больше хватит? — усмехнулась кукушка. — Совсем кукукнулась на старости — чужих сорванцов воспитываешь. Умные птицы, как я, для себя живут, птенцов другим подкидывают. Ничего я тебе не накукую!
— Что спорить, ты всё равно не поймёшь, — повела плечом медведица. — Вон, послушай, жаворонок поёт — у него дети, у него и песня. А у тебя на душе одни «ку-ку»…
Пожала плечами и кукушка. Действительно, не поняла.
Умка от игры упарился и улёгся отдыхать.
— Однако снегу хочется, — вздохнул он.
— Что такое «снег»? — спросил Бхалу.
— Белый, чистый, свежий, — мечтательно зажмурился Умка.
— Мокрый, — добавил Тедди, который видел снег только по весне, когда он тает.
— Холодный-холодный, — добавила Панда. (Уж панды знают, что такое снег, потому что не спят зимой.)
— Бр-р-р! — передёрнулся Бхалу. — Не хочу холодный. Люблю юг: тепло, фрукты сладкие, деревья высокие, птицы яркие, солнце спинку припекает…
— Не рассказывай, — взмолился Умка. — От твоего юга у меня мурашки по спине.
— Так ты бы встал с муравейника, — посоветовала Аксинья Потаповна.
Умка вскочил, стал отряхиваться и вычёсываться, а Бхалу обрадовался:
— Муравейник! Вкуснятина!
— Подожди, — сказала Аксинья Потаповна. — Сейчас я покажу, как лакомиться муравьиной кислотой. Нос в муравейник совать не следует, а то муравьи залезут в ноздри и покусают. Надо облизать лапу…
Медведица облизала переднюю лапу и положила её на муравейник. Беспокойные чёрные насекомые засуетились пуще прежнего, пытаясь как-нибудь избавиться от тяжёлой лапы — если не спихнуть, то уж прогнать укусами.
Вот они кусают, а мне не больно, — поясняла медведица. Кожа толстая. Зато лапа становится кисленькая. — И она с наслаждением снова вылизала свою лапу, заодно проглотив парочку зазевавшихся Муравьёв. — Понятно?
— У-у-у, не так, не так, — Бхалу просто дрожал от нетерпения. — Пустите меня, пустите!
Аксинья Потаповна посторонилась:
— Ладно, покажи ты.
И Бхалу показал искусство настоящего медведя-губача. Набрал в себя побольше воздуха, да как начнёт дуть на муравейник! Щепочки, веточки да и сами муравьи полетели кувырком от такого урагана. Ещё один выдох — и обнажилась сокровенная внутренность муравейника, где кипела аварийная работа: муравьи-няньки и спасатели старались унести куда-нибудь большие белые личинки. Вот эти-то личинки губачу и нужны. Бхалу вытянул свои губы-трубы и принялся, как пылесос, вбирать в себя мелкую добычу. И притом жужжа, и урча, и пыхтя на всю округу. Насосал полный рот, почавкал, почавкал, отплюнул попавшиеся деревяшки и зажмурился — так ему было вкусно.
— Вку-у-уфно! — сказал Бхалу.
(Вот отчего шепелявят медведи-губачи: у них во рту широкая щель между передними зубами — как раз для таких вот «пылесосных» фокусов. И ноздри плотно зажимаются, чтобы муравьи не заползали.)
— У нас на Ланке большие муравейники, — похвастался Бхалу. — А есть ещё термитники, каменные, мы их когтями расцарапываем: раз, раз, раз! Термиты толстые, ещё вкуснее Муравьёв.
(Вот зачем губачам длинные крепкие когти: специально для разорения термитников.)
— Ну вот что, — строго сказала Аксинья Потаповна, — не знаю, как там у вас на Ланке, а на Камчатке муравейник — драгоценность. Разорять больше не дам, ни-ни! Разве что только лапу накислить.
Многому учила разноцветных медвежат Аксинья Потаповна. Дошёл черёд и до счёта.
— Считать до пяти непросто. Но учиться надо. Математика — повелительница всех наук! Запоминайте: раз, два, три, четыре, пять. Вставайте в ряд, я вас пересчитаю: Тедди — раз, Бхалу — два, Умка — три, Коала — четыре, Панда — пять. А теперь математический фокус: поменяйтесь местами. Как хотите перемешивайтесь — математику не проведёшь. Считаю: Коала — раз, Умка — два, Тедди — три, Панда — четыре, Бхалу — пять. Всё равно получается пять!
— Вот это фокус! — восхитились медвежата.
А Панда спросила с хитрецой:
— Нас, маленьких, пять, а если ещё вас посчитать?
— Меня можно не считать, — уклончиво ответила вожатая. — Уж я-то никуда не денусь.
— А если рядом нет столько медведей, — задал вопрос Тедди. — Как тогда считать до пяти?
— Тогда найди цветок шиповника и съедай лепестки по одному: раз, два, три, четыре, пять.
И медвежата тут же объели по розовому сладкому цветку и убедились: действительно, лепестков у шиповника пять. Просто чудеса математики!
— А что считать зимой? — спросил полярный медвежонок Умка. — Зимой цветов нет.
— Зимой вообще-то спать надо, — заметила Аксинья Потаповна. — Но уж если тебе не спится, математика всегда с тобой. Пересчитай пальцы на своей лапе — сколько?
— Я пересчитаю! — вызвался чёрный медвежонок Тедди. — Раз, два, три, четыре, пять!
На этом Тедди не успокоился и взялся пересчитывать пальцы на второй лапе — пять! И на задней лапе — пять! Хоть справа налево, хоть слева направо. Воистину удивительная наука — математика.
— Умк, дай пять! — попросил Тедди.
Ладошка белого медвежонка оказалась необычной — не кожаная, как у Тедди или у Аксиньи Потаповны, а покрытая густой шерстью (понятно, чтобы по снегу ходить). Но пальцев на лапе оказалось тоже именно пять.
— Пай, дай пять! — не унимался дотошный Тедди.
Панда Пай Сюн застенчиво хихикнула и протянула лапку.
Тедди начал считать и сбился. Начал пересчитывать и опять сбился. Как ни считал, а один лишний палец всё время оставался.
— Что же это такое! — расстроился чёрный медвежонок.
— Это палец номер шесть! — сказала Панда. — Им удобно прутики держать. А можно фигу сложить, вот, — и она продемонстрировала, как показывать фигу шестым пальцем.
Аксинья Потаповна задумчиво посмотрела на фигу и сказала:
— Значит, со мной нас будет шесть. Век живи, век учись.
Тут подала голос Коала, маленькая сумчатая медведица:
— А ещё бывает семь. У меня в Австралии семеро внучат.
— Нет, больше шести мы считать не будем! — решила Аксинья Потаповна, помотав головой. — Всё, что больше, — это «много». Например, ягод бывает очень много, но их не считают, их просто едят. И всё равно математика — повелительница наук!
В поход
— У-у-у… Куда мы всё время идём? — спросил Бхалу, лохматый медвежонок-губач.
Аксинья Потаповна только вздохнула, а Тедди и Панда в один голос сказали:
— МЫ ПРОСТО ГУЛЯЕМ! — и засмеялись.
Потому что Бхалу задавал этот свой вопрос уже не в первый раз, не в пятый и не в шестой, и Аксинья Потаповна устала отвечать, что они просто гуляют, что медведям обязательно надо много ходить и хорошо питаться, чтобы за лето нагулять достаточно жира для долгой зимней спячки.
(Но медведи-губачи живут на юге, в индийских странах. Там в джунглях сколько угодно муравейников и больших деревьев, на которых всегда много вкусных фруктов. Зимы и вовсе нет, спать по нескольку месяцев не приходится. Людям со стороны кажется, что у губача вообще нет забот, что он совершенный бездельник, потому будто бы и шерсть у него лохмата и нечёсана, потому и когтищи нестрижены. Вот и придумали ему обидное прозвище — «медведь-ленивец». Напрасно. Каждый зверь живёт по своим правилам, как ему лучше. У губачей — одни правила, у камчатских медведей — немного другие; а люди со своими понятиями лучше бы вовсе помолчали.)
— А давайте, правда, куда-нибудь пойдём, — предложил Тедди.
— Ну хорошо, — сдалась Аксинья Потаповна. — Давайте заберёмся вот на ту сопочку, оглядимся и вместе подумаем.
Сопка напоминала формой гигантского медведя, поджавшего под себя все четыре лапы и уткнувшего в землю нос. На «спине» её росли деревья, по «бокам» — кусты и стланики, «шея» круто опускалась скалистым обрывом. С самого верха, с каменного «загривка», открывался далёкий вид на окрестности. Дул холодный ветер, шумел в ушах и разъерошивал густую шерсть на пробор. Теплолюбивый Бхалу укрылся от ветра за большим камнем и даже не хотел любоваться окрестностями.
— Ну, глядите: вот вам четыре стороны света. Там — север, — медведица показала лапой.
— Пойдёмте на север! — обрадовался Умка. — Там прохладно! Там льдины! Тюлени! Там мама!
Аксинья Потаповна с сомнением покачала головой:
— Льдин сейчас нет. Там есть обрывистые скалы у самого моря, на скалах гнездятся птицы, несметное множество птиц — чайки, бакланы, кайры… Они там насиживают яйца, вкусные, но птицы больно клюются. Ещё на севере тундра…
— Хочу в тундру! — Умка даже встал на задние лапы, как бы желая заглянуть за горизонт.
— Мы обязательно пойдём в тундру, но позже, когда ягоды поспеют. Сейчас там только зря лапы промочишь. А вот повернёмся направо — это восток. Там солнце встаёт…
— Хочу на север, — упрямо повторил Умка и на восток поворачиваться не стал.
Зато Панда повернулась туда с надеждой. Ведь всем известно, что Китай — восточная страна. Но на востоке, сколько глаз хватало, расстилалось море, только поодаль от берега чернел голый остров, окружённый пеной волн. Не мог же весь Китай поместиться на этом острове?
— Нет, конечно, Китай где-то за морем, — согласилась вожатая. — А на этом островке только птицы живут. На восток нам, сами видите, идти некуда. Давайте на юг посмотрим.
Юг! При этом слове Бхалу выбрался из-за камня, и словно бы специально ради него ветер с моря затих и повеял с юга. Там, за змеистой рекой, высились грядами сопки, за сопками — ещё сопки… А за ними виднелась дымка не просто туманная, а какая-то сизо-грязная.
— Это дымит город, — пояснила вожатая. — Там нет леса, там живут люди. От них много шума, грязи и копоти.
Бхалу понюхал ветер — да, пахло не цветами и не фруктами, пахло грязью и копотью.
— А джунгли? — спросил он.
Аксинья Потаповна пожала плечами:
— Наверно, очень далеко, на жарком юге. Туда и птицам трудно долететь, а нам дойти — целого лета не хватит.
— А я пойду на север, — решительно пробурчал Умка.
— А запад, где запад? — тряс медведицу барибал Тедди.
— Запад — у тебя за спиной, во-он, смотри.
— Дикий Запад, йяхху! — обрадовался Тедди и запрыгал, исполняя дикий западный танец.
В той стороне, куда показывала медведица, сопки становились выше и превращались в настоящие горы, раскрашенные бело-голубыми прожилками.
Из-за гор, над горами, вздымался величественный туманно-белый вулкан.
— А что там виднеется такое белое? — без особой надежды спросил Умка. — Одуванчики?
— Это снег, — ответила медведица.
— Разве летом бывает снег? — усомнился Тедди.
— Да что же такое этот ваш снег? — спросил Бхалу.
Аксинья Потаповна задумалась.
— Так, говоришь, у вас в джунглях не бывает снега? Тогда тебе обязательно надо на него посмотреть. Решено!
Умка потрепал губача по спине:
— Тебе понравится!
— Ура, на запад! — скакал Тедди, и Аксинья Потаповна даже велела ему отойти от края скалы, а то ведь так и свалиться недолго.
И поход на запад начался прямо сразу. Долго ли медведю собраться? Чемоданов нет — встал и пошёл.
Коала ехала на запад на Умкиной спине и улыбалась про себя странностям мира. В Австралии всё иначе! Жаркое солнце светит с севера, идёт по небу справа налево. А чем дальше к югу, тем, наоборот, прохладнее. Из-за моря в Австралию на зимовку приплывают пингвины, они рассказывают, что на самом южном юге как раз и есть вечный холод — Антарктида.
(Но читателю я всё же посоветую самому поглядеть на географическую карту и разобраться, в какой стороне от Камчатки находится Китай, в какой — Америка, в какой — Австралия. Аксинья Потаповна хоть медведица и мудрая, а всё же никогда не держала в лапах географической карты.)
