Страница 15 из 22
Морские приключения барона Мюнхаузена
Седьмое приключение
Как только барон вернулся, все его окружили и стали просить рассказать что-нибудь из его жизни, столь богатой интересными приключениями.
Барон долго не уступал. Он обладал даром рассказывать весьма занимательно, но делал это только когда на него находило вдохновение и никогда не отступал от своих привычек. Видя, что все попытки уговорить барона напрасны, все стали понемногу расходиться.
Наконец, наступил долгожданный вечер. По улыбке, игравшей на лице барона, все поняли, что он в хорошем настроении и не прочь что-нибудь рассказать.
Все смолкли и приготовились слушать с большим вниманием.
— Во время последней осады Гибралтара, — начал барон свой рассказ, — на одном из кораблей, подвозивших провиант, которым командовал лорд Родней, я отплыл в крепость навестить моего старого друга генерала Эллиота, стяжавшего себе бессмертную славу при защите Гибралтара, Несказанно мы обрадовались друг Другу. Когда первые порывы радости улеглись, генерал повел меня показать крепость. Я познакомился с состоянием гарнизона и расположением неприятеля.
Со мной была великолепная подзорная труба, которою я купил в Лондоне. Я смотрел на неприятельский лагерь и вдруг увидел, что неприятель направил на то место, где мы стояли, тридцатишестифунтовое орудие. Не медля ни минуты, я приказал, чтобы на это самое место было поставлено сорокавосьмифунтовое орудие.
Могу сказать не хвастаясь, что в артиллерийских познаниях у меня нет соперников. Я навел дуло пушки прямо в дуло неприятельского орудия, и в тот момент, когда испанский канонир подносил зажженный фитиль, я скомандовал нашему орудию «Пли!» В один и тот же момент раздались два выстрела. На полпути снаряды столкнулись. Произошло что-то изумительное.
Неприятельское ядро было отброшено нашим со страшной силой назад в Африку, оторвало голову канониру и шестнадцати артиллеристам, разбило в щепки мачты трех кораблей, стоявших один за другим, пролетело еще двести английских миль и наконец в какой-то деревушке ударило в крышу бедненькой избенки, продырявило ее и угодило в рот старушке, спавшей на спине и сладко похрапывающей. Вскоре прибежал ее муж, но как он ни старался вытащить застрявшее ядро, ничего не смог сделать. Тогда он протолкнул ядро в желудок, откуда оно и вышло естественным образом.
Наш снаряд, отбросив неприятельский, полетел дальше, сбил с лафета пушку, из которой только что неприятели выстрелили в нас, попал в их военный корабль и пробил дно. Корабль дал течь и через несколько минут пошел ко дну со всем экипажем.
Без сомнения, это был величайший подвиг. Но я далек от мысли приписывать его только себе. Конечно, честь выдумки принадлежала только мне, но помог и счастливый случай. Впоследствии выяснилось, что в наше сорокавосьмифунтовое орудие положили по нечаянности двойной заряд пороха, чему и надо приписать силу удара нашего ядра, которое так удачно отразило неприятельское.
За мою услугу генерал Эллиот предложил мне поступить строевым офицером в его гарнизон, ио я отклонил это предложение и удовольствовался тем, что генерал в присутствии всех офицеров в тот же вечер за обедом благодарил меня в самых лестных выражениях.
Питая безграничную симпатию к англичанам как к самому храброму в мире народу, я решил не покидать крепости до тех пор, пока не окажу им еще какую-нибудь услугу. Недели через три такой случай представился. Я надел форму испанского солдата и в глубокую полночь вышел из крепости. Никем не замеченный, я осторожно пробрался в неприятельский лагерь, подкрался к палатке, где происходил военный совет относительно штурма нашей крепости.
Мне удалось расслышать все до мельчайших подробностей. Когда совет закончился, граф и офицеры пошли спать, а вскоре и весь лагерь, не исключая и часовых, погрузился в глубокий сон. Когда я убедился, что все спят, я тихонько подкрался к пушкам и быстро стал бросать их в море одну зм другой — подальше от берега.
Я работал один и должен сказать, что это была самая трудная работа в моей жизни, потому что пушек было больше трехсот. Затем я стащил в одну кучу на середину лагеря лафеты и тележки с зарядными ящиками. Я старался делать как можно меньше шума, поэтому приходилось носить повозки и тележки под мышкой. Когда эта куча выросла с гору, я поджег ее. Она вспыхнула, как порох. Начался ужасный пожар.
Чтобы отвлечь от себя подозрения, я первый поднял тревогу. Легко себе представить ужас и смятение, которые охватили весь лагерь. Когда паника прошла, все решили, что часовые были подкуплены неприятелем и пропустили семь или восемь английских полков, которые и уничтожили всю артиллерию.
В известиях, опубликованных правительством об этом деле, говорилось о больших потерях, понесенных неприятелем вследствие пожара. Но никто не знал, кому это приписать. Хотя я, один только я, спас в ту ночь Гибралтар. Никому, даже генералу Эллиоту, я не рассказал о своем подвиге.
— Страница 15 —
